Юность подарит первые шрамы - Страница 139

Рэми покинула Грейсона. Очутившись дома, она сразу же побежала в свою комнату. Элай услышал, как сестра хлопнула дверью, и его шестое чувство подсказало ему, что он должен проведать Рэми, убедиться, что с ней все хорошо. Обычно, когда у него возникала подобная мысль, он обнаруживал сестру в крайне тяжелом расположении духа. Так случилось и в этот раз.

– Рэми, что произошло?

– Не хочу говорить об этом!

– А что хочешь? Уединиться с лезвием в ванной?

Элай был прав. Возвращаясь домой, Рэми думала только о том, как она закроется в ванной и выпустит наружу все, что бурлит, свербит внутри, не дает ей покоя. Это всепожирающее чувство расползлось маленькими змейками по всему ее телу. Холодные, кровожадные монстры извивались под ее кожей, и Рэми необходимо было достать их, сделав глубокое кровавое отверстие в одном из неповрежденных участков туловища. Поняв, что брат не позволит ей воплотить желаемое, Рэми рухнула на пол, обвив себя руками, и заплакала. Элай тотчас подлетел к ней и крепко обнял.

– …Подростковая влюбленность – это тот еще шлак. Я же знала. Надеялась, что перерасту этот период и влюблюсь уже в зрелом возрасте… Но голубые глаза и накачанная задница разрушили мои надежды вдребезги.

Элай несколько расслабился, узнав, что сестра расстроена всего-то из-за ссоры с Грейсоном. Он не считал любовные неурядицы серьезной проблемой.

– Ни в каком возрасте не нужно влюбляться, – заявил Элай. – Встречаться? Да. Трахаться, веселиться? Сколько угодно. Но при этом надо держаться отстраненно и бежать без оглядки, если появится хоть малейший намек на то, что начали зарождаться те самые чувства. Любить кого-то – это сущее наказание.

– Поэтому твои отношения и недели не выдерживают?

– Да, – ответил Элай, горделиво улыбаясь.

– Ты общаешься с Никки? – вдруг спросила Рэмисента.

– Переписываюсь. И то редко. Она что-то в последнее время без настроения.

Рэми приехала в Глэнстоун на выходные не только для того, чтобы увидеться с Грейсоном, а еще и затем, чтобы поговорить с братом о Никки. Несмотря на то, что расставание с Грейсоном слегка подпортило ее планы – воспалило рассудок и лишило твердости и решимости, коими она намеревалась воспользоваться при обсуждении с братом такой щепетильной темы, – Рэми все же пересилила себя, отбросила мысли о Мэтисоне и сказала:

– Элай, тебе придется нарушить свою традицию.

Рэми рассказала Элаю о последних событиях, что произошли в «Греджерс». В отличие от Дианы, она не считала, что Дилэйн ответила сполна за свои злодеяния, поэтому, как и планировала, Рэми решила доверить расправу над Никки своему брату. Он был профессионалом в этом деле. Элай не сомневался в словах сестры и с каждой секундой убеждался в том, что Никки действительно поступила, мягко говоря, некрасиво: подставила невинного человека, манипулировала подругами, и даже когда ее вывели на чистую воду, она ни в чем не раскаялась и продолжила вести себя наиотвратительнейшим образом.

– Вспомни Циннию. Я хочу, чтобы ты поступил с Никки так же, как с ней. Сделай это ради меня.

– И ты потом не будешь жалеть об этом?

– Нет. Ни за что.

Никки заслуживала наказания, и этот факт неоспорим, но даже несмотря на это, Элай не хотел участвовать в этом конфликте. И тут дело даже не в совести и не в некоторой привязанности, возникшей к Никки после продолжительного общения с ней. Элаю было просто лень. Чтобы сделать то, что от него требовала его сестра, нужно потратить кучу времени и сил. Но внезапно он понял, что может извлечь выгоду из сложившейся ситуации, решить наконец вопрос, который не дает ему покоя вот уже много лет.

– Хорошо. Я сделаю это, если ты поклянешься мне, что больше не будешь резать себя.

– …Элай, ты же знаешь, я не могу.

– Тогда и я не могу. – Элай выпустил сестру из своих объятий и уже собрался уходить, но тут…

– Подожди, – остановила его Рэми. – Клянусь, ты больше не увидишь на моем теле ни одного нового шрама.

