Юркины бумеранги - Страница 12

Нет, Семён все-таки молодец. Он умеет просить прощения, когда виноват. Вот из Василия этого элементарного «я больше не буду» клещами не вытащишь, даже если его вина очевидна.

Я сидела на подоконнике и грелась на солнышке, изредка поглядывая, как идет уборка территории. Ну конечно, все люди как люди, делом заняты, а Васенька с Савушкиным уселись верхом на старый покосившийся забор за корпусом и мирно беседуют. Я прислушалась.

– Эх, Савушкин, тебя бы в первую смену! В Машином отряде такая девчонка была!

– Понравилась, да? – участливо спросил Савушкин.

– Дурак, что ли?! – возмутился Васька. – Она же в малышковом отряде была. Ей семь лет!

– А-а-а… Хорошая?

– Не то слово. Глаза на пол-лица, и такие… Эх ты, Савушкин! – махнул рукой Васька, будто Савушкин был виноват, что не знает эту Ленку.

– Други мои, убираться будем или как? – поинтересовалась я.

– Или как, – дерзко заявил Васька, но тут же сообразил, с кем разговаривает, и смутился. Правда, ненадолго.

А Савушкин спросил:

– Маш, у тебя же выходной до обеда, ты почему не спишь?

– С вами, оболтусами, поспишь, – проворчала я и пошла проверять палаты.

Ко всем приезжали, а к Ваське нет. Но он ходил веселый, насвистывал что-то себе под нос. Оно и понятно: отца, наверное, все лето не видит, что ему месяц. Хотя нет, Васька все равно скучал и свистел все громче и веселее. Только старался быть рядом со мной. Не отходил просто! А если обзывали прилипалой – колотил обидчиков. Ох и натерпелась я в эти дни с Васенькой!

Однажды он сидел у меня в сончас. Ночью Васька не спит, в сончас тоже. Спрашиваю:

– Ты когда-нибудь спишь, Василий?

– Ага, – отвечает, – на лагерных мероприятиях.

Сегодня жарко, все уморились – спят, а он колобродит.

– Ску-у-учно… Маша, можно я Савушкина разбужу?

– Я тебе разбужу! Сейчас сам быстро в постель отправишься.

– Идиотизм какой-то! – возмутился Васька. – На улице солнце, а ты спи. Ну ведь неправильно же, Маша!

– Это ты неправильный. Все ведь спят.

– Ну и дураки.

– Не ругайся – выгоню.

Васька повздыхал, взял мою книгу. Оттуда выпала и спланировала на пол фотография Дадхо. Васька поднял.

– Это кто? Жених, что ли?

– Это народный артист Грузии – Дадхо Чаурели, – грустно соврала я. Вот бы Дадхо посмеялся.

– Ну-ну! – усмехнулся Васька. Поднес фотографию к глазам: – Как его зовут?

– Дадхо.

– На папу похож.

Я даже поперхнулась кислой ранеткой, кучу которых притащил мне сегодня Савушкин.

– Не веришь, да? – сощурил свои синие глазищи Васька.

Соскочил с кровати и умчался. Я думала: обиделся, но он вернулся через пять минут. Положил передо мной фотографию. На ней была изображена семья, в центре торчала кудлатая голова маленького Васьки. Этакий бесенок…

– Это бабушка.

Бабушка, маленькая и сухонькая, смотрела строго.

– А это папа. Ну что, не похож?

– Ну немножко, – согласилась я, чтобы не обижать его. Хотя, по-моему, совсем они не похожи, просто оба черноволосые, темноглазые.

– А это – мама.

Да, тут Васька прав. Мы действительно чем-то похожи с его мамой. Не сильно, но все же… Тип лица, разрез глаз и что-то еще – неуловимое. Васька выжидательно смотрел на меня. Он первый раз показывал мне свою маму.

Я сказала осторожно:

– Твоя мама скорее на Нину похожа, – и это была правда, – вожатую третьего отряда. Знаешь?

Васька крутанул пальцем у виска.

– У нее же глаза черные, а у мамы – синие. Как у тебя.

«И как у тебя», – мысленно добавила я.

– Я же не виноват, что на фотографии не видно, – внезапно обиженно сказал Васька, забирая снимок, – а рисовать, как Савушкин, я не умею.

