Юлия, дочь Цезаря (СИ) - Страница 1

Надвигавшиеся сумерки, хотя и приглушали яркие летние тона неба и земли, придавали кампанской равнине особенное очарование. Заходящее солнце наполняло прибрежные рощи скользящими бликами, осыпало водную гладь каскадом искр, а его лучи, преломляясь в её хрустальных струях, вспыхивали и меркли, словно зарницы. И острее, чем днём, ощущалось тёплое солёное дыхание неаполитанского залива.

Море вырыло этот неровный полукруг в песчаном откосе; местами его берега представляли собой нагромождение скалистых обломков, порою полых внутри. Удивительные подводные пещеры поражали воображение людей, и о них сочиняли легенды. Одних они манили неизведанными тайнами, других пугали своим коварством: во время приливов многие неосторожные купальщики заплатили жизнью за собственное любопытство.

Квинт, конечно, знал об этом, но отступать от задуманного не собирался. Он хотел проникнуть в одну из таких пещер вовсе не из мальчишеского озорства. По слухам, ходившим среди местных жителей, после праздника Нептуналий бог морей оставлял людям чудесные дары, и тот, кто находил их, мог загадать любое желание, не сомневаясь, что оно сбудется. Сейчас Квинт искал место, где можно было бы войти в воду, и, раздвигая кусты, медленно спускался по каменным глыбам, нависшим над заливом.

Неожиданно откуда-то сзади до него донёсся шорох — ещё один сорви-голова? — однако оборачиваться он не рискнул: одно неловкое движение и… Успеет ли он ухватиться за выступ в скале прежде, чем камень под его ногой сорвётся в воду? Он остановился, чтобы перевести дыхание, и, откинув нависшие на лоб тёмные пряди, беглым взором окинул залив.

По нагретой щедрым италийским солнцем воде чуть заметно пробегала рябь; окружавшие беломраморные виллы сады зелёными коврами спускались к самому морю; у берега мерно покачивались лёгкие суда со спущенными парусами.

Несмотря на то, что день близился к исходу, было жарко; насыщенный горячей влагой ветерок обжигал кожу; струйки пота непрерывно стекали по телу.

И тут чьи-то руки накрыли глаза Квинта; нежные мягкие губы коснулись его уха, обожгли шёпотом:

— Угадай, кто это?

Услышав знакомый насмешливый голос, Квинт затаил дыхание и замер, боясь пошевелиться. Не веря своему счастью — девушка из его мальчишеских грёз была совсем близко: придвинься и почувствуй её своей обнажённой спиной, — он тихо ответил:

— Юлия!

Она засмеялась, точно зазвенел серебряный ручеёк, и с удивительной ловкостью увернулась от его рук.

Квинт испытывал досаду: её нигде не было видно, она будто растворилась в жарком воздухе.

— Юлия! — позвал он. Голос его звучал хрипло, чуть испуганно.

Она не ответила. Но едва он вскарабкался наверх следом за нею, как тут же был сбит с ног.

— А теперь попробуй догнать меня!

Квинт вскочил с лёгкостью тренированного атлета (недаром два года подряд побеждал на Троянских играх!), помчался за Юлией и, хотя она была уже довольно далеко, очень скоро догнал её. Схватив девушку за плечи, он развернул её лицом к себе.

От быстрого бега щёки её разрумянились; чёрные живые глаза под тонкими плавно изогнутыми бровями искрились лукавым весельем; золотисто-русые пряди прилипли ко лбу, выпуклому как у младенца, с едва приметным шрамом у самых корней волос: только научилась ходить, не уследили няньки. Милая, милая шалунья…

— Итак, если это игра, то, следуя её правилам, я как «разбойник» требую «выкуп», — серьёзным тоном заявил Квинт, нарочно выделив последнее слово. Это была их давняя забава — и «выкупом» могло, по желанию «разбойника» (того, кто догонял), оказаться что угодно: какая-нибудь фантазия, детская причуда. Однако на этот раз ему хотелось лишь одного…

— Поцеловать меня? — переспросила Юлия изумлённо: на белом лбу обозначилась складка, взметнулись брови, затрепетали длинные ресницы, но… В их тени, в чуть раскосых и оттого кажущихся плутоватыми глазах вспыхнули огоньки.