Элай чмокнул сестру в лоб и сказал:

– Договорились.

Столько потрясений, скандалов и разочарований не могли пройти бесследно. Джел тяжелее всех переживала все горести, навалившиеся на нее и ее подруг. Браяр все тщательнее следила за ней, и все страшнее становилось ей, когда она замечала новые изменения во внешности и в поведении Виры. Леда выписала Джел освобождение от занятий, и поэтому у той было много свободного времени, которое она использовала лишь для того, чтобы полежать и поплакать. Джел не выходила из комнаты, постоянно молчала и не обращала внимания на Браяр. Шаад искренне переживала за Джелвиру и недоумевала, почему Диану, Никки и Калли не волнует судьба их подруги. Что же такое произошло, что никто из них не может выделить хотя бы минуту, чтобы навестить Джел?

В тот день Джел проснулась и увидела на своей прикроватной тумбочке поднос со стаканом апельсинового фреша и яичницей с овощами.

– Вира, доброе утро, – сказала Браяр, заметив, что ее соседка очнулась от сна.

– Доброе…

– Это я тебе принесла.

– Спасибо, – Джел удивилась. Браяр, как я уже говорила, нельзя было назвать приятным человеком. По крайней мере, такое мнение о ней сложилось из-за ее чрезмерной болтливости, только ей понятных шуток, бестактных вопросов, которыми она любила забрасывать каждого встречного, если ей вдруг становилось скучно. Но вот этим своим поступком Браяр показала себя как очень чуткого, доброго человека, который никогда не оставит в трудную минуту.

– Последняя учебная неделя. Какое блаженство! – воскликнула Браяр. – Чем будешь заниматься на каникулах?

– …Еще не решила.

– А я поеду с родителями в Исландию. Хочу увидеть северное сияние. И кита! Обожаю китов…

Ну а затем последовал долгий рассказ Браяр о том, что она возьмет с собой в поездку, в каком отеле она будет жить, и все таком духе. Бесконечная болтовня соседки больше не бесила Джел. Как бы то ни было, Браяр была единственным человеком, который не проявил к ней равнодушия.

А в это время Диана находилась на заключительном собрании, на котором директриса подводила итоги семестра, а преподаватели делились своими успехами и наблюдениями. В конце Голди вновь приковала все внимание к себе, поскольку ей необходимо было обсудить один очень серьезный вопрос:

– Как бы мне ни хотелось, но, увы, я все же должна затронуть эту столь печальную и в то же время весьма важную тему… Это касается Элеттры Кинг. Много бед выпало на ее долю. Она была беременна, что нам удалось подтвердить, прибегнув к хитрости, проведя внеплановый медосмотр… После нам сообщили, что Элеттра упала с лестницы, вследствие чего потеряла ребенка. Затем она похоронила отца. Просто череда чудовищных испытаний! Все это жутко несправедливо… Я поклялась Элеттре, что в «Греджерс» она всегда может найти поддержку, заботу и любовь, но… Вы ведь понимаете, что сейчас все внимание сфокусировано на семействе Кинг. Журналисты подробно изучают жизнь Достопочтенного Бронсона Кинга, надеясь выведать какие-нибудь грязные тайны. Вскоре, я уверена, они узнают, что его несовершеннолетняя дочь, ученица школы «Греджерс», была беременна. Вряд ли мы с вами сможем пережить такой позор и вновь заслужить доверие наших многоуважаемых родителей, спонсоров и всего общества, которое глубоко ценило нас… до этого недоразумения.

– Миссис Маркс, – подала голос Бригида Ворчуковски, – поскольку на кону репутация нашей школы, мы обязаны проявить хладнокровие, несмотря на то что всем нам безумно жаль мисс Кинг.

Далее решила высказаться Алесса Торн:

– Я согласна! Элеттра знала, к чему может привести ее легкомысленность. Да, она находится сейчас в непростом положении, но все же ей придется ответить за свое бесчестие.

– Подождите… вы всерьез хотите исключить Элеттру? – возмутился Джераб. – Но что это даст? Даже если она перейдет в другую школу, тот факт, что она была беременна, а руководство «Греджерс» старательно это скрывало, опасаясь позора и осуждения, – никуда не исчезнет! Так или иначе нам не избежать общественного порицания!