Явь (СИ) - Страница 90
«Хранишь значит. Это нужно делать не так».
Она осматривается, цепляется взглядом за торчащий из стены гвоздь, предназначенный для одежды. Бережно взяв свой дар в руки, вешает его на стену. С минуту любуется красотой уходящего духа.
«Ведь он уедет, и это останется здесь, забытым. Тем более, скоро он рассыпется, от него ничего не останется, как и от того дня».
Озадаченная, она ищет что-то из его вещей, в чем можно было бы сохранить хотя бы часть. Раскрывает его сумку, шарится среди бесполезных вещей, находит почти полностью пустой ежедневник. На первых страницах находит короткие записи, телефонные номера, пару зарисованных схем.
«Наверное, купил для работы, а пользоваться не умеет или забывает. Почерк ужасный, как можно так криво писать».
Она ловкими тонкими пальчиками выуживает из венка пару веточек самых сохранившихся цветов шалфея, белого сухоцветника и лагуруса. Укладывает их посреди чистых белых страниц. Плотно прижимает, закрывая заветный дневник. Прячет подарок обратно, в груду футболок, маек и вещей первой необходимости.
Не протертыми остаются лишь самые верхние полки, до которых так просто не дотянуться. Она подставляет табурет, тянется, и кончиками пальцев достает до полки.
Железная дверь отворяется. В проходе останавливается изумленный зрелищем Чернов. В его руках два пакета с едой, которые он ставит на пол, облокачиваясь о стену. Его гараж не похож на себя. Он словно видит его в зазеркалье. Его путешествующий взгляд останавливается на тонких, белых, как фарфор, коленях. Таких красивых, что он мог бы ослепнуть. Она тянется вверх, обнажая узкую нежную талию под футболкой. Тени падают на ее кожу, рисуя узоры, подсвечивая те места, при взгляде на которые он чувствует вину и стыд за свое непотребство. На напряженной изящной икре правой ноги рисуется, почти исчезнувший, белый длинный безобразный шрам. Невольно Паша опускает взгляд на свою руку, украшенную тем же, в ту же ночь.
— Что ты делаешь?
Варя оборачивается, чуть не падая с табуретки.
— А что, незаметно? Делаю уборку.
— Я же теперь здесь ничего не найду.
— Зато не споткнешься и не сломаешь ногу.
— Какая забота.
— Да, я тоже умею такой быть.
— Так далеко заходить не обязательно.
Негаданно дверь снова отворяется и на пороге оказывается Антон. Паша встречает его удивленными глазами.
— О, привет, Варь, ты опять здесь, — легко и быстро произносит он, глядя на нее.
Старший Чернов подрывается с места, заслоняя собой ее колени. Варя громко чихает от пыльной тряпки.
— Чего пришел?
— Будь здорова!
— Спасибо, — щебечет Варя.
— Как-то ты не рад встрече, после того, как я тебя выручил.
— Я благодарен от всей души. Чего хотел?
— Даша просила передать ей шампанское. Она завтра идет на день рождения к подруге. Боится приходить с пустыми руками.
— Иди в машине возьми.
— Так просто впустишь меня в свою машину?
— Да, вон ключи на столе лежат.
Антон делает пару шагов к столу, забирает ключи со стола. Застревает в проходе на пару секунд, разворачивается и говорит с усмешкой:
— А хорошо у тебя здесь, когда прибрано.
— Ты не опоздаешь?
— Куда?
— Я сказал иди уже.
— Ладно, я понял, — роняет Антон и выходит к машине.
— Зачем ты его прогоняешь? — спрашивает нахмуренная Варя.
Паша разворачивается к ней, обхватывает хрупкие драгоценные колени и бросает ее на матрац. Удивленная, она смеется и сопротивляется.
— Что ты творишь, прекрати!
Он набрасывает на нее расстеленное одеяло и заворачивает так, чтобы она не смогла выпутаться. Из-под укрытия вырывается взъерошенная волнистая голова. Варя сдувает со своего лба пушистую прядь волос.
Антон возвращается с бутылкой в руке. Кладет ключи на стол.
— Ладно, я пошел. Пока, — бурчит себе под нос.
— Подожди! — выкрикивает Варя.
Оба брата оборачиваются к ней и внимательно рассматривают. Один, подняв брови, второй, нахмурившись.
