Юбер аллес (бета-версия) - Страница 21

Внутри оказалось тесновато, зато тепло. Свет давали круглые лампы, свисающие с потолока на витых металлических хоботках. Возле гардероба стояли две девушки в свитерках и синих американских брючках. Пожилой портье, кряхтя, пытался пристроить на высокий крючок меховую шапку, ещё искрящуюся крохотными капельками воды от подтаявших снежинок.

Хайнц небрежно перекинул через барьер свой длинный серый плащ, и пошёл прямо в зал. Видимо, его тут хорошо знали. Власов с удовольствием освободился от куртки и отдал её гардеробщику, получив в обмен тяжёлый деревянный жетон с выжженными цифрами "67". После этого он направился было в зал, но потом решил, что не худо бы сперва зайти в мужскую комнату: неприятное чувство внизу живота давало о себе знать. Туалет был выложен ярко-красной плиткой тревожного оттенка - за исключением чёрного пола и столь же чёрного потолка. Власов понимающе усмехнулся: сочетание цветов настраивало на совершенно определённый лад - быстренько сделать свои дела и поскорее уйти. Фридрих, впрочем, и не собирался задерживаться.

Сначала он пошёл к блестящей никелированной раковине, тщательно вымыл руки и лицо. Достал из настенной коробки бумажное полотенце, аккуратно вытер ладони насухо. Потом посмотрелся в зеркало.

В принципе, Фридриху нравилась его внешность. Приличный рост, длинное и узкое лицо - типичный нордический тип, никакой тебе азиатской низкорослости и круглоликости, столь портящей порой носителей русских генов. Разве что нижняя челюсть тяжеловата, и губы он бы предпочел потоньше... хотя это уже мелочи. Но сейчас из зеркала на него глядел исподлобья хмурый господин средних лет с нездорово-бледной кожей - возможно, виной тому было освещение - и глубоко залегшими тенями под глазами. Портрет завершали короткие чёрные волосы и того же цвета щетина: увы, за весь этот день он так и не выкроил момента, чтобы побриться, принять душ и привести себя в порядок. А следовало бы - если уж штурм унд дранг не дал никаких результатов... Впрочем, у него есть добыча: кассета из сейфа. Правда, ещё неизвестно, какова её ценность.

Он прислушался к собственным ощущениям. Интуиция глухо молчала. Власов вздохнул и направился к кабинкам.

Уже застёгивая брюки, он вдруг услышал, как из соседней кабинки вдруг раздалось: "Здорово, Курц! Как ты жив, старик?" Фридрих сообразил, что кто-то разговаривает по целленхёреру, но невольно прислушался.

"Что ты говоришь? Счёт-фактура?... У кого там вторая подпись? Что? Не слышу! Этот урод, Ханс? Ну что ты от него хочешь, типичная немчура" - слово было произнесено с явным отвращением. "В общем, пусть всё подписывает и едет. Едет пусть, говорю! В Цюрих этот грёбаный, чтоб его..." - дальше пошёл какой-то совершенно невразумительный разговор о финансовых операциях, перемежающийся бранью.

Власов быстро сполоснул руки и вышел.

В общем зале было не протолкнуться. За всеми столиками сидели посетители - судя по непринуждённому виду, в основном местные завсегдатаи. Ловко сновали официантки в красных фартучках, разнося тарелки с жареным мясом и батареи пивных кружек. Грохотала непонятного происхождения музыка, напоминающая своей беспородностью уличную шавку: слышно было только ритмично повторяющееся "дщ! дщ! дщ!", местами скрашенное незатейливой мелодией. В середине за сдвинутыми столами сидела и шумела большая компания уже подвыпивших мужиков.

Хайнц поджидал друга у стойки - он ловко устроился на высоком табурете с крохотным сиденьем. Перед ним уже красовалась литровая кружка-"башня". Бармен ловко срезал специальным ножиком белую шапку пены, грозно вздымающуюся над блестящим стеклом и готовую в любой момент обрушиться и растечься по стенкам кружки.

- Тут сегодня плотно, - извиняющимся тоном сказал Эберлинг. - Ну да ничего, сейчас нам всё устроят. Точно не хочешь пива?

- Ты прекрасно знаешь моё отношение к алкоголю, - Власов покосился на барную стойку, которую украшали ряды бутылок, в основном с английскими и французскими этикетками, - и уж тем более к импортному. Я не понимаю, зачем поддерживать своими деньгами американскую пищевую промышленность. А точнее - военную.

