Юлий Цезарь. Жрец Юпитера - Страница 7

Цезарь был не религиозен, но добросовестно освоил традиционное семейное мастерство выполнения религиозных ритуалов. Как и следовало в соответствии с мифом о Юлии, он постоянно старался показать, что разделяет интерес своих современников к примитивным национальным религиозным службам, который достиг своей кульминации при жизни следующего поколения в патриотической эпопее Виргилия. Кроме того, подобно другим римлянам и грекам, жившим до него, Цезарь полностью осознавал возможности использования государственных культов в политических целях. Идея Карла Маркса о том, что религия является опиумом для народных масс, была отнюдь не нова: политические деятели Рима умело использовали религию в этом качестве.

Вскоре Цезарь продемонстрировал редкую виртуозность и в другой сфере. Он организовал и осуществил сложную юридическую игру, направленную против сенатора по имени Гай Рабирий. В тот год, когда Цезарь только появился на свет, Рабирий подавил восстание против сената народного трибуна Апулея Сатурнина. Теперь в обществе вновь вспыхнул интерес к этому делу, поскольку восстание, во время которого Сатурнина убили, было спровоцировано чрезвычайным декретом сената. Эти декреты, которые представляли собой сомнительные достижения конца II века до н. э., просто предписывали должностным лицам принимать «любые необходимые меры для защиты государства», заставляя их укрепиться в своих намерениях, а не пренебрегать своими обязанностями. Их фактические юридические полномочия в соответствии с этим декретом не расширялись; и всё же результатом такого декрета могла явиться казнь граждан без суда и без возможности обращения к народу, на что они имели право. Гибель Сатурнина была старой историей, но популяры считали, что полезно продемонстрировать, к чему могут приводить подобные декреты. Они хотели таким образом предотвратить возможность их появления и использования консерваторами в качестве оружия. Итак, теперь Рабирий подвергался судебному преследованию за это стародавнее преступление. Его искусный обвинитель, трибун Тит Лабиен, уже подозревался в том, что способствовал избранию Цезаря на пост великого понтифика. При рассмотрении дела Рабирия жребий, в соответствии с которым назначались судьи, с подозрительной точностью пал на Цезаря и одного из его родственников, который раскопал среди документов древнюю процедуру смертной казни за государственную измену. Защитником в этом деле выступил Цицерон. Оно перешло из сената в народное собрание, а там слушание было внезапно прекращено: на Яникульском холме был спущен флаг, что по традиции, уже тогда давно канувшей в вечность, означало приближение захватчиков — этрусков[5].

Вероятно, ключ к этой интриге следует искать в происхождении Лабиена. Он был родом из Пицена и ярым приверженцем Помпея, унаследовавшим от него в провинции многих сторонников. Следовательно, эта предупредительная демонстрация против консерваторов, возможно, была направлена отсутствующим Помпеем, при сотрудничестве с Цезарем и Лабиеном. Но они не были заинтересованы в приведении в исполнение смертного приговора престарелому Рабирию, вот почему флаг и был спущен по сговору с ответственным должностным лицом, городским претором Метеллом Селером. Это был тот самый Селер, офицер Помпея на Востоке, которого Цицерон называл «пустым и легкомысленным расточителем». С 120 года до н. э. доминирующей группой давления в сенате было могущественное, плодовитое и богатое семейство Цецилиев Метеллов. Это семейство, хотя и не патрицианское, а плебейское, всё же являлось самым сильным из всех влиятельных семейств. При помощи родственных браков и другими путями они возвысили сначала Суллу, а затем Помпея. Таким образом, Метеллы ясно показали, что они в большей степени заинтересованы в оппортунистических союзах, какими бы рискованными они ни были, чем в реальной поддержке ненадёжной республиканской структуры государства.

