You raped my heart (СИ) - Страница 20
— Это женский туалет, — выдавливает из себя первое, что приходит на ум, желая спровадить Эрика как можно быстрее и куда подальше. Ей совсем не нравится перспектива находиться с ним один на один в небольшой комнате, отгороженной от остального мира четырьмя стенами и тонкой дверцей. В этот момент Кристине кажется, что мира не существует, что он замер или исчез. Потому что становится вдруг так тихо. И лишь удары сердца ухают в груди. А где-то снаружи разносится громкая музыка и стоит шум от сотни голосов. Но только не здесь.
— Да наплевать.
Так ядовито, так зло, почти раздраженно. Кристина втягивает носом воздух и вдруг чувствует близкий запах алкоголя. Ну вот.
— Ты пьян.
— Сделала открытие?
И такое недовольное фырчанье в тоне. Эрик похож на осклабившегося зверя, рычащего утробно, затаившегося, словно перед прыжком. Словно она — Кристина — его добыча. От таких мыслей девушка вжимается в раковину за своей спиной, пальцами обхватывает белый кафель. Эрик ухмыляется и делает шаг к ней.
— Не подходи! — И почему только это звучит так тонко и жалобно? Она ведь не так хотела. Уверенно и незыблемо. Твердо.
Эрик улыбается. Осклабился, сукин сын. И глаза его с каждой секундой сатанеют.
— Ты меня боишься, девочка? — Он шипит, говорит вкрадчиво, тихо, звуки вылетают из его рта практически неслышно, но так отчетливо, что Кристине хочется залезть на потолок. Что ему от нее надо?
— Н… нет, — теперь заикается. И хочется со всей силы дать себе ладонью по лбу. Конечно, она его не боится. Что его боятся? Все самое плохое он с ней уже сделал. Правда, ведь? Внутренний голос тонок и не уверен, он как-то жалобно тянет мысли, словно скуля как побитая собака. Кристина еще сильнее вжимается ягодицами в кафель раковины, так, что ткань платья темнеет, впитывая влагу. — Что тебе нужно? — В голосе рождаются панические нотки. И сердце начинает стучать сильнее, отстукивать странный ритм лихорадочной, кусающей пятки мелодии, словно сигнал, словно тревога.
— О, — Эрик протягивает звук издевательским тоном, — давай ты уже закончишь играть в эти игры.
— Что это значит?
Ее глаза бегают по его фигуре. Следят за тем, как он зачем-то стягивает со своих плеч пиджак, бросает его на одну из раковин, практически аккуратно, чтобы не замочить. Кристина видит, как Эрик начинает расстегивать манжеты своей рубашки, ловит пальцами пуговицы и вынимает из петель. Девушка нервно сглатывает.
— Эрик…
— Да перестань ты строить из себя святошу. – О, знакомое раздражение черной патокой сочится в голосе, глушит и давит все остальные эмоции, правит бал. — Как будто я такой идиот и не понимаю, да?
— Что? — Кристина тупо смотрит на то, как он заканчивает расправляться с манжетами рукавов и переходит непосредственно к самим пуговицам рубашки. Одна за одной обнажают его кожу, покрытую шрамами и татуировками.
— Ты ведь специально, да? — Он с хищным выражением на лице взглядом проходится по ее телу, и под ложечкой у Кристины начинает неприятно сосать. Черт возьми. Девушка начинает догадываться, к чему все идет. — Вела себя так. Провоцировала. Дерзила. Играла. Доигралась, милая. Теперь плати долги.
— Эрик! — Вот это уже похоже на визг. — Ты сошел с ума? — Тихо, с придыханием, проталкивая слова сквозь горло. И в глазах что-то плещется. Эмоции какие-то гуляют по самой кромке. Эмоции неспокойные, давящие, жалящие.
— Нет, милочка, — это слово из его уст звучит как самое грубое ругательство. — Просто почему бы мне не взять то, что ты бесплатно предлагаешь Уиллу и Четыре? — И в глазах его такая похоть, сдобренная алкоголем, что Кристине становится страшно.
Она больше не думает, не смотрит. Мышцы работают быстрее мозга и его извилин, что словно траншеи прошивают всю мозговую ткань. Кристина кидается к двери, практически хватается за ручку, видит совсем небольшую щель, оставленную Эриком, но не успевает ничего сделать. Ей не хватает жалких миллиметров, и пальцы ловят пустоту. Сильные руки крепко обхватывают девушку за талию и швыряют к раковинам. Кристина отлетает обратно, ударяясь локтем о кафель и сдирая кожу.
— Не рыпайся. — Цедит мужчина напротив. — А то плохо будет тебе.
