Ярость рвет цепи - Страница 17

Волк протянул лапу, схватил безволосого за шею, сдавил когти и с силой рванул. В ладони у него остался трепещущий кусок плоти, истекающий кровью, из которого торчала белая трубка гортани. Безволосый пошатнулся и попытался зажать зияющую рану руками. Но кровь из порванных артерий хлестала тугими красными струями, рвалась между пальцев. Глаза безволосого закатились, он начал падать.

Все это Курт видел уже краем глаза. Не дожидаясь, когда тело безволосого рухнет на асфальт, он серой молнией бросился вперед. Парень с автоматом развернулся, поднимая оружие и бешено дергая затвор. Все его навыки, наработанные, вероятно, долгими часами тренировок, куда-то подевались. Такой пустячок, как предохранитель, превратился в настоящую проблему.

Волк пролетел мимо. Его правая лапа, вытянувшись в сторону, полоснула когтями по изумленному лицу. Гладко выбритая кожа разошлась сразу в четырех местах, будто взрезанная бритвой. Из длинных узких ран хлынула кровь. Парень завопил, но его автомат неожиданно ожил.

Страйкер без труда увернулся от скорострельной очереди. Ствол оглушительно стрекотал, выплевывая огонь и раскаленные кусочки металла. Самих пуль Курт не видел, однако затвор, как ему казалось, метался взад-вперед до странности медленно. Безволосый практически ослеп – кровь стекала с изуродованного лба в глазные впадины. Боль и ярость направляла неверную руку. Автомат, продолжая единственную очередь, повернулся. Три пули вонзились в голову другого безволосого, – к сожалению, не Майклсона, – и тот рухнул замертво.

…Тут в магазине кончились патроны.

Парень с располосованной физиономией протяжно застонал, оружие выскользнуло из ослабевших пальцев. В тот момент, когда раздался металлический лязг, Курт уже мчался к четвертому телохранителю.

У того наконец получилось достать пистолет – большой никелированный кусок железа. Длинный ствол повернулся в сторону приближающегося Волка. И раздался выстрел. Курт, не снижая скорости, пригнул голову к левому плечу. Рядом прожужжало что-то злое и горячее. Но и бессильное также – Страйкер смог уклониться без особых усилий. Ствол глядел прямо на него, а потому Курт фиксировал каждое его колебание.

Еще он мог видеть, как распахнулись глаза безволосого, и как сменялось в них выражение. Зрачок расширился, словно диафрагма объектива, заполняя собой всю радужку. Гнев и торжество сменились отчаянным ужасом, будто кто-то вставил другой негатив. Приблизившись вплотную, Волк смог рассмотреть собственное отражение – оскаленная морда с горящими глазами, торчащая из дыры капюшона.

Эта картина Курта ничуть не отрезвила. Первый раз в жизни он выпустил вожжи самоконтроля. Ни Заветы, ни назидания старших для него уже ничего не значили. Огонь в бумагу не спрятать. Древние инстинкты и тайные желания вырвались наружу.

Отмахнувшись от пистолета одним ударом когтистой лапы, Волк бросился на безволосого. Хотя тот был выше ростом и крепче в плечах, сопротивление оказалось почти символическим. Курт ударил кулаком под дых, – костяшки врезались в титановые пластины бронежилета. Но это было нестрашно. Сила удара отбросила безволосого на асфальт. Волк прыгнул следом, и еще в полете нанес финальный удар. Указательный палец правой руки вонзился в глазницу, проник в мозг.

Второй глаз по-прежнему фиксировал отражение убийцы.

Курт выдернул палец и поднял голову. Ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы вспомнить главное. Род Майклсон – так звали ту трясущуюся гору жира, которая семенила, то и дело оглядываясь, в сторону распахнутой двери. Обнаружив, что четвертый телохранитель также вышел из строя, толстяк засеменил еще быстрее.

Волк пружинисто поднялся на ноги и облизнулся. В желтом проеме двери мелькали какие-то тени, доносились чьи-то голоса, говорившие на повышенных тонах. Майклсону оставалось преодолеть всего несколько метров. В этом случае, вероятно, Страйкеру и впрямь пришлось бы изучить внутреннее убранство борделя. В своем нынешнем состоянии Волк ничего не имел против. И все же жажда убийства оказалась сильнее.

Свою жертву он настиг двумя прыжками.

Второе приземление имело место уже на широкой спине Рода. Тот не устоял, споткнулся и рухнул, будто подрубленное дерево (как показывали по головизору).