В деле Рабирия Цезарь действовал заодно с Помпеем. Он понимал, что следует сохранять хорошие отношения с человеком, чьи завоевания на Востоке, близившиеся к завершению, должны были сделать его самым влиятельным лицом в государстве. Однако Помпей и другой старший партнёр Цезаря Красс настолько плохо ладили друг с другом, что Цезарь был вынужден обеспечить себе немного больше независимости, добившись поста претора на выборах в 62 году до н. э. Ежегодно этот пост занимало восемь человек, которые были судьями в различных судах. Но в этом случае наиболее важным было то, что каждый претор после исполнения своих должностных обязанностей в течение года получал право на назначение правителем какой-нибудь провинции, со всеми вытекающими возможностями получения прибыли. Поэтому должности претора и следующую за ней должность губернатора Цезарь рассматривал, возможно, в качестве единственного шанса для выплаты своих долгов и обретения собственного могущества и независимости как от Помпея, столь влиятельного на Востоке, так и от Красса, доминирующего в Риме.

Завоевание независимости было особенно желательным, поскольку в столице назревал серьёзный политический кризис. Это был как раз тот случай, когда дипломатическим талантам Цезаря предстояло подвергнуться серьёзному испытанию. Речь идёт о заговоре Каталины, патриция, обременённого разорительными долгами, человека с опасно непостоянным характером, но обладавшего сильным магнетическим обаянием, к которому в равной степени тянулись и женщины из аристократических кругов, и молодёжь, и пролетарии. Его деятельность в качестве агента Суллы была покрыта мраком, его служба в качестве правителя Африки сопровождалась делами достаточно позорными, чтобы гарантировать судебное преследование по суду. Кроме того, имя Каталины связывали с заговором с целью убийства консулов в 65 году до н. э. и замены их подозрительной парой, которая была смещена из-за чрезмерного взяточничества. Неясно, какова была степень участия Каталины в этом деле, если вообще он был к нему причастен. Помпей, возможно, имел некоторое отношение к этому заговору, поскольку один из смещённых консулов был его зятем, но слухи о том, что Красс и Цезарь были вовлечены в этот заговор, можно отвергнуть. Красс не хотел допустить резни, которая была бы роковой для владельцев собственности. Всё же они предоставили некоторую поддержку Каталине, считая его не столько революционером, сколько ещё одним сговорчивым, погрязшим в долгах сторонником.

И вот в 64 году до н. э. суд под председательством Цезаря освободил Каталину от ответственности за злодеяния, совершенные в период правления Суллы, о чём Цезарь впоследствии сожалел, как явствует из его записок. Красс и Цезарь, видимо, поддержали Катилину при выдвижении его на должность консула на следующий год. Но он не прошёл голосования, как и двумя годами ранее, когда его кандидатуру отклонили вследствие приближающегося судебного процесса. Победителями оказались Гай Антоний Гибрида, достойный сожаления аристократ, на которого Цезарь нападал 13 лет назад, и быстро возвышающийся Цицерон. Таким, как он, «новым людям», не имеющим консулов среди предков, было трудно получить должность консула. Тем не менее консерваторы решили, что Цицерон предпочтительней, нежели Катилина, чьё отношение к их традициям, несмотря на его голубую кровь и рекомендацию Суллы, по-видимому, внушало им тревогу. После провала Каталины Красс и Цезарь прекратили его поддерживать, так как он выдвинул отчётливо революционную программу, совершенно не совпадающую с плутократическими целями Красса.

Программа Каталины привлекала отчаявшихся людей, так как предел их терпения был близок, а недовольство ширилось. Гракхи были справедливо встревожены бедственным положением Италии, тяготами, которые легли на плечи крестьян, разорённых войной. Их беспокоило и состояние сельскохозяйственного производства, эффективному развитию которого в Этрурии и на юге мешало наличие крупных пастбищ и плантаций, где трудились рабы. Во многих случаях крупные рабовладельческие хозяйства занимали территории, являющиеся, по сути, общественной землёй. В этих условиях многие итальянцы, всё более озлобленные невозможностью получить привилегии полноправного римского гражданства, подняли национальный мятеж. Разразилась гражданская война 90—89 годов до н. э.