Юлий Цезарь. Его жизнь и военная деятельность - Страница 5

В 61 году до н. э. Цезарю, в качестве бывшего претора, предстояло управлять провинцией, и воля сената определила ему ту же Дальнюю Испанию, в которой он уже однажды был квестором. Он должен был уехать туда немедленно, но многочисленные кредиторы не хотели его отпустить, пока он не достал себе поручителя на сумму 800 талантов в лице М. Красса. Это задержало его вплоть до лета, после чего он мог, наконец, тронуться в путь. По дороге, гласит известный рассказ, ему с друзьями пришлось ночевать в небольшой деревушке, заброшенной среди гор и дышавшей уютом и спокойствием. “ Как ты думаешь, – спросили Цезаря его спутники, – происходит ли и здесь та же погоня за властью и почетом, что и в Риме?” “Вряд ли, – ответил он, – но я предпочел бы быть первым здесь, нежели вторым в столице”. Этому анекдоту существует pendant[3] из его пребывания в Испании в первый раз. Посетив город Гадес (Кадикс), где находилась статуя Александра Великого, он, говорят, остановился перед нею в глубокой задумчивости, и глаза его овлажились слезами. Друзья спросили его о причине тоски. “Ах, – воскликнул он, – в мои годы Александр завоевал уже весь мир, а я еще ничего не сделал!” Анекдоты очень любопытные, но в их правдивости позволительно усомниться: и по возрасту, и по темпераменту Цезарь был менее всего способен на подобные выходки юношеского честолюбия. Год, проведенный им в Испании, прошел в неустанных занятиях по гражданскому и военному ведомству. Провинция, бывшая еще недавно театром военных действий Помпея, лежала в развалинах и стонала под тяжестью бесчисленных поборов и налогов. Цезарь прежде всего снял с нее подать, наложенную одним из его предшественников, и объявил различные льготы по уплате натуральных и денежных повинностей. Он кассировал множество решений о продаже с молотка имуществ недоимочных и издал запрещение кредиторам, в случае несостоятельности должника, забирать его землю, скот или инвентарь. Он запретил также обращать кого-либо в рабство за долги. Этими мерами он сразу поставил хозяйство страны на ноги, и с его правления берет начало то благосостояние Испании, которое сделало много городов ее, как, например, Гадес, самыми цветущими в империи. Одновременно же шли успешные завоевания на окраинах: он покорил горные племена Лузитании, овладел главными селениями их и забрал их сокровища. Солдаты провозгласили его императором, а сенат, радуясь, что хоть на время избавился от него, продекретировал ему торжественное молебствие. Главное же, он успел насобрать такую огромную добычу, что по возвращении в Рим летом 60 года до н. э. мог расплатиться со всеми долгами.

Был канун консульских выборов. Желая во что бы то ни стало выставить свою кандидатуру, Цезарь, не дожидаясь прибытия преемника, сдает дела своему квестору и мчится в Рим. Ему предстояла трудная дилемма: в качестве кандидата на должность он обязан был по закону быть в городе и присутствовать при выборах; вместе с тем, если желал получить триумф, на который, в качестве императора, имел право, он должен был оставаться за стенами и там ждать решения сената. Ввиду этого он обратился с ходатайством к последнему изъять его на основании некоторых прецедентов из общего закона и позволить ему явиться в город и иметь триумф. На это последовал отказ, и Цезарь, к досаде почтенных отцов, надеявшихся помешать его кандидатуре, выкинул за борт триумф. Соискателями на должность были, кроме Цезаря, еще Л. Луккей, демократ, и М. Бибул, бывший коллега Цезаря по эдильству и претуре. Аристократия употребляла все усилия, чтоб провалить Цезаря: она даже устроила для подкупа избирателей специальную кассу, куда сам добродетельный Катон внес свою лепту; но усилия были напрасны – Цезарь прошел с громадным большинством, и все, что успели сделать, – это дать ему в сотоварищи его неизменного спутника, М. Бибула, верного паладина аристократии. Тогда-то и составился знаменитый триумвират между Цезарем, Помпеем и Крассом, превративший республику в частное владение этого трио. Помпей вернулся в Рим в конце 62 года до н. э., блистательно окончив войну с Митридатом. Вопреки всеобщим ожиданиям, которые давала основание питать миссия Метелла Непота да и само предложение Манилия, он не вошел в Рим вторым Марием, не объявил себя диктатором и владыкою государства, а спокойно распустил свою армию и со скромностью, подобающей благонамеренному мещанину, занял свое старое место в курии. Сенат вздохнул свободно – опасность миновала, и с признательностью трусливого раба он отказался подтвердить распоряжения Помпея в Азии и его обещание солдатам наделить их землею. Подобного тупоумия и непонимания своих собственных интересов сенат даже в последнее время – время своего вырождения – еще не обнаруживал: он оттолкнул единственного талантливого человека, который мог быть его защитником, и заставил его раскаиваться в оплошности, которую он сделал, выпустив, вопреки советам и предостережениям друзей, власть из своих рук. Помпей решил впредь быть умнее и, сблизившись с Цезарем и Крассом, заключил с ними союз для совместного достижения власти.

