Язычник - Страница 19

– Труби, – сказал Йонах. – Вдвоем нам не справиться, но если наши поблизости, можно попробовать. Люди здесь, чай, не слепые. Увидят печенегов – запомнят.

– А если они будут убивать всех, кого встретят? – спросил Славка.

– Я бы на их месте этого делать не стал, – заметил Ионах.

– А я бы на их месте переоделся, ну допустим, гузами. Или – уграми, – сказал Славка.

– А я бы и переодеваться не стал, – заявил Ионах. – Прикупил бы пару телег с добром – и ехал бы, не таясь. Купцы-моравы с охраной из степняков – обычное дело.

– Телеги – это слишком медленно.

– Зато надежно. Труби!

Славка протрубил боевое: «Все – ко мне!» Сигнал не по чину: такой могут подавать гридни не ниже сотника, но ничего лучшего в голову не пришло. Хотя почему не по чину? В хузарской тмутороканской коннице Ионах стоял повыше обычного сотника, а сигнал подан по его слову. Вот на отклик Славка не особо надеялся. Однако не успел он трижды повторить сигнал, как со стороны Сурожа откликнулся боевой рог. Причем настолько близко, что Славка сразу узнал: брата Артёма рог.

Вскоре над дорогой поднялся столб пыли, а чуть позже появились идущие на рысях сотни.

– Ну, теперь отыщем! – обрадовался Ионах.

Но хузарин ошибся. Шесть дней гридни частым гребнем прочесывали расположенные вдоль тракта селения. Безрезультатно.

Они встретились под сенью священного дуба. Хотя нет, священным он был только для одного из них: косматого меднобородого деревлянского волоха. Для его собеседника все деревлянские боги не стоили медной монеты. Но, разумеется, он никогда не сказал бы этого вслух. Здесь, в деревлянской чаще.

– Вот этого должно хватить, – сказал собеседник волоха, открывая ладонь. На ладони этой, покрытой жесткими буграми мозолей, лежали четыре золотые номисмы.

Было довольно странно видеть золото у человека, одетого так, как обыкновенно одеваются холопы или совсем бедные смерды – в дерюжные штаны и такую же рубаху, простую, без вышивки, выбеленную солнцем и подпоясанную веревкой.

Но волох не удивился. Когда его собеседник поднял руку, волох сумел уловить чуть слышный металлический шелест. Под белой тряпкой скрывалась кольчуга. И пахло от человека не землей и потом, а кожей и воском. Да и рука, на которой лежали монеты, мало походила на заскорузлую руку пахаря. Мозоли эти – не от сохи. Например, вот эта, на большом пальце, – от особого кольца, которым воины натягивают тетиву сильного лука. У деревлян таких луков нет, но кольца подобные волох видел. На пальцах у гридней киевского князя.

Этот человек не был киевским гриднем. Нет в Киеве гридней-печенегов. А в том, что перед ним – печенег, волох не сомневался. Печенеги – не вороги деревлянам. Нечего им делать в дремучих лесах. То что ромейский вождь прислал печенега – это правильно. Еще правильнее то, что он прислал золото.

В давние времена народ деревлянский сам дарил своим богам солнечный металл. Теперь это делают чужие. Многие нынче ищут дружбы деревлян. Потому что знают о кровной ненависти их к Киеву. Деревляне – надежны. Они многое могут скрыть в своих лесах. Многое и многих.

Волох молчал, и чужак решил, что деревлянину оплата кажется малой.

– Это все, – сказал он. – У меня больше нет. Было, но…

Чужак не закончил, но волох ему поверил. Он умел чуять ложь. Хотя и не знал истинной цены ромейских солидов. Обычно враги Киева платили серебром.

– Скажи мне, что ты задумал.

Посланник ромеев настороженно огляделся. По глазам видно: за каждым стволом ему чудится послух.

– Нас никто не услышит, – сказал волох. – Говори.

И чужак заговорил. Он был здесь впервые, но о Руси знал многое. И он был хитер, этот посланник ромеев. Сам волох никогда бы до такого не додумался.

– Хорошо, мы поможем, – сказал деревлялин, и четыре золотых кругляша исчезли в складках мехового плаща.

Волох помог бы ромею-печенегу и без всякого золота. Род Свенельда-князя ему также ненавистен, как род Игоря Киевского. И весь риск – на чужаке. Если чужака убьют, золото все равно останется.