— Я собрала пакет вещей, их бы постирать, — произносит она, ерзая на подвижном матраце, пытаясь вылезти из ловушки.
— Сиди, я сам, — обрывает ее старший Чернов, — этот? — указывает он под стол.
— Да-да!
Он вытаскивает пакет, рассматривает содержимое, приподнимает одну из темных вещей, демонстрируя ей.
— Эта футболка разве грязная?
— Вполне, — отрезает Варя.
— Ладно.
Паша вручает пакет брату. Тот забирает его с недовольным видом.
— Хорошо устроились. Ладно, бывайте.
Антон скрывается в сумерках.
Оставшийся вечер они проводят за разговорами и ужином. Варя крепко засыпает сразу, как касается головой подушки.
Утро выдается бодрым и свежим, за скромным завтраком они обсуждают предстоящие дела. Засыпать и просыпаться в кровати не в одиночку становится чем-то привычным.
— Тебе никто не звонил? Мама или бабушка?
— Нет, они не такие отходчивые.
— Тебя уже должны были обыскаться.
— Ты плохо знаешь мою семью.
Паша в ответ лишь тяжело вздыхает.
— Сегодня нужно кое-что сделать, — констатирует Варя.
— Что?
— Сходим на место их старого дома. Я знаю, где это, Нина мне показала.
— Снова донимает тебя снами?
— Нет. Не совсем. Это неважно. Важно то, что предчувствие говорит мне посмотреть, что там осталось.
— Хорошо. Я постараюсь прийти с работы пораньше, часам к пяти.
У старой библиотеки тихо. Так же, как и в последний раз, желтая и зеленая полусухая трава уклоняется под порывами ветра. Цвета зори простираются, заливая все яркими красками.
Сгоревшая библиотека на своем месте, обдуваемая ветром, шатается и рассыпается, теряя свои частицы. Черная. Обугленная. Голая. Хрупкие стены страдают от собственного существования, ждут конца. По своей сути она напоминает старуху Смерть, с ее тонкими черными облезлыми балками, выбитыми стеклами, развивающимися на ветру кусками серых и желтых штор.
Они оба уперлись глазами в это неприятное зрелище, посреди забытого всеми поля, в тени густого черного леса. И хоть Варе больно смотреть на все то, что когда-либо показывал ей призрак ребенка, здесь она чувствует какое-то удивительное биение, зов, словно в самом ветре звучат голоса и шепот чего-то еще неизведанного, связанного с ней.
— Ну что, пойдем? — не отрывая взгляда от горелого здания, цедит Варя.
— Уверена, что надо? — так же не отрываясь, холодно отвечает Паша.
— Да, уверена, — отрезает Варя и продолжает путь.
У куска сетчатого порванного жизнью забора, ее руки вдруг касается чужая, горячая ладонь.
— Я пойду первый, — железным тоном командует Чернов.
— Да брось, там давно ничего нет.
— Я сказал, ты идешь сзади. И никуда не исчезаешь. Поняла меня?
Варя вдруг замечает, как долго они держатся за руки. Быстро краснеет и прячет руку в карман. Паша нахмуривает брови, выхватывает ее руку обратно. Ловко пересекает дыру в больном заборе, подтягивая Варю за собой.
С каждым шагом на территории старой библиотеки чувства Вари обостряются, шепот за проносящимся в ушах ветром становится сильнее, руки и ноги становятся тяжелее и устойчивее, в них появляются не ощутимые раньше силы.
Они безмолвно приближаются к трупу старого здания. С приходом новых ощущений, Варю настигает тревога. Она спряталась бы за его спину, но знает, что так в очередной раз покажет себя трусихой. Она идет за ним, высоко задрав голову на встречу кровавому закату.
Паша делает первый шаг за порог, не впуская вперед Варю. Он ступает осторожно и медленно по хрупким почерневшим полам.
Обстановка мертвая. Даже сорняки и трава и не растут на подоконниках и в местах, куда занесло часть земли ветром, куда легко попадают солнечные лучи. Все держится здесь на воздухе, и кажется может обвалиться в преисподнюю в любой момент. Под ногами хрустит мусор, разбитые осколки стекла, зеркал. В углу за очередным залом лежит одинокий обугленный стул. Где-то посреди прочего хлама лежат почти сгоревшие книги. Комната за комнатой нагнетают тоску и вселенскую печаль, но Варя шагает, ведомая голосами и приливами внезапных сил.