Юра Красиков творит чудеса (Журнальная версия) - Страница 8

— Обязательно надо ставить эксперимент! — горячился Коля.

— Какое легкомыслие! Это недостойно настоящего ученого! — сердито возражал Виктор Петрович.

— А страх перед собственным открытием? Это достойно настоящего ученого? — ехидно спрашивал Коля.

Трудно сказать, до каких взаимных оскорблений дошли бы учитель и его любимый ученик, если бы этот бурный разговор не был прерван внезапным появлением Елены Николаевны.

Она стремительно ворвалась в кабинет и швырнула на стол перед Виктором Петровичем какую-то потрепанную тетрадку:

— Вот! Пожалуйста! Полюбуйся! Доигрались с вашей наукой!

Тетрадка при ближайшем рассмотрении оказалась Юриным дневником. Виктор Петрович взял его в руки и с некоторой опаской стал перелистывать.

Каждая страница дневника была испещрена надписями. Иные надписи носили характер спокойной и суровой констатации факта: «Мальчик крайне ленив!» Или: «Безобразно вел себя на уроке химии». Или: «Играл в волейбол во время классного часа». Но гораздо больше было надписей, представлявших собой патетические и грозные обращения к родителям. Каждая такая надпись, по мысли писавшего, должна была потрясти сердце того, к кому она была обращена. И каждая из них была в то же время возгласом отчаяния, сигналом бедствия, воплем о помощи: «Родители! Ваш сын крайне развязен! Обратите внимание на воспитание вашего сына!» Или: «Родители! Ваш сын не приучен к порядку и к работе!» Или совсем кратко: «Родители! Вовремя займитесь сыном!»

Болезненно щурясь, Виктор Петрович листал этот потрясающий документ, при каждом возгласе, обращенном к нему, испуганно втягивая голову в плечи. Но Елена Николаевна не давала ему сосредоточиться на одной какой-нибудь странице,

— «На уроке не работал, мешал другим!» Это ерунда! — говорила она, быстро листая дневник. — «Родители! Ваш сын груб и плохо воспитан!» Это тоже тебя не касается! Это уж я как-нибудь сама… Ага, вот! Полюбуйся, пожалуйста! Учитель физики обращается прямо к тебе! Читай!

Виктор Петрович отодвинул слегка дневник, подсунутый женой к самым его глазам, и, запинаясь, проглатывая слова, прочел вслух:

— «Уважаемый тов. Красиков! Ваш сын на моем уроке проделал ряд фокусов, противоречащих данным современной науки. Я знаю, что институт, которым вы руководите, занят разработкой… Относясь с большим уважением к вашим работам и к вам лично… Полагаю, что вы напрасно сделали объектом столь серьезного эксперимента своего сына… Мальчик легкомысленно воспользовался своими преимуществами для дискредитации педагога и тем самым способствовал ущемлению авторитета науки в глазах других учащихся…»

Дочитав это обращение до конца, Виктор Петрович повел себя очень странно. Он подошел к Коле, схватил его за лацкан пиджака и стал трясти, приговаривая:

— Ну, что? Теперь вы довольны? А?! Сделал объектом эксперимента… Какой кошмар!.. Это все ваши штуки!..

Отпустив наконец ошеломленного Колю, Виктор Петрович достал ключ, отпер бюро, вынул колбочку, посмотрел ее на свет. Убедившись, что колбочка по-прежнему наполнена и крышка ее аккуратно завинчена, он поставил ее на место, снова запер бюро и облегченно перевел дух.

— Ф-фу! Колечка, простите меня, ради бога! Впрочем, вы сами виноваты. Скоро вы доведете меня до психоза, честное слово!

— Да в чем дело, Виктор Петрович? При чем тут я?

— Как при чем? Вы знаете, какая нелепость сейчас мне пришла в голову? Я подумал: вот мы спорим с вами, ставить эксперимент или нет, а эксперимент уже идет!

— Ага! Понял! Вы решили, что Юрка… Да-а, так и в самом деле недолго рехнуться!.. А, по правде говоря, мне жаль, что это оказалось ложной тревогой. Если вы категорически против, пусть бы уж хотя бы Юрка…

— Вы сошли с ума! Если бы это подтвердилось, я бы умер от разрыва сердца!

— Ну, конечно! — ворвалась в разговор Елена Николаевна. — Если бы что-нибудь случилось с вашей проклятой микстурой, ты бы умер от разрыва сердца. А на сына тебе наплевать! Вместо того, чтобы помочь ребенку завоевать в школе авторитет, ты со своей наукой только создаешь ему дополнительные трудности!

