Юность Бабы-Яги - Страница 124
Для друзей и детей они продолжали делать вид, что у них все в порядке. Однажды, в один из редких дней, когда Марио встречался с детьми и был совершенно трезв, они поехали вместе на природу: Марио, Виолетта и двое его сыновей. Младшую дочь, благодарение богу, не взяли. Марио решил устроить загородный пикник. Бутылки с колой и легким вином (виски в этот день – ни в коем случае) и всяческая вкусная еда были взяты с собой. Фондю и барбекю, любимые в этой части света желудочные радости, должны были готовиться на берегу живописного озера. Фондю Виолетта возненавидела еще в первый раз, как только попробовала. Расплавленный швейцарский сыр и белый хлеб, который надо было макать в сыр и так есть, только портили фигуру.
Но до места они так и не доехали. Марио был за рулем, Виолетта рядом. Оба сына сидели сзади и оживленно что-то обсуждали. Вернее, обсуждал старший, а младшего, играющего в тот момент в какую-то игру на мобильном телефоне, это только отвлекало. Мальчики были заняты и не очень обращали внимание на ругань старших. Вначале Марио, как всегда, пытался поговорить с Ветой, хотя бы ни о чем, просто так. Она молчала. Его реплики становились все язвительнее и обиднее. Она молчала. Потом, на свою беду, ответила тем же. Начался «обмен любезностями», но все-таки в режиме «модерато», так как перед детьми было неудобно. В той части, где Марио перешел на «престо» (примерно с тем же содержанием, что и при первом скандале, на вопросе «да кем ты была там, в своей бандитской России?» и ответом самому же себе: «да никем ты не была! Ты и есть никто без меня»), – Вета попросила остановить машину, чтобы старший сын сел на ее место, а она – на его. Сын с радостью согласился: с папой, ему казалось, будет повеселее, чем с младшим братом. Они поменялись местами. Марио, все еще кипевший от злости, рванул с места и, едва они набрали скорость, обернулся к Виолетте, чтобы сказать ей последние обидные слова: «Подумай, кто ты, а кто я». Не успел. Машина на полном ходу врезалась в фонарный столб справа.
Она врезалась именно тем местом, где еще минуту назад сидела Виолетта, а теперь сидел его старший сын. Сын погиб на месте. А Виолетту вновь спасло чудо, или провидение, или же ее колдовской фарт. Она казалась потрясенной не меньше мужа. Мальчик погиб на ее глазах, и у него вместо лица была кровавая каша, а ведь на его месте могла и должна была находиться она!
В тот день Марио окончательно осознал свою фатальную ошибку. Он решил, что новая жена приносит ему одни несчастья, что при ней все стало хуже, чем было; что он потерял почти все. Марио во всех своих бедах винил только ее и отчасти, конечно, был прав… Но только зря забыл, что он отвернулся от руля в тот роковой момент лишь для того, чтобы сказать гадкие слова, и именно он врезался поэтому в придорожный столб. Никакого колдовства или ворожбы, о которых он и не знал ничего, у Виолетты тогда и в мыслях не было. Но твердая, непоколебимая теперь уверенность Марио в том, что эта женщина является для него роковой, что надо от нее избавиться – была правильной. Ему надо было от нее спасаться, он чувствовал это всей кожей. А спасаться означало в первую очередь разводиться.
Спасется ли Марио, вернется ли к первой жене, простит ли она его, утихнет ли когда-нибудь боль от гибели сына, наладятся ли у него дела? Можно только надеяться на то, что для него лично добро имеет шанс одержать верх над злом. Он настрадался. Заслужил…
Прощай, Марио! Живи долго и лучше! А мы двинемся дальше вслед за нашей «роковой Виолеттой», чтобы наблюдать ее окончательное становление. Впереди у нее развод и возвращение в Москву. Таково условие Марио, который не хочет видеть ее больше в своей стране, во всяком случае, в ближайшее время. Но за согласие покинуть страну он дает ей много денег, помимо того, что выплачивает более чем солидную сумму, полагающуюся при разводе и оговоренную в брачном контракте. Кроме того, не надо забывать о купленных для нее в Москве квартирах. Он приобрел для нее две, и обе в центре! А еще оставался бизнес на Украине. Он отдавал ей не только проценты, а вообще всё – сами магазины, оборудование, товар, – всё! Да и бельгийское гражданство никто у нее не отнимает. Так что компенсация за моральный ущерб, поскольку не она, а Марио, явился инициатором развода, была вполне подходящей.