Неожиданно для Квинта она, упершись ладошками в его грудь, с силой оттолкнула его, но он, падая, увлёк её за собою. И они сцепились, точно котята, кубарем покатившись по золотистому тёплому песку.

— Сервилий Цепион, какой ты неловкий! — смеясь кричала Юлия. — Должна сказать, что, во-первых, не видать тебе «выкупа» как своих ушей, и во-вторых, тебя не примут в военную школу! Ты же совсем обессилел!

Однако дело было не в силе. Впервые Квинт так явственно ощутил могучую власть ещё неосознанной, но уже пробудившейся в юном теле подруги женственности. Он вдруг понял, что Юлия из девочки, с которой он играл, сколько себя помнил, превратилась в девушку, в настоящую маленькую женщину с округлившимися бёдрами, с приподнимающими ткань туники холмиками на груди и каким-то совсем новым ароматом, пьянящим и волнующим.

— Сдаюсь на милость победителя, — наконец отозвался Квинт, не поднимая глаз. Он чувствовал, что его лицо заливается краской.

— Какой ты сегодня странный…

Отдышавшись и стряхнув с себя песок, Юлия села рядом с ним. Он чувствовал на себе её удивлённый изучающий взгляд. Молчание длилось недолго, но сердце у Квинта как будто замерло, как будто вот-вот должно что-то случиться.

И тут маленькая ласковая рука тронула его за подбородок.

— Ну что же ты? — Хитрый взгляд из-под ресниц и насмешливый голосок. — Получай свой «выкуп».

У Квинта перехватило дыхание: она так и сказала или он ослышался? Неужели согласна?

Он робко взял её за руки, поднёс их к своей груди и, приблизив своё лицо к её лицу, заглянул под ресницы — в самую глубину лукаво блестевших глаз. Будто хотел прочитать в них ответ: подшучивает она над ним или… Юлия сама потянулась к нему — и он по-мальчишечьи неумело поцеловал её дрогнувшие, с привкусом морской соли нежные губы. Сердце его неистово забилось; стало трудно дышать. Но он был зол на себя за то, что проявил такую нерасторопность, за смущение, овладевшее им именно в тот миг, о котором он столько мечтал…

Квинт отвернулся от девушки и лёг на спину. Как глупо, как же всё-таки глупо вышло!

Юлия придвинулась — не встала, не ушла разочарованная, как он ожидал, — и склонилась над ним, внимательно разглядывая его. Сквозь спутанные пряди её волос Квинт видел, как колеблются отблески солнечного света, похожие на пламя.

— Я люблю тебя, Юлия, — быстро сказал Квинт.

Прелестное лицо (что-то детское, умилительно детское было у неё и в округлостях щёк, и в припухлости розовых губ), лицо, склонившееся над ним, озарилось глубокой радостью. И он подумал, что она ждала этих слов. Вдохновлённый этой мыслью, он снова протянул к ней руку и стал медленно сплетать свои пальцы с её пальцами, пока они не переплелись совсем крепко.

— Юлия, — произнёс он шёпотом.

Она ответила ему пожатием руки, и её движение показалось ему знаком такой необыкновенной близости, что он не выдержал и сел.

— Юлия, я хочу, чтобы мы были вместе… навсегда.

Мгновение она смотрела на него без улыбки, а потом вдруг спросила:

— Скажи мне, Квинт, поклянись своим гением-хранителем, я — первая, кого ты целуешь?

— Клянусь.

— Что я первая твоя возлюбленная?

— Клянусь.

— И что ты никогда не полюбишь другую?

— Никогда!

— И ты назовёшь меня своей Гаией[1]?

— Об этом я и хотел просить богов… — Ответив, Квинт смутился — ведь ему пришлось открыть свою тайну — и, отведя взор, тихим голосом прибавил: — Разумеется, если бы мне повезло… если бы я нашёл дары Нептуна…

Он осёкся, услышав её звонкий смех.

— Какой же ты наивный, Квинт! Я не знала, что ты веришь легендам…

В ответ на её слова Квинт только пожал плечами, но ранили они его всё же больно.

Юлия на миг умолкла, задумчиво глядя на прибой, лениво лизавший берег, и затем сказала с серьёзным видом:

— Не сердись, я не хотела тебя обидеть. Но, по моему мнению, тот, кто во всём полагается на волю богов, либо глуп, либо ленив. Верно говорил Аппий Слепой: «Каждый — сам кузнец своей судьбы».