– Жить будешь на капище, – сказал волох. – При мне. Наши охотники узнают для тебя все, что ты захочешь. Только учти: захочешь помолиться своему ромейскому богу – отойди от наших богов подальше. Не любят они его. Могут и забыть, что ты подарил им золото.

– Откуда ты знаешь, что я – христианин? – спросил ромей-печенег.

– Я не знаю, я – ведаю!– сурово произнес волох. – Помни об этом, если захочется тебе промыслить недоброе моему племени.

– У нас – одна цель, – спокойно произнес гость. – Только я не промахнусь… Как промахнулся твой человек. Ты выбрал лучшего стрелка, а надо было – лучшего воина.

– Ты, что ли, лучший? – недобро усмехнулся волох. Слова чужака его задели. И то, что он знал о промашке деревлянского охотника.

– В страже моего господина служил один нурман, – спокойно произнес чужак. – Он рассказывал историю о злом боге, который вложил смертельную стрелу в руку слепого стрелка, – и тот убил своего собственного родича.

– Что с ним стало? – спросил волох.

– Со стрелком? Его растерзали свои.

– Нет, с тем, кто вложил стрелу?

– Он был недостаточно осторожен, – сказал гость – Мы не повторим его ошибки.

Моравский боярин Блуд был совсем не похож на деревлянского волоха. Он знал цену номисм. Однако, пряча в ларец полученное от доверенного купца ромейское золото (много больше, чем четыре монеты), христианин Блуд думал точно так же, как жрец-язычник. Коли выйдет все у ромейского засланца, станет тогда Блуд главным советчиком Ярополка. Не выйдет – значит, останется одно только золото.

Ромеи, хоть и хитры, да глупы. Не ведают того, что не станет сын Святослава на отцов путь. Не та у него закваска. Никто из сыновей князя-пардуса не унаследовал его славу и удачу. Ярополк – добрый князь, но нет в нем свирепого воинского духа, побуждающего к подвигам. Олег – слишком молод и слаб. И старший брат никогда не даст ему подняться. Владимир… Владимир был бы хорош: храбр, силен, неглуп. И вдобавок – язычник. Нет у него пиетета перед оплотом истинной Церкви, коей является Константинополь для Ярополка Киевского. Блуд о Владимире много знает. С дядькой его, Добрыней, они в крепкой связи. Через Блуда Добрыня много добра в южные края продал. Это и Блуду выгодно, и Добрыне. Без Блуда северный товар мимо княжьей казны не продать. Владимир мог бы поддержать славу отца…

Но Владимир сидит далеко, в Новгороде, и потому в Царьграде его в расчет не берут. А берут там в расчет то, что напели ромейским купцам доверенные люди Блуда. Мол, грозен Ярополк. А что молод, так на то при нем князь-воевода Свенельд. Тот, что вместе со Святославом Хазарию и Булгарию взял. И на Фракию с Македонией ходил. Свенельд знает, как с Византией воевать, и Ярополка тому научит. Конечно, Свенельд немолод, однако у него сын есть. Тоже славный воевода, из Святославовых ближников. Тоже ветеран булгарских и ромейских войн. Словом, бойтесь, ромеи, Киева!

Такова, по мнению Блуда, была самая верная политика. Ромеи, когда не боятся, – грабят, а, когда боятся, – платят. В данном случае платят ему, Блуду. За верные вести и содействие. Правда, в тот день, когда посланник передал ему деньги, Блуд еще не знал, что сделка будет стоить ему двух верных слуг.

От дурней пришлось избавиться, однако за каждого из них Блуд выставил ромеям счет: по двадцать марок серебром. Это справедливо. Ведь сын воеводы удрал исключительно из-за попустительства ромея-посланца.

Надо же! Ромей с рожей копченого – сын патрикия империи! Кого только не выносят на гребень власти причуды имперской политики!

Блуд всего один раз был в Константинополе – в свите старой княгини, – но считал, что знает об этом городе все.

Он был очень высокого мнения о своем уме, боярин Блуд. И считал, что неплохо умеет мыслить по-византийски. Лучше всех в полуварварском городе Киеве.

Единственный, кто, по мнению Блуда, был для него опасен, это старый Свенельд. Тем приятнее получить золото за то, чтобы его избавили от главного врага.