Юдоль - Страница 6

– И что же вы отпустили этого рыжего? – стиснул зубы Кай. – И почему ты называешь его колдуном?

– А ты, выходит, интереса к колдунам так и не потерял? – понял староста. – Помню, как же, выспрашивал все. Нашел настоящих? Нет? Так гонись за этим, этот точно колдун. Он туда поскакал, – махнул рукой в сторону леса старик. – У парня-то нашего ожог на горле случился. Точно говорю, отпечаток на горле был, словно ладонь его стальная да раскаленная перехватила. Хотел я рыжего до леса прибить, да не получилось. У его охранников самострелы. Сначала лошадок мне попортили, потом пятерым ребяткам ноги продырявили, верно, чтобы злее тебя встречали, а уж после, когда народец и под стрелы валить за мерзавцами был готов, этот рыжий в ладоши хлопнул, и два крайних дома разом вспыхнули. Огненную стену поперек дороги образовали. Словно смерч пламенный пролетел. В тех домах все сгорели, даже и выпрыгнуть никто из пламени не успел. Восемь человек! Дети! А эти ведь ушли, понимаешь? Можно было бы огородами пламя обогнуть, да струхнули от колдовства мужички. Так что если бы тебя тут не знали да не помнили, Кай, да не мое слово, еще издали бы стрелами посекли. Но ты ходи, да оглядывайся. Народ-то не скоро остынет. Надолго к нам?

Староста остановился, высморкался, смахнул ненароком выкатившуюся на щеку слезу.

– Нет, – медленно проговорил охотник. – И так-то не собирался рассиживаться, а теперь и вовсе сегодня же дальше пойду.

– На Кету? – уточнил староста.

– На Кету, – кивнул Кай.

– Ой, смотри, парень, – сдвинул на затылок шлем Харуна, – хода теперь через лес нет. Уж не знаю, что с теми, кто пошел в ту сторону с месяц назад, но только с начала лета никто с той стороны не вышел. Так что теперь охотников по лесу гулять маловато. Даже большим отрядом. Купцы – и те никак не сговорятся между собой. А их и всего-то четыре рожи. У каждого вроде и охрана имеется, да еще лихих наемных на караванной ошивается человек десять, а смельчака, чтобы всех под свою руку взял, нет. Да и кто бы взял? Сейчас не то что на тракте, а и по округе лихо катит: и приделанные попадаются, и твари из Пустоты нередки, да и всякий другой народец шалит.

– Однако рыжий этот через лес на Кету пошел? – уточнил Кай.

– На Кету, – кивнул староста. – Куда ж еще? Дорога-то на Кету через лес. На Ламен вон она, по краю чащи стелется. Точно на Кету. Только он ведь словно безумный. Странное у него что-то в глазах. Будто он вовсе страха не знает.

– Страх не страх, а опаска быть должна, – заметил Кай. – Вот с опаской я за ним и двинусь.

– Ну как знаешь, – плюнул Харуна и повернул к крепостенке.

Кай бывал в этом селе несколько раз во время Пагубы и несчетное количество раз до нее. Да, лица деревенских стражей казались незнакомыми, но много ли надо юнцам, чтобы превратиться в лихую годину в мужиков? Года два. Кажется, дай им еще годика по три, и с такой же скоростью, с какой мужали, вчерашние отроки станут ветеранами, стариками, а там и вовсе сойдут в могилу. С женщинами словно происходило именно это. Почти все они выстроились у плетней и вместе со смуглыми детьми без злобы, без радости на изможденных лицах рассматривали гостя. Глубокие морщины и нездоровый загар приключался от багрового неба. Даже дети казались маленькими стариками. С неделю уже над головой стояли тучи, то и дело начинался дождь, осень была не за горами, но с самого первого лета, с самого начала Пагубы, которая застигла Кая еще в Хурнае, небо припекало каждую травинку, каждый листок, каждую пядь кожи как поднятая над головой жаровня. Оттого и выходил на улицу народ, замотав лицо тряпками, либо пялил на лоб колпаки с широкими полями. Хотя надо было отметить, в последние месяцы языки пламени уже не покрывали красноватый небосвод сплошь. Отчего же прошлые Пагубы рассеивались через три месяца после начала? Ну в крайнем случае через полгода?

