Язык цвета. Все о его символике, психологии и истории - Страница 2

Эта книга выросла из вопросов учеников школы Winchester Thurston в Питтсбурге, и я благодарю их и их преподавателей английского языка Кристин Ковачич и Мэтта Бахнера за возможность поговорить с ними. Я говорю спасибо всем учителям, которые зажгли мою любовь к учебе, особенно тем, кто стал моими друзьями: Джиму Дэниелсу, Кейт Линч, Ричарду Эносу, Мардж Пирсон, Бетси Шмидт, Полу Граймсу, а также замечательному Киту Паренту, регулярно занимающему мои мысли.

Предисловие

Джозеф Альберс. Этюд. Посвящение квадрату: Хвойное дерево. 1958.

Что может быть важнее, чем книга о цвете? Для подавляющего большинства из нас зрение является основным способом восприятия окружающего мира, и именно цвет придает ему точность, а также насыщает и позволяет ощущать все тонкости и сложности видимого.

Цвет обладает огромным диапазоном эмоционального содержания, вызывая ассоциации с личным опытом. Моя детская комната с ее золотисто-желтыми стенами излучала счастье. Воспоминания о голубых омутах глаз моего отца, напоминающих своим цветом океан, всегда будут пробуждать чувство безграничной любви и успокаивать мой разум, создавая ощущение простора, как это случается во время медитации. В моем школьном гардеробе благодаря фамилии и своеобразному чувству юмора матери преобладали разнообразные оттенки зеленого. Мне потребовались десятилетия, чтобы избавиться от отвращения. И все же раннее погружение в мир различных цветов, наполненных энергией, вероятно, стало причиной того, что я всю жизнь стремилась к большему.

Меня завораживали сияющие красные цвета Марка Ротко^[1], визионерский синий Ива Кляйна^[2], темно-пурпурные петунии Джорджии О’Кифф^[3] и вся чудесная палитра Сони Делоне^[4]. Я испытывала благоговейный трепет, стоя перед мощными черными формами Роберта Мазервелла^[5]. Это то, что называют «возвышенным»^[6] в абстрактном искусстве: здесь мы можем выйти за пределы личного, за пределы физического и увидеть метафизическое. То, что каждый наблюдатель привносит в картину, и есть ее смысл. То, что происходит в цветовой памяти, – своего рода алхимия. Она служит катализатором, который вызывает резонанс, открывает разум, заряжает эндорфинами и пробуждает сознание.

Цвет обладает силой трансформации. Как и многие другие, я почувствовала себя выздоровевшей эмоционально благодаря терапевтическим розовым оттенкам, представленным Марком Джейкобсом после трагедии 11 сентября, а во время пандемии ту же роль сыграли сияющие и светящиеся желтые цвета Пьерпаоло Пиччоли в коллекции Valentino. А недавно покинув город и переехав в сельскую местность, я открыла для себя, насколько целительной и восстанавливающей может быть зелень «лесных ванн». Тьма вдруг отступила, и все озарилось светом!

Я профессионально занимаюсь прогнозированием цветовых тенденций с 1980-х годов. Обладая опытом и знаниями в области истории моды и истории западного искусства, я с удовольствием расшифровываю культурные коды и распознаю определенные закономерности и цикличность, чтобы делать интуитивные прогнозы, касающиеся моды, дизайна и розничной торговли. И все же я восхищаюсь размахом работы Кита Рекера – «Глубокий цвет» открывает перед нами более обширную панораму источников и значений цветов, чем мои собственные работы. Его захватывающее путешествие – откровение, подобное естественному развитию человеческого воображения.

Кит проникает в самую глубь, копается в пластах истории и опыта, мифов и памяти, перепрыгивая через время и пространство, чтобы раскрыть суть цветовых кодов. Его поток идей соединяет архаику с современностью, сталкивает метафизику и модернизм, выстраивает схемы и комбинирует контексты.

