Юность без Бога - Страница 20

— Да. Я понимал это еще до того, как дал показания.

— Это радует! Теперь, второе. На что вы собираетесь жить? Я полагаю, вы-то вряд ли являетесь обладателем акций лесопилки, раз так горячо тогда вступились за надомных рабочих? Детей в окнах помните?

— А, дети в окнах! Про них-то я и забыл.

И лесопилка, которая больше не пилит…

Как давно все это было!

Как будто в какой-то другой жизни…

И я говорю:

— У меня ничего нет. И мне еще надо помогать родителям.

Он серьезно смотрит на меня и говорит после небольшой паузы:

— У меня к вам предложение.

— Что? Предложение?

— Да. Только в другой стране.

— Где?

— В Африке.

— У негров? — И тут я вспоминаю, что меня зовут Негр, и не могу удержаться от смеха.

Он остается серьезным.

— Почему вам это кажется таким смешным? Негры — такие же люди.

Кому вы это рассказываете? — мог бы ответить я, однако вместо этого выслушиваю, что он мне предлагает: я мог бы работать учителем, правда, в миссионерской школе.

— Мне нужно будет вступить в орден?

— Нет, это не обязательно.

Я раздумываю. На сегодняшний день я верю в Бога, но не верю, что белые могут облагодетельствовать негров, ибо предлагают им своего бога в качестве грязной сделки.

Так я ему и говорю.

Он реагирует спокойно.

— Станете ли вы использовать свою миссию для грязных сделок, зависит только от вас.

Не ослышался ли я?

Миссию?

— У каждого человека есть миссия.

Правда!

Мне, например, нужно поймать Рыбу. Это — моя миссия.

И я объясняю священнику, что поеду в Африку, но только после того, как вызволю из тюрьмы девочку.

Он внимательно выслушивает меня.

Потом говорит:

— Если вы так уверены, что знаете, какой незнакомый парень это сделал, нужно сообщить об этом его матери. Мать должна знать все. Ступайте прямо к ней.

Я еду к матери Т.

Швейцар в гимназии дал мне адрес. Держался весьма прохладно, ведь заходить в здание мне запрещено.

Да и не пойду я туда, уеду в Африку. Сейчас сижу в трамвае.

Мне до конечной остановки.

Красивые дома понемногу сменяются неказистыми. Проезжаем бедные кварталы и попадаем в район роскошных вилл.

«Конечная! — объявляет водитель. — Всем выйти из вагона!» Я был единственным пассажиром.

Воздух тут заметно чище, чем там, где живу я.

Где здесь номер двадцать три?

Сады ухожены, тут нет садовых гномов, застывших оленей и грибков.

Наконец, нахожу двадцать третий дом.

Высокие ворота, дома за ними не видно — так велик парк.

Звоню и жду.

Появляется привратник, пожилой мужчина. Калитки не открывает.

— …Вы бы хотели?

— Я бы хотел поговорить с фрау Т.

— По какому вопросу?

— Я учитель ее сына.

Он открывает решетчатую калитку.

Мы идем через парк.

За темными елями виднеется дом.

Почти дворец.

Слуга уже ждет нас, и привратник препоручает меня слуге!

— Господин хотел бы говорить с милостивой фрау. Он — учитель молодого господина. — Слуга кланяется.

— Тут могут возникнуть трудности, — говорит он учтиво. — Дело в том, что милостивая фрау сейчас как раз принимает гостей.

— Но мне нужно срочно переговорить с ней по очень важному делу.

— Не могли бы вы записаться на завтра?

— Нет, это касается ее сына.

Он улыбается и делает еле заметный пренебрежительный жест:

— У милостивой фрау часто нет времени и для ее сына. И молодому господину обычно тоже приходится записываться.

— Послушайте, — говорю я, бросая на него сердитый взгляд, — доложите обо мне немедленно или же вы понесете ответственность!

Он ошарашенно смотрит на меня, потом опять кланяется.

— Хорошо, попытаемся. Следуйте за мной.

Мы входим в роскошный холл и поднимаемся по лестнице на второй этаж. По лестнице нам навстречу спускается дама, слуга приветствует ее, она ему улыбается. И мне.

