Юность Бабы-Яги - Страница 123

На женщинах частенько горели разведчики, бизнесмены, игроки, все те, кто опрометчиво захотел поверить в возможность личного счастья, в то время как они для личного счастья и любви попросту не созданы. Они созданы для другого. А в области чувств – беззащитные лохи, лопухи, простофили, недотепы, неудачники! Но ведь хочется верить, хочется! И они горят снова и снова. И вот теперь он, Марио, до недавней поры считавший себя неуязвимым для вируса любви, – заболел тяжело и с осложнениями. Его можно понять: он, имевший все и испытавший многое, за всю свою жизнь не испытал только одного, самого заманчивого, без чего жизнь бледна – реальной возможности потерять голову.

Марио мучился и свирепел. Он надеялся все же, что его подозрения неоправданны, жадно искал в словах и жестах Виолетты хоть что-нибудь, что опровергло бы мерзкое предположение о точном, холодном, заранее продуманном плане. Искал и… не находил. Проверки подчас были дикими, грубыми и одновременно наивными. Например однажды он решил силой овладеть женой, не применяя осточертевшего презерватива, сколько бы она ни настаивала. Может быть, она сдастся, ослабнет в его объятиях и произойдет зачатие ребенка, а это послужит доказательством того, что все не так уж плохо.

В тот вечер он вернулся из офиса пьяным. Выпил он не потому, что хотелось, а для храбрости. Вета встретила его в верхней одежде уже у выхода из сада на улицу. Она собиралась пройтись по магазинам. Позади их дома был бассейн, а впереди – сад, за которым ухаживал специально нанятый садовник. Садовник с большим удивлением наблюдал, как Марио, даже не поставив машину в гараж, чего с ним никогда не случалось, оставил ее на улице с открытой дверцей, бросился к Виолетте и, схватив за руку, поволок обратно в дом. Вета, повторяя: «Что случилось, что произошло, Марио?», а потом «Боже! В каком ты виде!» – позволила себя увести. Садовник в недоумении покачал головой и продолжал работу. Но через несколько минут остановился и обернулся на дом. Оттуда доносились крики Виолетты:

– Нет! Ты с ума сошел. Нет! Что ты хочешь?! Что это еще за зверство, идиот! Ну хотя бы надень…

Что надо было надеть, садовник не понял и, продолжая поливать газон, с возрастающим интересом подошел ближе к окнам спальни, откуда доносились крики Виолетты и сопутствующая им дикая брань Марио. Садовник никогда не слышал ничего подобного от хозяина и никогда не мог бы предположить, что представитель высшего общества способен ругаться так же и теми же словами, что и пьяный матрос в портовом кабаке.

А за окнами спальни шла настоящая битва за зачатие ребенка и против него. Едва затащив Вету в дом, а затем в спальню, он стал срывать с нее одежду. Пуговицы летели во все стороны, «молнии» прощались навсегда со своими замками, и белье разрывалось на части самым бандитским способом. Все это время они кричали друг на друга.

Вот их диалог в форме скандала и взаимных оскорблений в переводе с французского мата на близкий нам – отечественный.

– Ну, хорошо, хорошо, если тебе так приспичило, давай, только надень…

– Что надень! Что еще мне надо надеть!! (Рыча и с трудом освобождаясь от застрявшего в брюках ботинка.)

– Ты сам знаешь, что надо надеть. Где твой футляр? (От слова «футляр» Марио совсем звереет.)

– Что?! Футляр?! Мне осто…здел твой футляр и все, что в нем. Какого х… футляр, когда нам нужен ребенок!

– …Марио, постой, ты же знаешь…

– Ни х… я не знаю и знать не хочу! Семья и так рушится к е…ной матери!!

– Успокойся. Ничего у нас не рушится! Что ты выдумываешь?

– Что я выдумываю?! Стерва, блядина! Ты уже сколько времени мне не даешь без гондона? Сколько?! Ты считала?! Ребенка она не хочет!! А я хочу, хочу!! Тебя это не е…т, что я хочу!! А я тебе все дал, что ты хотела!!

И затем – самое непродуктивное, что может сказать мужчина в припадке ярости – это что-нибудь типа: «Я тебя, мразь такую, на помойке нашел. Из грязи подобрал». Марио примерно в таком роде и высказался. И про бар вспомнил, и про деньги, которые давал, и про визу просроченную, и про самолет, который для неё достал. А женщинам и детям ни при каких обстоятельствах нельзя напоминать что хорошее ты им некогда сделал. Это вызывает почти ненависть.