Сказал и ушел. И весь день на меня не смотрел. Я чувствовала себя виноватой. Отношения у нас с ним совсем разладились. Он со мной даже не разговаривал. А что я сделала-то?!

Впрочем, Ваське было не легче. Он притих, вечно думал о чем-то или, наоборот, старался не думать, будто боролся с какими-то своими мыслями. А однажды подошел ко мне и, покусывая нижнюю губу, выдал:

– Маша, а ты уверена, что у тебя никогда ребенка не было?

Не знаю, как Васька, но я-то в своем уме и точно знаю, что детей у меня не было.

– Ты что надумал, Вась? – тоскливо спросила я.

– Ну, а вдруг ты моя мама, а сама об этом не знаешь? Ведь ее не нашли тогда под завалом, может, она… ты спаслась, только память потеряла?

Я ему попыталась объяснить, что так не могло быть, но он не стал слушать, крикнул:

– Ты не понимаешь! – И убежал. И опять замолчал.

Но я понимала, как же я его понимала! Но не могла же я в самом деле стать его мамой! Если бы у Васьки отца не было, я бы без разговоров взяла его себе, но…

Он мучился, я мучилась…

И тут к Ваське приехали. Я стояла на крыльце нашего корпуса и видела, как Васька бежит раскинув руки навстречу высокому мужчине в смешной, какой-то детской, панамке. Васька повис на нем, в шею вцепился и не слезает. А отец смеется, что-то говорит ему… И мне захотелось плакать. Конечно, кто я ему? Вожатая, которых у него было выше крыши! Зачем я Ваське, когда у него такой отец?

Васька пришел сияющий.

– Маша, а папа на два дня останется! Ему директор разрешил и ключ от гостиной уже дал. Маша, можно я с ним ночевать буду?

– Ну конечно, – отрешенно ответила я.

Я радовалась за Ваську, но не могла отделаться от чувства, будто у меня что-то отняли. Васька сел передо мной и Савушкиным на корточки (мы на полу отрядную газету рисовали) и затарахтел:

– Представляете, я думал, он в экспедиции, а он взял и приехал. А я в лагере! А он сразу ко мне! Ой, Маша, он мне такой красивый камень привез, говорит, что раскопки ведутся недалеко от моря и там этих камней завались! Они теперь в Грузию поедут.

Что-то я к Дадхо в гости захотела…

– Савушкин, а ты моего папу нарисуешь? Он согласился позировать. – Васька стрельнул на меня синими искрами глаз. – Я его портрет Маше подарю, чтобы она своего народного артиста забыла.

Я огрела Ваську мокрой тряпкой: вот нахал!

Он по-девчоночьи взвизгнул, дернулся. И конечно же пролил стакан с водой на газету! Нам пришлось рисовать все заново, но мне было все равно, потому что Васька сказал:

– Савушкин, ты и меня нарисуй. А то я уезжаю, меня папа с собой берет. Только я позировать не буду, ты – по памяти.

…Ох, Васька-Васенька! Он познакомил меня со своим папой, его звали Сергей Алексеевич. Когда он улыбался, в его карих глазах зажигались золотые искры. У Васьки, наверное, отцовский характер. И тут еще он подходит ко мне и говорит:

– Маша, а вот у меня папа спрашивает, где таких красивых, как ты, вожатых берут? Что ему ответить?

– В огороде выращивают, – мрачно отвечаю я.

Тогда Васька становится грустным.

– Маш, а ты моего папу полюбить совсем не можешь, да?

Я столбенею.

– Что ты выдумал, а?

Васка опустил голову ниже плеч и выдавливает из себя тяжелые, как камни, слова:

– Ну ты бы тогда мне как мама была. На самом деле…

Я чувствую, что зареву сейчас. Особенно если вспомнить, что вещи Васькины уже собраны и после обеда он с отцом уезжает. Как перед маленьким, я сажусь перед ним на корточки, чтобы заглянуть в глаза, и говорю:

– Васька, я в гости к тебе приеду… Хочешь?

Но он отчаянно замотал головой: нет!

– Ты приедешь и уедешь. И опять навсегда. Как мама.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.