Юность (СИ) - Страница 4

– И чо? – без особого интереса, даже не поворачиваясь, поинтересовался для порядку Евген Маринин, такой же молодой и ещё совсем недавно – дерзкий на язык и быстрый на кулак жилистый парень.

– Так… он ныне в Африке…

– Иди ты!? – повернулся Евген, и узкое его лицо разом стало хищным и заинтересованным, – Это который Ленке Свиридовой шурину через двоюродного брата свойственник?

– Ага…

– В Африке, значит… и как?

– По всякому, – покосившись на городового и на всякий случай примолкнув, парни добавили шагу, обходя служителя режима стороной.

– Пока добирался, – чуть наклонившись к дружку, на ходу повествовал Васька, прыгая иногда через мартовские лужи, щедро разлившиеся на рабочей окраине по отродясь не мощённым дорогам, – так чуть не помер! Тяжко через море-то, чуть нутро не выблевал.

– Ну эт понятно, – кивнул Евген, глядючи на дружка не мигая, – а потом?

– Потом, – тот выдохнул и поёжился, будто перед прорубью, – знаешь…. как пишет, так и передаю, чтоб безо всяких!

– Ага, ага… ну?

– Так… в общем, опомниться до сих пор не может, и кажный день щиплет себя по утру – не сон ли!? Такая-то малина и лафа, што самому и не верится. В паровозное депо, и комнату в бараке – разом!

– Комнату?! – пугая не ко времени вышедшую за водой девицу, вскричал Евген, шарахнувшись в сторону и вступив от неосторожности в собачье говно. Заругавшись, он начал отмывать подошву в ближайшей луже, слушая рассказ.

– Да! А когда о жаловании стал писать, о ценах тамошних, так и вовсе! В пять! – Васька для достоверности выставил перед собой пятерню, плохо видимую в вечерних сумерках, озаряемых лишь звёздами, да нечастыми огоньками в окнах домов, – В пять раз выше! А цены почти на всё – ниже! – Ну то есть фотографический аппарат ежели покупать задумаешь, то оно и дороже, – поправился он, – а еда – дешевле, и сильно.

– Та-ак… – Чуждый долгим размышлениям, Евген остановился и решительно потянул за собой друга, – давай-ка к Ленке…

– Не веришь?! – обиделся было Климов.

– Чего же не верить? – даже не остановился дружок, – Верю… не ты един такое говоришь. Просто одно дело – кто-то там незнаемый, и другое – насквозь знакомый Пашка. Понял?

– А… а! Да, не на пустое место…

– Так вот… Нам, – остановившись, Евген звучно высморкался, – нечего терять… Как там? Ах да… пролетариату нечего терять, кроме своих цепей!

– Про доку́менты узнать, – подхватился Васька, – да как чего… А может, и в самом деле, а?!

– А я о чём?! Чем так жить…

Переглянувшись, они заспешили к Свиридовой, потому как – ну до зудёжки! Никак на завтра не отложить!

– И ты тута? – удивился Васька пожилому Анатоличу, обчищая сапоги на пороге.

– Ну дык… – тот пожевал дряблыми губами и покосился на молча сидящего рядом сына, – я уж и всё, подзажился – за сорок уже, шутка ли!? А вот Акиму да меньшим ещё жить…

– Ты, девка, чти давай, – повернулся старик к хозяйке дома, приходящейся ему троюродной племянницей через покойную супружницу, – што там у Пашки-то? Оченно мне интересно за ту жизнь узнать!

Дурбан аукнулся нам бессонницей, ночными кошмарами и душевной вялостью, когда не хочется лишний раз не то што пошевелиться, но даже и думать. Организм будто решил разом отыграться за все ранения, недосыпы, ушибы и умственные перегрузки, выполнив поставленную задачу.

На меня навалилась бессонница по ночам, днём же я, за неимением сил, постоянно залипаю на месте в каком-то оцепенении. Попытка передремать после восхода солнца заканчивается головной болью и ещё большей вялостью. Голова становится дурная-предурная!

Саньку мучают кошмары, он раз за разом идёт в рукопашную, то полосуя многочисленного противника клинками, то всаживая в тухлые кишки тесачный штык. Ну и в обратку, не без этого… а главное, до того натуралистично, ярко и подробно, што просто ой!

Мишка впополаме между нами, только што кошмары не столько кровавые, сколько душевные. Всё мниться ему во сне, што он што-то не предусмотрел, и вот сейчас там погибают люди… Худшая гадота, как по мне!