— Какие трудности, Ляленька! Это — просто недоразумение. Я напишу этому педагогу записку.

— При чем тут педагог! Дело не в педагоге! Дело в том, что ты опять отдалился от Юрия. Было время, ты к нему приблизился. А теперь снова от него отошел… Я говорила с Раей Стацинской, ты напрасно улыбаешься, Рая очень умная женщина, она сказала, что мальчика надо во что бы то ни стало определить в какую-нибудь спортивную секцию. В этом возрасте важно, чтобы он постоянно был занят, чтобы у него не было буквально ни минуты свободной… У меня уже был разговор с Юрием на эту тему. Он согласен…

— Вот и великолепно! — сказал Виктор Петрович.

— Ну да, но Юрий заявил, что не желает заниматься никаким другим видом спорта, кроме самбо. Ты знаешь, что такое самбо? Это ужас! Они хватают друг друга и как-то там перекидывают через себя… Но, с другой стороны, я уже готова на все. Пусть самбо! Пусть что угодно, только бы мальчик не был предоставлен самому себе…

— Без-зу-словно! — рассеянно сказал Виктор Петрович. — Как вы думаете, Колечка? Вовсе не худо, если парень в случае чего сумеет сам за себя постоять?..

— Конечно, конечно, — с готовностью подтвердил Коля. — Я сам в свое время увлекался. Самбо — это вещь!

— Хорошо, пусть самбо! — согласилась Елена Николаевна. — Но не думай, пожалуйста, что на этом все проблемы кончаются. Необходимо что-то еще. Правда, в последнее время я немного успокоилась. С тех пор, как к нему стали ходить этот

Саша и Леночка. Особенно Леночка. Все-таки девочка, знаешь… Это как-то невольно облагораживает…

Виктор Петрович очень боялся, как бы его опять не обвинили в том, что он участвует в разговоре формально.

— Девочка? — сказал он глубокомысленно. — Это тоже, знаешь, палка о двух концах…

— Какие пошлости ты говоришь! — искренне возмутилась Елена Николаевна. — Лена в высшей степени интеллигентная девочка! Я уверена, что она оказывает на Юру благотворное влияние!

— Вот и прекрасно! — сказал Виктор Петрович, опять потеряв бдительность и не сумев утаить, что поглощен какими-то своими мыслями.

— Виктор! — Голос Елены Николаевны задрожал от еле сдерживаемых слез. — В конце концов ты отец или не отец? Почему твоя голова работает только в одном направлении? Ты ведь умный! Ну, придумай что-нибудь!

Виктор Петрович послушно стал думать и наконец нашел выход из положения:

— Необходимо трудовое воспитание, вот что. Все горе в том, что он у тебя бездельник. Ты его избаловала! Хоть раз в жизни ты пробовала послать его в магазин?

Елена Николаевна была слегка сбита со своих позиций этой неожиданной атакой. Виктор Петрович опять оказался на коне. Не зря великие стратеги древности говорили, что лучший способ обороны — нападение.

В Юриной комнате интеллигентная Лена Пыльникова оказывала на Юру и заодно на присутствующего здесь Сашуню благотворное влияние. Это выражалось в том, что она учила их играть на гитаре.

— Хватит тебе! Ты долго уже, теперь я! — Юра отнял гитару у Сашуни и, мучительно фальшивя, попытался воспроизвести на одной струне первую фразу известной песни «Во саду ли, в огороде…».

Он отчаянно старался, пыхтел, отбивал такт ногой.

— Не так! Идиот! — с абсолютным сознанием своей власти над ним сказала Лена и покровительственно показала, как надо.

Юра, не реагируя на оскорбление, послушно выполнил указание своей наставницы.

Вошла Елена Николаевна. В руках ее была тарелка с яблоками. При ее появлении Лена и Сашуня мгновенно преобразились.

— Здрасьте, — вскочила Лена.

— Здравствуй, детка. Ешьте яблоки, обед еще не скоро.

Сашуня, вежливо наклонив голову, взял яблоко. Лена, соблюдая приличия, сначала отнекивалась:

— Ой, что вы, спасибо, мне не хочется!

Наконец и она уступила:

— Большое вам спасибо! — и тоже взяла яблоко.

Покончив с церемонией угощения, Елена Николаевна умильными глазами смотрела на Юру, который старательно пытался воспроизвести все на той же одной струне последующую музыкальную фразу: «Де-ви-ца гу-ля-ла-а-а…»