Наступил 59 год до н. э., когда Цезарь отправлял консульскую должность. Первым делом он узаконил публикование протоколов сенатских заседаний с тем, чтоб поставить почтенный конклав в большие против прежнего зависимость и воздействие со стороны публики. Это был крупный шаг в сторону демократии, и отцам он очень понравился. Затем, согласно постановлению его и его товарищей, он внес, в интересах Помпеевых ветеранов, аграрный закон наподобие Руллова 63-го и Флавиева 60 года до н. э. Он имел в виду назначение комиссии из 20 человек с неограниченными правами по закупке и переделу Кампанских земель между беднейшими гражданами, – преимущественно теми, у которых семья состояла из трех и более детей. Внесенный в сенат, этот проект привел отцов в ужас и после бурных дебатов, напоминавших шабаш ведьм на Брокене, провалился с большим треском. Тогда Цезарь перенес его в комиции. В день голосования на форуме высыпала вся знать, и Бибул, поклявшийся, что, покуда он консул, закон не пройдет, ударил во главе вооруженных добровольцев на мирно стоявшую толпу и принялся ее разгонять. Катон же, бывший тогда опять трибуном, протиснулся к ростре и оттуда старался перекричать голоса говоривших в пользу проекта. Видя, что добром тут ничего не поделаешь, Цезарь приказал своим ликторам стащить его с ростры силою, а Помпеевым ветеранам, пришедшим с оружием под платьем, напасть, в свою очередь, на Бибула. Произошла настоящая битва, и немало было переломано ребер и черепов. Старый аристократ и полководец Лукулл едва не поплатился жизнью и спасся только тем, что бросился к ногам Цезаря, слезно моля о пощаде. Демократы выиграли, и не только закон прошел, но и весь сенат принужден был поклясться в том, что свято и ненарушимо будет соблюдать его. Один лишь человек не угомонился, – то был Бибул. Собрав на другой день сенат, он предложил было объявить аграрный закон Цезаря недействительным; но, встретив угрюмое молчание коллег, все еще памятовавших вчерашнее побоище, ушел к себе домой, заперся и с той поры уже больше не показывался в публике вплоть до конца года. Он довольствовался лишь от времени до времени обнародованием протестов против “нелегальных” поступков своего товарища по должности, выпускал пасквили на его политический и частный характер и издавал свои собственные распоряжения. Но на него никто не обращал внимания, и этот год так и прозван был шутниками годом консульства Юлия и Цезаря. После этого Цезарь без большой оппозиции мог провести и другие законы – об утверждении Помпеевых распоряжений в Азии, о возвращении прав гражданства Капуе, лишившейся их за помощь, оказанную некогда Ганнибалу и с тех пор, несмотря на старания демократов, не получившей их обратно, и т. д. Главным же мероприятием его было дарование льготных условий могущественной компании азиатских публикан, державшей на откупу подати и налоги восточных провинций Рима. Позарившись на богатую добычу, эта компания, в которой состоял членом и Красс, согласилась платить весьма высокую откупную цену; но вскоре, убедившись в невыгодности такой сделки, принялась хлопотать о сложении с нее трети условленной суммы. Ее старания до сих пор были неудачны: несмотря на протекцию Цицерона, сенат, предводимый Катоном, отказывался слушать о каких-либо сбавках; но теперь, когда Цезарь был консулом, они увенчались полным успехом. Этим Цезарь расторг союз, заключенный во время заговора Катилины между сенатом и всадническим сословием (чьим представителем была эта компания), и аристократия осталась окончательно изолированною.