Юконский ворон - Страница 46

? Каким путем плыла, Таисья Ивановна?

? Да где мне знать? Правда, боцман корабельный уж очень обходительный был, все объяснял. На берег с матросами не раз съезжала. Место проходили, где Баранов в море погребен… Ну, да я еще расскажу об этом.

? Выходит, вокруг мыса Доброй Надежды шли?

? Вроде как по-твоему… Чего только не повидала! Рыбы, как птицы, летают… А в одном месте в самый полдень, в ужасную жару, видели над морем белую метель. Снегу там никогда в жизни не бывает. Что бы ты думал? Цельное облако бабочек ветром отнесло от какой-то жаркой земли. Они, бедные, корабль весь облепили, паруса ? как снегом осыпанные. И так, милые, и плывем. Море спокойное, и в нем вся эта белизна да красота чудесная отражаются.

? Ладно, все по порядку расскажешь, Таисья Ивановна. Марфа, собери на стол, гостью потчевать будем.

? Живете? ? строго спросила Таисья Ивановна, когда Марфа ушла на кухню. ? Что же, ваше дело молодое. Только в законе надо… Ты бы меня еще в Ново-Архангельске послушал, мучениев-то меньше бы у тебя было.

? Ты это про что?

? Сам знаешь, Лаврентий Алексеич. Уж извини меня, я тебя за сына считаю и «ты» говорю. Про те дела поговорим после. Много я тебе новостей привезла. И не одни радостные, не думай. Ну, а без горя свет не стоит… Как тебя благодарить ? не знаю. Доживать свой век сюда приехала. Теперь я тебе не чужая, до скончания тебе предана. Уж так вышло ? никого ближе у тебя нет. Молодка-то эта? Поживет да уйдет… Одна я тебя не оставлю.

Втроем сидели они за самоваром. Бутылка гавайского рома стояла на столе.

? Вокруг всего света обошла! ? говорила Таисья, взяв в руки бутылку, чтобы подлить рому в чай. ? Привыкли мы к этому на Аляске… Подкатила-то я к вам ? ровно становой пристав, с колокольцами. А как? Почтальону да ямщику в Рязани на постоялом дворе такую бутылку выставила. Вот, говорю, вам заморский пенник. Они и удивились: откуда, мол, такая тетка? Я им и объяснила, что прямо из Америки. Ну, люди простые, говорят: «Садись, домчим куда угодно…» Только все удивлялись, что издалека…

Марфа исподлобья разглядывала гостью, сжав губы. Она больше молчала. Молчание это и упорное разглядывание вывели Таисью из себя.

? Ты что как мышь на крупу надулась? ? накинулась гостья на молодую вдову. ? Знаю я, что ты думаешь. Мыслишь ты, что, мол, жила за барином, а тут из-за семи морей нагрянула какая-то вроде свекрови. Ты за свою судьбу не бойся, ты за него бойся. ? Таисья Ивановна указала на Загоскина. ? Если любить взялась, то люби, а не мудруй над таким человеком. А начнешь мудровать, то я хуже всякой свекрови буду. Поняла?

? Как не понять, Таисья Ивановна, очень даже все сознаю, ? смиренно ответила Марфа и вздохнула.

? Ну а теперь, Лаврентий Алексеич, пойдем. Разговоры у нас свои начинаются, ? сказала Таисья Ивановна. ? Погоди, только в сундучок свой загляну. Письмо я тебе привезла.

? Письмо? От кого же это?

? Потерпи, все узнаешь. Еще тебе сержант Левонтий кланяется. Ох, бедняга, будет ли жив ? не знаю… Ну, чего я раньше времени говорю? Про всех, про всех расскажу по порядку… Дай с мыслями собраться. Ты в большой горнице будешь? Ну, я сейчас приду туда.

Загоскин уселся за сосновый стол в кабинете и стал разглядывать варяжский янтарь.