Хайнц поднял бровь.

- Ну, знаешь ли... Это у тебя уже паранойя.

- Производство отравляющих веществ обычно относят именно к этой категории, - пояснил Фридрих.

- Тьфу! Это же надо так выразиться... Просто ты не понимаешь, чем отличается шнапс или водка от ирландского whisky хорошей выдержки... Что делать: мы производим лучшие в мире самолёты и автомобили, но в области bukhla Америка впереди.

Власов подумал, что Эберлингу следует ещё поработать над произношением. Русское слово "бухло" в его исполнении звучало как "букло".

Музыка отыграла своё и стихла. Гуляки немедленно застучали кружками, требуя продолжения. Через минуту "дщ, дщ" возобновилось, и стук прекратился.

- Зато пиво тут варят из нашего солода, - патриотично завершил свою тираду Эберлинг. - Подождём минуту-другую, а потом... А, вот это к нам идут.

Длинноногая девица в красном "байришском" фартучке - официантка - подобралась к Хайнцу и что-то ему шепнула на ухо. Тот ухмыльнулся и подмигнул Фридриху.

- О, нам сделали столик в кабинете. Пойдём, там спокойно.

Друзья прошли сквозь жующую, веселящуюся толпу. Девушка подвела их к неприметной двери, которую открыла маленьким ключиком. Хайнц достал из кармана смятую десятку и вложил девушке в ладошку. Ключик перекочевал к нему.

Друзья оказались в маленькой комнатке с единственным столиком, на котором уже стояли тарелки, набор стопок и стаканов и зелёная бутылка зельтерской в лотке со льдом. Стены были забраны имитацией витражей с виноградными гроздьями. Всё те же круглые лампы светили вполсилы, создавая то, что обычно называется "уютный полумрак". Фридрих не любил такое освещение - да и вообще "Калачи" ему не показались очень уж уютным местечком. Зато Эберлинг, судя по всему, чувствовал себя здесь вполне комфортно.

Власов, впрочем, догадывался, зачем Хайнц потащил его сюда. Помещение наверняка прослушивается русской полицией - а, значит, вести здесь слишком откровенные разговоры нежелательно. Разве что намёками, вокруг да около. Так они и поговорят. Потом Хайнц пожалуется на усталость, выпитое пиво, попрощается и уйдет. Или не уйдет - в зависимости от того, как сложится разговор. Что ж, пусть так. Власов тоже умеет играть в эти игры.

Хайнц устроился на левом стуле. Фридрих заметил, что лицо Эберлинга скрывает густая тень, в то время как он сам оказался на освещённой стороне столика.

Эберлинг, не заглядывая в меню, сделал сложный заказ из нескольких блюд. Все названия были Власову незнакомы. В довершение ко всему он потребовал ещё пива и двести грамм "русской особой". Власов вопросительно посмотрел на друга: подобное было ему в новинку . Тот сделал непроницаемое лицо.

Быстро пролистав меню, Фридрих заказал себе только десерт: кусок яблочного пирога и чай по-славянски - зафиксировав в памяти, что, ко всем своим прочим недостаткам, заведение ещё и недешёвое: за один чайничек просили три двадцать две.

- Ты не будешь горячего? - Хайнц казался искренне огорчённым. - Попробуй хотя бы вырезку с травами... она здесь очень недурна, уверяю тебя.

- Сначала я посмотрю меню, - пожал плечами Власов. Он не понимал кулинарных изысков, и вообще с трудом привыкал к любой новой еде, неизменно предпочитая любым разносолам старую добрую свинину с картошкой. В особенности же он не доверял рекомендациям гурманов - те, как правило, предпочитали жрать какую-нибудь особо изысканную отраву, вроде французского сыра с плесенью. Фридрих же относился к своему желудку - и к телу вообще - проще и серьёзнее.

Девушка, записав в своём блокнотике пожелания гостей, ушла. Эберлинг тут же достал откуда-то прозрачную капсулу, кинул в рот и быстро запил минеральной водой.

- Желудок не варит, - коротко пояснил он. - Всё от нервов. Крайняя неделька была ещё та. Мы прорабатывали одну версию по Бургу, но, кажется, там...

- Подожди, - Фридрих слегка подвинулся на стуле, - постой. Мы можем говорить?