Юность Вардочки - Страница 8

Агув: Ты меня учила верить, что я достоин самого лучшего. Так где же оно?!

Мать Агува: Если бы у тебя было хоть столечко силы воли твоей матери, ты бы ее получил, она ведь не на небе. Но у тебя никакой воли нет. Ты бледная тень твоей мамочки. Ты такой молодой и уже высохший.

Агув: Помоги мне, мамочка. Я ее хочу, ну что я могу поделать? Дай мне почувствовать, что главное еще впереди, и что я ее еще заполучу.

Мать Агува: До каких пор я буду стоять за твоей спиной и нашептывать тебе, что ты должен делать? А когда ты будешь заботиться обо мне? Когда? Да, с сыном у меня ничего не получилось. Ничего не получилось.

Агув: Что ты от меня хочешь? Куда ты меня толкаешь все эти годы? Толкаешь, толкаешь, толкаешь, на виду у всех, позоришь меня, так вот у меня уже и нет силы воли, я уже не знаю - куда и зачем мне идти, я хочу отдохнуть, остановиться, оглянуться, я хочу улаживать свою жизнь сам! А теперь у меня из-за тебя тошнота на всю жизнь! Моя любимая мамочка, если ты умерла, когда я еще был маленьким, ты бы осталась у меня в сердце самым дорогим воспоминанием, я бы вспоминал тебя с нежностью всю жизнь.Я бы искал твой образ в каждой женщине, твой образ в моей памяти становился бы все прекрасней, и я бы вызывал его по мере надобности, согласно собственноручно составленному расписанию. Но зато я был бы свободен, свободен от настоящей, живой мамочки, которая выматывает меня, всюду ходит за мной по сей день, стареет и седеет на моих глазах, теряет свою розовую, нежную и мягкую плоть, и становится крикливой, визжащей старухой, седой и тощей, и мозолит мне глаза своим существованием, и давит на меня и от ее вида меня в дрожь бросает и перебегает мне дорогу повсюду, где бы я ни находился, и нет мне от нее ни спасения, ни укрытия. Когда ты уже поймешь, что надо умереть, чтобы освободить дорогу, которая стала слишком узкой для нас двоих? Когда ты дашь мне иллюзию, будто я - самостоятельный человек, и сам определяю свою жизнь. Каждый твой вдох вводит меня в отчаяние. Пока ты жива - я пропащий человек. Умри, старуха, умри же, ну!

Мать Агува: Мой сыночек раздосадован тем, что его мамочка еще жива. Я жива! Дайте мне фанфары - я жива! Чего ты хотел? Свободы? От меня? Сменяй меня на Вардочку - у нее и тело помоложе, и помягче и пахнет лучше. Ты ведь выяснил, что твоя мамочка - самая лучшая и самая жуткая! Нет другой женщины, кроме меня, что соответствовала бы твоей мечте. Кто еще, кроме меня, может так слепо тебя прикрывать от всех бед, принимать тебя таким, как ты есть, со всеми твоими мерзкими чертами характера, не обращать внимания на твои ужасающие слабости? Чего тебе искать в мире вне объятий мамочки? Ты уже ведь пробовал - и пролетел. Сыночка, вернись к мамочке, я тебе приготовлю вкусную еду, и ты будешь сытым и сонным, будешь болтать со мной длинными вечрами, пока не заснешь в кресле, и я тебя заботливо укрою и появлюсь в твоих снах. Лучше мамочки нету на свете.

Агув: А когда ты, наконец, умрешь и замолчишь, и больше не сможешь ни на что реагировать, даже на мою самую судьбоносную ошибку - лишь тогда наступит между нами полное примирение, вечная любовь, которую ничто не в силах уничтожить - ни досада, ни обида. Не будет ничего, кроме приятного шелеста дерева на твоей могиле. Раз в год я буду приходить к тебе со своей женой - может, это все же будет Вардочка, и с детьми и я скажу им - здесь лежит моя мамочка, не надо смеяться.

Мать Агува: Я бы хотела увидеть внуков еще при жизни.

Агув: Я в этом не уверен.

Мать Агува: Господи, дай мне силы выстоять и выдержать все эти испытания, как я выдерживала все это до сих пор! (Выходит).

Агув: Мамаша меня сейчас не занимает. Я вспомню о ней, когда она умрет. Передо мною постепенно раскрывается следующая картина:

я стою в роще, у дерева, Вардочка едет на велосипеде по дорожке между деревьями в летнем спортивном платье, ее подол развивается по ветру. Я подбегаю к дорожке, гляжу ей вслед, жадно впитываю в себя вид ее бедер, колышащихся над сиденьем, а когда она удаляется, я пытаюсь впитать в себя ее целостный образ - мою путеводную звезду, предмет моей тоски, и я кричу ей вслед

Ну что, ты к счастью едешь? Играть в теннис? Пить малиновый сок? Танцевать? Но с кем? С кем? Я лелею свою ужасную боль в животе и в груди, гоняю ее по всему телу, переворачиваю, как вкусные жирные блинчики на сковороде.

Картина 37

Дом водителя

Водитель и его жена

Жена водителя: Я возвращаюсь к нему. Безо всяких условий, но и безо всякой любви и энтузиазма. Я возвращаюсь, ибо такова жизнь и ты - лишь частица ее.

Водитель: Я принимаю тебя с распростертыми объятьями, но без радости. Ничего не изменилось. Я все так же буду их водителем, а ты - моей уродливой стареющей женой на всю мою оставшуюся жизнь. Ты возвращаешься и это хорошо. Мы вдвоем и это - большое преимущество. Другого у нас нет.

Картина 39

Последняя

Аэропорт.

Присутствуют все.

Вардочка: Я прощаюсь со всеми. Я ни разу не пыталась высказаться, самовыразиться, в этом не было необходимости. Мне кажется, мое существование говорит само за себя. Я так и не выяснила - я ли служила вашим мечтам или вы - моим. Разрешите мне видеть в вас всех краткое введение в историю моей жизни, и сейчас я ухожу ее начинать.

Агув: Давайте начнем ее вместе со мной!

Вардочка: Для вас там нет места. Из вашей жизни я возьму себе сюжет, воображение, приключения, инстинкты, волю к жизни, все либретто, всю яркость. Я оставляю здесь лишь несколько бледных, безжизненных силуэтов, стоящих здесь в предрассветном бледном свете, и машущих мне на прощанье (Все машут). На этом наша общая история заканчивается. А моя в Швейцарии только начинается.

Connets