– Купец из Гиены, – кивнул Каю высокий здоровяк с аккуратно подстриженными седыми бородкой и усами. – Слышал я о тебе, зеленоглазый, только хорошее. Таркаши меня зовут. Ищу проводника и старшего охраны до Кеты. Возьмешься за хорошую плату?

– Нет, – ответил Кай.

Следующий купец, маленький, юркий, с острым носом и крохотными усиками, встретил его уже у караванной площади. Он, несмотря на годы, тоже поклонился Каю, одернул потертый намешский халат, крякнул, представился намешцем Усити и, поглаживая короткую с залысинами шевелюру, предложил охотнику стать проводником до Кеты за десять монет серебра и кормежку от пуза.

– Нет, – прошел мимо него Кай.

На караванной площади царило уныние. Шатры явно стояли не первый день, многочисленные охранники выглядели заспанными увальнями, приказчики и возницы играли в кости. При приближении охотника все они вставали на ноги и рассматривали незнакомца. Некоторые взгляды показались Каю недобрыми. Некоторые жгли спину. Он оставил лошадь у входа в трактир, снял с нее подсумки, оглянулся, вымолвил громко:

– К лошади не подходить. Чужих не любит. Лягается и кусается. Особо настырных может и убить.

Ответом охотнику было молчание. Кай кивнул, словно услышал высказанное согласие, нашел взглядом нищего, притулившегося у ступеней, бросил ему два медяка, поднялся по лестнице и толкнул ногой дверь трактира.

Все те трактирщики, которых Кай перевидал без счета, были разного роста, разной масти, разных привычек, но ни один из них не мог похвастаться худобой. Ни один, кроме трактирщика из Кривых Сосен. Поначалу Кай, который после начала Пагубы застал село почти полностью разоренным и выжженным, решил, что все дело в бедности и нужде, но и через год, и через два, когда селяне начали обстраиваться и понемногу приходить в себя, сосненский трактирщик оставался худым. Зато теперь, кажется, у него появился новый служка: довольно юркий пузатый и светловолосый мужичок, который, судя по морщинам вокруг глаз, возрастом годился Каю в отцы.

– Добрый день славному заведению и его хозяину, – поклонился охотник трактирщику, окинул взглядом не слишком большой зал, в котором имелся единственный посетитель – рослый рукастый детина, одетый так, как одеваются вольные из-за Хапы, и поставил на стойку сумки. – Рад, что ты здравствуешь, приятель.

– Все как всегда? – хмуро поинтересовался трактирщик.

– Как всегда, – кивнул Кай. – Конечно, если не оскудела твоя кладовая. Уж больно деревенские худы.

– Так и я не толст, – ответил трактирщик. – А кладовую держу полной. Но дорого все. Хочешь дешево, иди к старосте, выторгуй у него припасов за медяки. А что мне заплатишь, так часть монет все равно ему перепадет.

– Понятно, – кивнул Кай. – Мытари как сорняки – не сажаешь, а они все одно растут. К старосте не пойду, монета пока имеется. Собери мне десятка три черствых лепешек, два больших меха вина – один легкого, второй самого крепкого, соль, мед, копченое мясо, рыбу. Сколько влезет. Если вызрело что на огородах, не откажусь. Чеснок, лук будут в самый раз. Морковь возьму, если вымыта и высушена.

– Будет сделано, – буркнул трактирщик.

– Не злись, приятель, – понизил голос Кай. – Тот вчерашний гость мне не родич и не знакомец.

– А мне без разницы, – проворчал трактирщик.

– Тогда принеси ко всему блюдо с чем-нибудь посытнее да завари лесной ягоды с медом, – крикнул трактирщику в спину Кай.

Мужичок в фартуке явился с блюдом и кубком через минуту. Судя по запаху, трактирщик и в самом деле не бедствовал, еду готовил свежую, из хорошей баранины, разогревом не баловался. Да, ко всему привыкает человек, из-под любой тяжести выкарабкается, если есть минутка на передых. А ведь пару лет назад даже похлебка из солонины была в том же трактире лакомством.

Кай сел у окна, чтобы видеть лошадь, припавшую к поилке, и приготовился отдать должное угощению. Детина, который скучал за соседним столом, отодвинул ручищей кубок, поднялся, изогнул сросшиеся брови над переносицей и сел напротив охотника.

– Узнаешь? – с вызовом спросил он охотника, возвышаясь над ним на голову.