Марио об этом или забыл, или просто не знал. И когда он, уже раздевшись и оставшись только в носках, кинулся на Виолетту, она ловко откатилась в сторону и вскочила с постели. Вид голой убегающей жены с остатками трусиков, которые она почему-то продолжала держать в руке, и с остатками лифчика, болтающимися на плечах, еще более распалил Марио. Он догнал, схватил, развернул к себе и, немного раскаиваясь в последних словах, боясь, что их последствия необратимы, пьяно дыша в лицо перегаром, отчего ей стало совсем противно, зашептал:

– Я же люблю тебя, люблю! Пойми! Я же чувствую, что ты меня не любишь! Я это знаю.

– Пусти, отстань!..

– Ах, отстань! – закричал Марио, не дождавшись возражения на его слова, что она его не любит, и от этого вновь распаляясь. – Ах, отстань!

– Я тебе что, противен, да?! Тебя тошнит от меня, да?! Тебе, может, противно со мной е…ся? Говори правду! Ведь так, дрянь?!

На этих словах он вновь попытался кинуть Вету в постель. Но Вета точным, экономным движением, будто учила все эти приемы, слегка присела и, чтобы было поточнее – не ногой, а рукой врезала мужу в то, чем он хотел ее изнасиловать. Марио взвыл и скатился на постель, скорчившись, как эмбрион. А Виолетта равнодушно, брезгливо и грубо бросила в его сторону слова, которые органично звучали бы из уст разве что портовой проститутки, и чего он от нее никогда не ждал. Ну, если он ведет себя, как пьяный матрос в порту, то и она поведет себя так же.

– Как ты хотел меня сейчас вы…ть, ишак ты засраный. Чем? – она презрительно засмеялась. – Стручком своим обвисшим, да? У тебя даже толком не стоял никогда, а ты – ребе-енка, ребе-е-нка, – передразнила она его.

Марио плакал на постели от унижения и горя, трагически осознавая в тот момент, что такую трещину уже ничем не склеить, что вернуться уже ничто не сможет.

– От чего мне было сегодня залетать, а? – продолжала Вета добивать мужа. – Скажи, от чего? От сырости, что ли? От слез твоих? Или от твоей спермы на ляжках, когда ты не успеешь донести и уже кончишь? В пьяном виде, Марио, – рассудительно сказала она, направляясь к шкафу с одеждой, – зачатие ребенка – это преступление. Пора бы тебе знать такие элементарные вещи.

Необычный диалог двух супругов с огромным интересом был выслушан садовником. Он только цокал языком и все повторял что-то вроде «Ну и дела…». Маски были сорваны. Все худшее в себе они друг другу показали. Иллюзии, романтика, идеализация партнеров или, как говорилось в старину, «возведение в перл создания» – все кончилось резко и нелицеприятно. «Перл создания» – Виолетта показала ему себя во всей красе. Да и он был, признаться, не на высоте.

Однако с тем, что случилось в тот вечер, предстояло как-то жить. Они теперь почти не разговаривали, да и о чем можно было говорить? Нельзя же, как прежде, встретить мужа после работы и спросить как ни в чем ни бывало:

«Ну как, милый, у тебя дела? Что нового в бизнесе твоем, с кем встречался?» Ну не выходит так!.. Вроде время должно лечить, но что-то не лечило.

Не затянулись раны от произнесенных слов и действий. А соль на них Виолетта еще ухитрялась подсыпать. На первые же робкие попытки Марио вновь сблизиться, помириться, завлечь ее в постель, она ответила презрительным отказом. Он желал хотя бы минимального – исполнения супружеского долга. Он с тех пор не пил ни капли, и он был мужчиной, которому хоть иногда, но надо. Однако и в этом, казалось бы, элементарном ему отказывали. Начались скандалы. Он, за целый месяц (!) так и не добившись физической близости, снова стал пить, причем регулярно и сильно. Скандалы сопровождались безумными монологами Марио и битьем посуды. Она молчала. Ее равнодушие окончательно выбивало Марио из колеи. У него начались неприятности на работе. Она перестала убирать квартиру. Прислуга попросила расчет, и почему – нетрудно было догадаться. Пьяный Марио, вернувшись домой, хоть утром, хоть вечером, мог оскорбить, от него можно было ожидать даже рукоприкладства. Поэтому какое-то время Вета убирала в доме сама, как могла, а потом и вовсе плюнула, бросила: все равно бесполезно. Придет, загадит все… Они спали теперь в разных комнатах. Из совета директоров Марио уже исключили, что же будет дальше? Куда еще хуже? Оказывается, было куда…