Можно было съездить в Москву и потом вернуться, опять съездить и снова вернуться. Она теперь свободна. А можно и не в Москву, а в любую часть Европы – паспорт-то бельгийский.
Но отчего-то, как ни странно, потянуло в Москву: увидеть дуру Ленку, познакомиться с кем-нибудь, да и сама перспектива вернуться на Родину не просто так, как в первый раз, а богатой – тешила Ветино самолюбие.
А сам развод? Подумаешь, развод… Он нимало не опечалил Виолетту. Она согласилась сразу, и поэтому никаких проволочек не было. Вся жизнь впереди и новые заманчивые вершины тоже. Теперь у нее совсем другое положение, теперь можно и замахнуться на кого-нибудь поглавнее Марио. Главное – не думать, расслабиться, отдохнуть немного. Интересно, какие сейчас в Москве ночные клубы, рестораны? И казино можно себе позволить, а почему нет? Теперь проиграть пару-тройку тысяч долларов для нее все равно, что хот-дог купить. Значит, решено. В Москву, в Москву, в Москву, как говорили эти, как их звали-то, неважно, в общем – три сестры у Чехова. Она не читала, но по телевизору видела. В Москву! Мы летим за тобой, Виолетта, ты на «Боинге», мы на крыльях нашего воображения, скованного тем не менее знанием того, что с тобой должно приключиться дальше.
Саша
После оригинальной встречи Нового года Саша и Вадим вернулись домой с твердым намерением забыться, и намерение это осуществили в полной мере. Затем немного поспали, встали днем 1 января и опохмелялись до вечера. Но, как ни странно, тяжелого, убойного забытья, характеризующего запой, не было. Было весело: шутили, комментировали телепрограммы, ездили в ресторан, танцевали с какими-то девчонками. Что-то не давало напиться до чертиков, может, те самые 15 минут, на крыльце корпуса сумасшедшего дома, тот снег, те светлые лица – бог его знает. В разговорах Саша и Вадим о тех минутах не вспоминали, старательно обходя стороной слишком лиричную и серьезную тему. Она интимна для каждого, слова напрасны. Они могли превратить все, что скрывалось за теми 15 минутами, в типичную высокопарную слезливость, поэтому друзья избегали касаться такой слишком уж серьезной темы. Подобного рода разговоры, или вопросы – что же стояло за этой космической тишиной, теплотой и добром, разлитым в морозном воздухе? – неизбежно приводят либо к растерянному тоскливому неведению, либо к богу, а уж это никак не вяжется с принципиальным, упорным и веселым пьянством. Но уже в тот день, 1 января, что-то внутри Саши явно мешало ему нажраться по-свински. Поздним вечером он сказал Вадиму, что возвращается домой.
– Завтра утром ко мне Зина приедет. Надо быть в форме, – объяснил он Вадиму.
Вадим в эту причину, естественно, не верил, но удерживать не стал. Он и сам устал, и настроения продолжать гульбу у него тоже не было. Саша поймал машину и поехал к себе, радуясь и гордясь собой, тем, что смог в этот раз остановиться, не ухнуться, как всегда, в алкогольное беспамятство.
Он вспомнил, как много лет назад впервые попал в наркологическую больницу. Он тогда крепко погулял, но считал это дело обычным и даже приятным. В редакции его газеты пили все, и немало было таких, кто, как и Саша, пил сверх так называемой меры. У них в ходу была шутка: если один говорил другому: «Пить меньше надо», то другой неизменно отвечал вопросом: «Меньше кого?» А уж на этот вопрос определенный ответ найти было тяжело. Но тогда было в первый раз вот так: чтобы несколько дней, каждый день с утра и до вечера, не просыхая. Саша в тот период был начальником отдела, работа у него встала, за него отдувались друзья, скрывая Сашин загул от главного редактора. Друзья же и уговорили его прилечь ненадолго в наркологическую больницу, так, со смехом, не пугая названием медучреждения, а, наоборот, вроде как для развлечения.