Феликса треплет малярия, но железный поляк всё равно в седле, только што в бой самолично не ходит. Ему сейчас самая горячая пора, вычищать остатки гарнизонов и захватывать ту часть Наталя, которая ещё под бриттами. Держится, только што похудел и до совершеннейшей одури стал похож на Дон Кихота.

– Та-ак… – оценил наш полудохлый вид Владимир Алексеевич, отвратительно жизнерадостный и довольный, – ну-ка…

Повертев нас перед собой и заглянув зачем-то в глаза, он покивал сам себе, и вздыхая, сел на прикрытый стёганым покрывалом дощатый топчан, просевший под его весом.

– Значит так, господа офицеры, – начал он с видом нарочито бодрым, – кхе… Не думал, што буду говорить с вами о таком… ну да ладно!

– Леченье ваше… кхе! – он покраснел помидорно, зажав кисти рук меж сомкнутых колен, и поднял блуждающий взгляд на потолок, с напряжённым вниманием разглядывая трещинки в штукатурке и снующих там гекконов, охотящихся за мотыльками, – Известное, значит, лечение… н-да…

– Короче! – рявкнул он, вовсе уж багровея, – В бордель, и нажраться! Ясно?! И не краснеть мне тут, как институтки, я сам в смущении! Никогда не думал… Всё! Я к Сниману, пусть он вам отпуск, и штоб как следует там!

Стараясь не глядеть друг на дружку, разошлись, все в смущении и таком себе… томлении. За себя, по крайней мере, ручаюсь!

Подготовка заняла несколько дней, потому как не так всё оказалось так просто, как хотелось бы. За командира оставил Военгского, как самого грамотного и авторитетного, заместителем Шульца. Строго-настрого запретив им лихачить и самовольничать, очертил круг обязанностей и прав, и пару дней натаскивал, занимаясь натуральной дрессурой.

Отпуск же…

… неожиданно стал командировкой.

– Ну не на кого, в рот мине ноги! – вертелся вокруг дядя Фима, просительно заглядывая в глаза и никак не походя на боевого генерала, – Ты таки пойми, шо от безбабья и рыбу раком, и если я прошу за да, то это такое весомое пожалуйста!

– Пф…

– Вот и договорились! – обрадовался тот, подсовывая документы и поясняя, за што и как, – Ты здеся смотри, а здеся просто попугать можешь, тибе опыту и глаз хватит! Да, вот такой зырк, но ты больше на мине не надо, а то страшнее, чем когда на пулемёт шёл! Шутю-шутю, но всё ж таки не надо, даже и мине, который знает за тибе много всякого, и хорошего тоже, нервозно саму чуточку!

– Да там не сильное пуганье нужно, – прижимал изрядно похудевший компаньон волосатые руки к груди, – а грамотное! Ицхак понимание имеет, но без того характера, как надо! А Ёся за характер таки да, и ещё раз… нивроку…

Он постучал по прикладу винтовки, с которой не расстаётся даже в сортире, и озарился счастливой улыбкой, гордясь за правильно воспитанного сына.

– Ведь какой шлимазл был, а?! А всего-то – через нехорошее пройти и смерти в глаза глянуть! А, ну да… Характер у него уже таки да, а опыта пока нет. Кому другому если, так это проще самому съездить, чем в курс дела натаскивать.

– Я Самуила и Товию с тобой отпрошу, штоб маячили за рядом, и грубая физическая сила заодно! Габариты-то какие стали, а? Чисто два кабана на задние копыта, но ты мине за этот разговор не слышал. Таки да!? Ну вот и ладненько!

– Ф-фу… есть што поснедать? – устало выдохнул Мишка, вернувшись от Снимана, – Спасу нет, как хочется щец! Из кислой капусты штоб, с головизной.

– Чем богаты, – ответствовал Санька, разливая на троих уху из морской гадоты, приготовленную марсельцем Этьеном. Мишка потянул ноздрями и заработал ложкой.

– Шлавно, – промычал он, чавкая самым некультурным образом, – вкушнотища! Пошти шта и не хуже щей!

– Да! – утолив первый голод, он стал есть медленней, успевая говорить, – Отпуск дали, но такой… в общем, мало чем от командировки отличается.

– И тебе? – удивился Чиж, присев наконец за стол, – Егора тоже впрягли в логистические дела.