? Вот какую я памятку привезла об Александре Андреиче Баранове покойном… Хочешь, себе возьми, а нет ? так я сама сберегать буду. ? Таисья Ивановна вынула из узелка каменную ветку красного коралла. ? К Прынцеву острову мы за водой заходили; командир всех матросов выстроил и говорит: вот, мол, ребята, здесь в море опущен был усопший первый герой русский в самой Северной Америке Александр Баранов… Шапки все поснимали… А местность какая пречудесная! Огромные острова зеленые с двух сторон, меж ними проток широкий, а в нем Прынцев остров и стоит. А кораллы-то, кораллы! Грядами лежат, каждая гряда разная ? белая, черная али алая. Вспомнила я тогда Александра Андреича и прослезилась. Какой человек был! В Ново-Архангельске он, по первости, в панцире железном ходил. Мне все мнилось, в панцире он и похоронен, ровно Ермак. Господа офицеры на корабле узнали, что Баранов мне был отлично знаком, и покоя не дали ? все просили, чтоб я о нем рассказывала. Песню я им спела, что Александр Андреич сам сложил: «Ум российский промыслы затеял…» Песню всю, от слова до слова, списали… Вот человек был! А представь себе, Лаврентий Алексеич, ведь он с простой индианкой жил, от нее детей имел. Сына его, Антипатра, я очень хорошо даже помню…

Таисья Ивановна стукнула веткой коралла по столу.

? А тебе бы для науки у чиновников по бумагам дознаться надобно ? куда Аптипатр девался? Может, он и сейчас жив. Его в Россию на кругосветном корабле отправили. Взял его с собой капитан Головнин. С тех пор об Антипатре слуха нет. Однако, я думаю, в Калуге искать его надо. Там господин Яновский жил, зять Баранова. Не к Яновскому ли Антипатр прибился? Ежели Антипатра разыскать, многое от него можно узнать. Он и про мать свою расскажет. Барановскую необыкновенность сейчас немногие помнят. Живых-то свидетелей мало. Отпиши в Калугу градоначальнику ? пусть Антипатра сыщет… Чернявый был Антипатр ? в мать… Любил его Баранов.

? Сколько он через индианку эту принял горя! ? продолжала она, вертя коралл в своих больших морщинистых руках. ? Они, значит, не венчаны были, ну, попы-то наши к нему придирки всякие строили. Индианка у него вроде как в услужении состояла и прозывалась «кортомной» девкой. В «кортоме» быть ? вроде как за проданную слыть, ? объяснила она с глубоким вздохом. ? Так в старое время у нас люди и поступали, обходились как могли. Неужто ты не понимаешь, Лаврентий Алексеич, к чему присказка эта? А сказку вот изволь: через Кузьму и мне все ведомо насчет твоей дальней индианки, а Лукин еще кое-что порассказал. Вот получи да читай. ? Она протянула Загоскину лист грубой бумаги. ? Это Лукин пишет.

Загоскин принялся читать старательно выведенные высокие буквы.

«Господин Загоскин, ? писал набожный креол из Колмаковского редута, ? сие письмо, должно быть, тяжело расстроит ваше сердце, ибо в нем содержится огорчительная весть. Но бог всемогущ, и, испытывая нас несчастиями, он дарует нам вслед радости и утешения. По делам скупки мехов и святого крещения я был на Квихпаке в селении, именуемом „Бобровый Дом“. Кротость вашей души, твердость воли, презрение к опасностям, совершенные вами подвиги пробудили в сердцах дикарей должную любовь к вам. Провидение привело мои пути к колыбели младенца, матерью которого была возлюбленная ваша. Услышав из уст моих о таинстве святого крещения и почитая его за непреложный обычай для всех русских людей, индианка сама попросила меня дать русское имя ее младенцу, вашему сыну. Дщерь индейского народа показала мне кольцо, коим вы были обручены с нею. Умиленный ее словами, я крестил младенца и нарек его Владимиром, в память святого равноапостольного князя Владимира, крестителя Руси. Сама мать младенца уклонилась от приятия крещения, говоря мне, что не может оставить своей веры или, как мне сдается, вредного заблуждения языческих племен. Но ради вас и вашего сына индианка приняла столь великое и трудное для нее решение о крещении младенца. О том, что обряд над вашим чадом свершен, я написал свидетельство и оное выдал для вечного хранения матери и свидетелям таинства. Год тому назад я был поражен печальною вестью, ее и спешу вам передать. Мать младенца умерла от поветрия оспы; малолетний Владимир остался жив и ныне находится на попечении одного из индиан по прозвищу Одноглазый. Кольцо ваше будет храниться у сего восприемника и опекуна до тех пор, пока нареченный мною Владимир не достигнет совершенных лет… Не сомневаюсь, что во всей жизни вашей, полной мужества, вы почерпнете утешение от горя. Кроме того, прослышал я, сколь вы претерпели несправедливых утеснений и поносительства от сильных мира сего. Но помните: в главе седьмой Евангелия от Матфея сказано: „…Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас…“