Из глотки вырвался испуганно-жалобный всхлип.

– Не делайте этого, прошу вас!.. – взмолился Майклсон. – Я заплачу, отдам сколько нужно!..

Возможно, в другое время Курт и обдумал бы его предложение.

Но не сейчас.

Распахнув пасть, он нагнулся и вонзил зубы в толстую шею. Густая кровь стремительно наполнила рот. Она была соленая, горькая и совершенно не вкусная. Поэтому Волк не стал глотать, а лишь вгрызался в мышцы и сухожилия. На глаза ему навернулась багровая тьма, сердце бешено колотилось под ребрами. В голове сверкали огненные вспышки.

Экстаз убийства не подвергался описанию. Это доступно лишь зверю.

Венозная и артериальная кровь смешивались, порождая единый коктейль. Его вкус был запретным и пряным, а запах – насыщенным и первозданным. Но, как ни странно, его заглушал другой – тот, что Страйкер уже ощущал, когда сидел в засаде. Дорогие духи так и забивали ноздри.

Наконец в голове немного прояснилось. Отстранившись, Курт понял, что терзает мертвое тело. Шея Майклсона превратилась в одну сплошную рану, откуда свисали лохмотья артерий и мышц. Белел позвоночник. Кровь, журча, стекала на асфальт. Вокруг головы успела образоваться не мелкая лужа – непроницаемая, матово-черная. Свет из окон отражался в ней разноцветными светлячками.

Правая нога Рода отбивала какой-то рваный ритм.

Волк вскочил на ноги. В дверном проеме показались какие-то фигуры, но, взглянув на жуткую картину лишь мельком, поспешили захлопнуть дверь. Некоторые из окон, раздвинув шторы, выставляли напоказ роскошное убранство. На этом фоне маячили силуэты – тонкие и хрупкие. Привлеченные пальбой и криками, они старались что-либо разглядеть в ночной тьме.

Страйкер машинально оправил капюшон. Оглядевшись, он мало-помалу сознавал, что все это – его рук дело. Верилось с трудом. Впервые за долгие годы кто-то из Стаи преступил Завет, совершив это намеренно, да еще в ТАКОМ количестве. Старейшине, вне сомнения, подобное и в кошмарном сне присниться не могло.

Но об этом позже. А пока – рвать когти, – решил Курт. В борделе, вероятно, уже успели вызвать полицию. Бравые офицеры, как известно, неустанно охраняют покой платежеспособных клиентов.

Волк развернулся и направился в сторону ворот. В голове прояснялось, он с удивлением оглядывался по сторонам. Память о проделанном мелькала в голове огненно-кровавыми вспышками. Вот телохранитель, булькая, зажимает изувеченное горло; вот мелькнула когтистая лапа…

Проходя мимо безволосого с пробитой глазницей, Страйкер помедлил. В голову ему пришла странная идея. Но – почему бы и нет?.. Нагнувшись над бездыханным телом, Волк поднял пистолет и принялся разжимать мертвые пальцы. Те поддавались с трудом, будто дух телохранителя не желал и в загробном мире расставаться с оружием. Но наконец рукоять оказалась свободна. Курт поднялся на ноги и сунул пистолет за пояс.

Другой безволосый лежал в двух метрах. Пули разворотили череп, снесли часть скальпа и обнажили мозг. Страйкер хладнокровно взглянул на белое лицо, после чего снова нагнулся. К этому трупу он имел только косвенное отношение. Откинув полу пиджака, Курт достал из кобуры пистолет – увесистый, черный, с массивной рукоятью.

На поясе безволосого, рядом с портативной рацией, висел мобильный телефон. Заметив его, Волк мгновение помедлил, но в итоге покачал головой. Эта штука могла выдать его с потрохами.

Спрятав второй пистолет, Курт поднялся и продолжил путь. Парень с разодранным лицом лежал у капота «Крайслера». Он продолжал тихо подвывать и зажимать руками кровоточащие раны. Глазницы были покрыты изрядным слоем полусвернувшейся массы. Веки, и, вероятно, глазные яблоки тоже были повреждены. Страйкер при всем желании не мог бы вспомнить, куда он метил, и какую преследовал цель. (Хотя, впрочем, с целью все было ясно.) Даже при самом компетентном хирургическом вмешательстве эти шрамы останутся до конца жизни. Тем не менее, он останется жив – превратится в мужчину, и станет с гордостью демонстрировать коллегам страшные следы, оставшиеся с той самой ночи, когда лишь ему удалось уцелеть во время Резни на Тисовой…