— Эрик…
— Чем я хуже? — Говорит он, подходя вплотную, прижимаясь к ней пахом так, что девушка чувствует его очевидное возбуждение, то, как напряженный член утыкается ей в бедро. — Чем я хуже них? — Повторяет он, его пальцы скользят по ее спине, пробираются к волосам и сильно дергают, заставляя Кристину выгнуть шею, запрокинув голову. Обе ее руки упираются в его горячую обнаженную грудь, и девушка чувствует, как под ее ладонями гулко бьется чужое сердце. Но она такая слабая, а он сильный и большой. Ей не совладать.
Мужские губы касаются ее шеи. Мягко, аккуратно, едва прикусывают бьющуюся жилку, и Кристина поражается этой мягкости, едва ли не нежности. Бросает быстрый и осторожный взгляд на Эрика. Он напряжен. Его плечи, стянутые тканью рубашки, тверды, пальцы собирают юбку платья на ее бедре. И желтая материя ползет все выше и выше. Девушка вдруг резко мотает головой, едва всхлипывает, и Эрик отстраняется. Смотрит на нее долгим и испытующим взглядом.
В одно мгновение Кристина оказалась разбитой. Ее руки лежат на его груди. Такие теплые, что от этого ощущения медовая патока разливается где-то внутри, мурашки бегут по позвоночнику и отчаянно хочется, чтобы она их никогда не убирала. Это сладко. Так сладко. Ее плечи едва дрожат от сдерживаемых эмоций, а глаза уже повлажнели, уже блестят, отливаются каким-то странным светом в полутемном помещении. И она так отчаянно вжимается в раковину за своей спиной, словно камень может помочь ей, поглотить.
— Кристина, — на удивление его голос звучит дружелюбно, практически мягко, хотя в тоне скачут едва раздраженные нотки. — Я не насилую женщин. — При этих словах ее плечи едва облегченно расслабляются, но вся фигура замерла в ожидании продолжения. — И я не сделаю тебе больно. Не сейчас. — Она осторожно поднимает на него свои огромные, просто гигантские, распахнутые так широко глаза. И слова вот-вот готовы сорваться с ее губ, но Эрик продолжает. — Тебе понравится самой. Поверь. — И звучит это столь самодовольно, что можно поперхнуться воздухом.
Девушка хочет что-то возразить, но чужой рот накрывает ее. Губы у Эрика и мягкие, и жесткие. Язык такой же беспардонный, как и его обладатель. Исследует полость ее рта, играет с ее языком, вычищает, вылизывает небо. Он целует ее столь собственнически, с таким бешеным напором, сквозящим во всей фигуре, что Кристине действительно перестает хватать воздуха от эмоций. Его пальцы задирают юбку платья так высоко, что подушечки касаются обнаженной кожи бедра. И от этого простого прикосновения по телу бегут импульсы. Эрик кладет всю ладонь на ее бедро, забирается под тонкую материю, обхватывает ягодицу, приподнимая девушку, помогая второй рукой, что только что поддерживала ее голову, скользит ею вниз, чтобы крепче обхватить Кристину и посадить на раковину. Так, что его бедра легко протискиваются меж ее разведенных ног, а член упирается ей прямо в промежность.
Девчонка дышит рвано и тяжело. Эрик отрывается от ее губ, позволяя ей хватать ртом воздух. Его влажный рот перемещается на ее шею, вылизывает, целует, покусывает. Руки сжимают грудь сквозь ткань платья. Мужчина нетерпеливо дергает завязки, опоясывающие шею, и вот верхняя часть платья послушно падает вниз, обнажая два небольших полушария с аккуратными сосками. Сейчас оттопыренными и возбужденными. Кристина не сопротивляется. Она позволяет склониться и ласкать свою грудь, целовать ее, посасывать каждую тугую горошину.
Руки Эрика нетерпеливо задирают желтую материю. Его тело — сгусток сплошного желания. В брюках такой жуткий стояк, что он сцепляет зубы, лишь бы не спугнуть эту тонкую птичку, разрешающую ему творить с ее телом все, что заблагорассудиться. Интересно, с Уиллом и Четыре она себя так же ведет? Эта мысль злит Эрика, приводит в едва сдерживаемое бешенство. И он резко дергает ткань ее плавок. Материя рвется, шлепает о нежную паховую кожу девушки, и Кристина вздрагивает всем телом. Два пальца тут же ныряют внутрь, туда, где так жарко и влажно. О да, девчонка потекла. Сочная, сладкая. Эрик с рычанием зарывается в ее шею, целует ее, кусает, прикусывает ее мочку зубами. И тут слышит. С ее едва приоткрытых, дрожащих губ срывается слабый стон. И этого хватает, чтобы кровь ударила мужчине в самую подкорку головного мозга, добралась до сознания.