Я ведь ее знаю? Да кто же это?

— Это была киноактриса Икс, — шепчет мне слуга.

Ах, ну да, точно!

На днях я впервые видел ее. Она была фабричной работницей, которая вышла замуж за директора фабрики.

Она — подруга оберплебея.

Вымысел и правда жизни!

— Она художник от бога, — убежденно говорит слуга, и вот мы оказываемся на втором этаже.

Дверь открыта, слышно, как госпожа смеется. Сидят, должно быть, в соседней комнате. Пьют чай.

Слуга заводит меня в маленький салон и просит присесть, он постарается устроить нам встречу при первой возможности.

Прикрывает дверь. Остаюсь один и жду. До вечера еще далеко, но дни стали короче.

На стенах висят старые гравюры. Юпитер и Ио. Амур и Психея. Мария Антуанетта.

Это розовый салон с большим количеством золота.

Сижу на стуле, вижу стулья, стоящие вокруг стола. Сколько ж вам лет? Уже скоро двести…

И кто только не успел на вас посидеть.

Люди. Они говорили: «Мы сегодня идем на чай к Марии Антуанетте».

Люди. Они говорили: «Мы сегодня идем на казнь Марии Антуанетты».

Где сейчас Ева?

Хоть бы она была еще в больнице, там у нее, по крайней мере, есть постель.

Хоть бы она еще поболела.

Я подхожу к окну.

Черные ели стали еще черней — вечереет.

Жду.

Наконец, дверь медленно открывается.

Оборачиваюсь: сейчас войдет мать Т.

Как она выглядит?

Я ошеломлен.

Передо мной стоит не мать Т., а сам Т.

Собственной персоной.

— Мама велела меня позвать, когда услышала, что вы здесь. У нее, к сожалению, нет времени.

— Вот как? А когда у нее будет время?

Он устало пожимает плечами.

— Не знаю. У нее совсем нет времени.

Разглядываю Рыбу.

У его мамы нет времени. Чем же она так занята? Она думает только о себе.

И я вспоминаю про священника и про идеалы человечности.

Богатые действительно всегда выигрывают?

Вино не станет водой?

И я спрашиваю у Т.:

— Если твоя мама всегда занята, может быть, я могу поговорить с твоим отцом?

— С отцом? Но ведь его никогда нет дома! Он всегда в отъезде, я его почти не вижу. Он руководит концерном.

— Концерном?

И я вижу лесопилку, которая не пилит.

Дети сидят у окон и расписывают кукол.

Экономят свет, потому что у них нет света.

А Бог проходит по всем дорогам.

Он видит лесопилку и детей.

Он приходит сюда.

И стоит перед высокими воротами.

А старый привратник его не пускает.

— …Вы бы хотели?

— Я бы хотел переговорить с родителями Т.

— По какому вопросу?

— Им это уже известно.

Да, уже известно, но они его не ждут…

— А чего вы, собственно, хотите от моих родителей? внезапно раздается голос Т.

Перевожу взгляд на него.

Вот-вот сейчас улыбнется, думаю я.

Но он больше не улыбается.

Почуял, что его поймали?

И в глазах у него вдруг появляется блеск.

И ужас.

Я говорю:

— Хочу поговорить о тебе с твоими родителями, но им, к сожалению, некогда.

— Обо мне?

Усмехается.

Довольно бессмысленно.

Как будто он сейчас к чему-то прислушивается.

К чему?

Что он услыхал?

Крылья безумия?

Я спешу на выход.

Дома опять лежит голубой конверт. Ага, клуб!

Они снова ничего не заметили — я открываю и читаю:

Восьмой отчет клуба. Вчера вечером Т. побывал в «Кристалл-кино». Выйдя из кино, он беседовал с элегантной дамой, которую там, должно быть, и повстречал. Потом они с дамой пошли на Игрекштрассе, дом номер 67. Через полчаса они появились из подъезда и расстались. Он поехал домой. Дама посмотрела ему вслед, скорчила гримасу и демонстративно сплюнула. Может быть, это была и не дама. Она высокая, светловолосая, на ней темно-зеленое пальто и красная шляпа. Больше ничего замечено не было.

Усмехаюсь.