В главе о синем цвете автор наслаивает и собирает в единое целое смыслы – от личного до культурного и универсального, и позволяет им расходиться, словно круги на воде: она охватывает религию, миф, цвет неба, рабочие классы, королевскую власть и аристократию, розетки победителей, этикетки пивных бутылок, особую науку окрашивания джинсовой ткани, техническую и социальную историю джинсов, ковбоев, Марлона Брандо, Джеймса Дина, депрессию, талисманы, отгоняющие несчастье, воздушную перспективу, сумерки и, помимо всего прочего, внешний вид и будущее нашей планеты.

Размах исследования вызывает головокружение – и я веду речь только об одной главе, – но мы легко справляемся с ним, потому что Кит избегает заумной теории и чванливой академической риторики. Язык, который он использует, постоянно стимулирует читателя, поскольку никогда не бывает рутинным или ленивым, благодаря чему стиль повествования оказывается весьма захватывающим. Он кажется непринужденным и радостным, и настолько убедительным, будто это обычный разговор, но одновременно информационно насыщенным. Каждый узнает что-то новое из этой книги и будет удивлен некоторым вещам, но, мне кажется, важнее всего то, что читателю предоставлена возможность наслаждаться тем, что автор предлагает пытливому уму.

«Глубокий цвет» следует определенным правилам. Книга не удаляется от реальной жизни, не пересекает границы «царства фантазий и воображения». Возможно, главное, что можно о ней сказать, – что она политическая. Кит не пытается избежать упоминаний о том, какую роль играют слова «черный» и «белый» в расовой политике. В действительности же он не стесняется показывать пальцем: в главе о черном цвете рассказывает об истории рабства и его прямой связи с современным расизмом, о Тринадцатой поправке к Конституции США^[7], движении за гражданские права Мартина Лютера Кинга, «Власти черных», «Черных пантерах»^[8] и Black Lives Matter^[9]. Но автор осознает, что политика глубоко проникла и в остальной спектр. В главе о розовом цвете Кит напоминает нам о розовом треугольном значке, который нацисты использовали для идентификации определенной категории заключенных, об инверсии значения и восстановлении этого треугольника организацией ACT UP, о роли розового цвета в сохранении неравенства в оплате труда мужчин и женщин, об организации Code Pink^[10], банде Гулаби^[11] и движении Pussyhat^[12]. Он рассуждает о связи желтого и антисемитизма; в главе о красном – о женоненавистничестве и «культурных табу вокруг менструации»; а в главе о фиолетовом – о происхождении сленга.

Восприятие цвета субъективно. Мы не можем с уверенностью сказать – вспомним проблему, над которой десятилетиями бьются искусствоведы, теоретики и философы, – какие именно цвета видел Ван Гог, когда смотрел на подсолнухи. Повествование Кита пронизано его личными ассоциациями – от страстной любви его бабушки к фиолетовому цвету до переживаний по поводу черноты туннельной гробницы Ньюгрейндж в Ирландии, недоверия к красному цвету, увлечения розовым как символом протеста и восхищений желтыми цветами в саду.

Кит понимает, что цвет помогает людям найти общий язык. Это то, что объединяет нас. Один из самых увлекательных аспектов книги – исследование цветов, к которым представители самых разных культур возвращались снова и снова и находили для них схожие ассоциации. Например, автор прослеживает использование красной охры в Южной Африке, Северной Европе, Юго-Восточной Азии, Австралии и Южной Америке на протяжении сотен тысяч лет. Более того, он раскидывает свои сети так широко не для того, чтобы подкрепить какой-то интеллектуальный аргумент, а чтобы позволить читателям осознать нашу общность и подтвердить место в истории. Это нужно, чтобы, по словам Кита, «уверенно стоять на ногах в континууме человечества».

На последующих страницах Рекер вполне уместно ссылается на «язык цвета». «Глубокий цвет» не просто исследует его – книга практически написана на нем. Это выдающееся достижение.

Меррилл Грин Футуролог в сфере цвета и трендов

Введение