Янтария - Страница 2

– В общем, мы поняли друг друга, – тоже рассмеялась она.

– Танюш, – тон бабушки резко изменился, посерьезнел. – Мы с тобой почти год не виделись. Может, приедешь, погостишь?..

– К тебе?.. Баб, так мне же нельзя… – растерялась Таня.

Что происходит? Бабушка же всегда была на стороне мамы в этом вопросе. Она тоже запрещала Тане навещать ее в деревне. И за годы Таня приучила себя к мысли, что туда ей дорога закрыта.

– Послушай меня… – вновь заговорила бабушка. – Мне не так много осталось. Не перебивай, – остановила она готовую возражать Таню. – Я знаю, что говорю, – в голосе ее появились стальные нотки. – Я хочу, чтобы ты при мне вошла в наш дом. Я настаиваю и, заметь, делаю это впервые. Не хотела тебе говорить сразу, но раз по-другому тебя не уговорить, то я чувствую, что мне осталась от силы неделя.

Таня почувствовала, как вся покрывается липким потом. Тело вдруг стало вялым, словно с ней случился сердечный приступ. Говорить и дальше она не могла.

– Сегодня буду у тебя, – кое-как выдавила из себя, прервала разговор и заплакала прямо на улице.

Она не замечала, куда идет и того, что плачет. Прохожие не донимали ее вопросами, хоть и не могли не видеть слез на лице очень красивой девушки. Они словно понимали, что ей нужно поплакать, что у нее горе, и любые слова будут лишними.

Таня же плакала от страха. Раньше ей это чувство было неведомо. Даже когда умирала мама, она испытывала всепоглощающую боль, но не страх. А теперь она боялась. Бабушка была для Тани всем. Больше, гораздо больше, чем мать. Она и сама не знала, почему так чувствовала и относилась к той. Только так было всегда.

У бабушки было пятеро внуков. Лет восемь назад именно Тане она подарила старинные сережки безумной красоты. Они были украшены каплями чистого бриллианта. Его грани переливались на солнце так, что даже слепили своим великолепием. Таня их почти не носила, потому что считала слишком шикарными для себя. Но сейчас, забежав домой за вещами, она вдела сережки в уши, чтобы сделать бабушке приятное.

Тогда, когда бабушка преподнесла ей этот подарок, все родственники почему-то обиделись на Таню. Невзирая на то, что она единственная никогда не была у бабушки (это та приезжала в город и довольно-таки часто навестить внучку) и никогда у нее ничего не просила. А просить было что. Как бабушка умудрилась сохранить и приумножить фамильное наследство, никто не знал, но все, кроме Тани и мамы, жили и процветали за бабушкин счет. Мама же наотрез отказывалась принимать от нее помощь, чем сильно обижала бабушку. Но до самой смерти была непреклонна в своих принципах, что всего в жизни нужно добиваться самой. Таня тоже бы не взяла сережки, догадываясь, какие они дорогущие, но в этом вопросе бабушка осталась непреклонной, и заявила, что если внучка откажется от подарка, то может забыть о ней навсегда.

Таня лихорадочно металась по квартире, собирая самое необходимое. Благо лето, много вещей не нужно. Первым делом она позвонила на работу. Начальник не хотел давать ей отпуск за свой счет, так Таня решилась на крайнюю меру – пообещала, что переспит с ним, благо тот к ней давно клеится. Естественно, обещание свое она и не подумает исполнять, потом придумает, как от него отвязаться.

Через час она выходила из дома с небольшой дорожной сумкой. До деревни было километров сто, и добираться Таня решила на такси, бог с ними, с деньгами. Нельзя терять времени, потому что баба не шутила, Таня и это знала.

Слава богу таксист попался тактичный – понял, что пассажирка чем-то озабоченна и не стал приставать с вопросами.

В дороге Таня задремала и проснулась от легкого прикосновения к плечу:

– Девушка, приехали. Куда дальше?

– Не знаю. Я тут в первый раз, – никак не могла сообразить спросонья Таня.

– А к кому вы едете знаете? – терпеливо расспрашивал таксист.

– Да, к бабушке.

– Ну так бы сразу и сказали, – спокойно ответил он, вышел из машины и направился к двум мужикам, стоящим неподалеку от того места, где затормозил.

Какое-то время он с ними о чем-то говорил, а потом вернулся в машину.

– Не хочу вас расстраивать, они, конечно, местные, но где живет ваша бабушка, не знают.

Таня посмотрела на водителя и засмеялась.

– Простите. Мою бабушку зовут Суворова Анастасия.

– Это несколько упрощает задачу, – серьезно произнес мужчина и снова вышел из машины.

Оказалось, бабушкин дом стоял в самом конце деревни, практически на отшибе. До него пришлось еще минут пятнадцать ехать по ухабистым дорогам благо, погода стояла сухая. Но растрясло Таню прилично за это время, да и тело ломило нещадно от долгого сидения в машине. Поэтому, когда они остановились возле высокого забора, выкрашенного в благородный коричневый цвет, она с радостью расплатилась с водителем и покинула душный салон такси.

Калитка оказалась не заперта – бабушка явно ждала гостей. Таня толкнула ее, ступила во двор и остолбенела. Она всегда представляла себе бабушкин дом каким-то особенным, но действительность превзошла все фантазии. Перед ней предстала настоящая аристократическая усадьба, такая, какими представляла их себе Таня, читая романы батюшки Толстого: с округлыми белыми колоннами, поддерживающими просторную балкон-террасу на втором этаже, с широкой парадной лестницей, заканчивающейся двустворчатой дверью, распахнутой настежь с завешанным плотным тюлем проемом, с широкой, мощеной булыжником, дорожкой, ведущей к дому, и резной беседкой, притаившейся в тени деревьев неподалеку от дома. И дом, и сад выглядели немного запущенными, давно не ремонтированными, но от этой запущенности еще больше чувствовался налет аристократизма, лежащий тут на всем.

Бабушка вышла навстречу, и лицо ее светилось счастьем.

– Теперь можно и умереть спокойно, – произнесла она так обыденно, словно речь шла о пирогах в духовке. Таня даже не смогла рассердиться, отвечая на ее объятья. – Пойдем в дом, дорогая, у нас мало времени.

Внутреннее убранство дома отвечало его внешнему виду. Здесь не было налета мещанства, в виде вязанных крючком салфеток и всевозможных сувениров. Вся мебель была простой и неновой, правда накрытой чехлами бежевого цвета, выстиранными и выглаженными. Потертый паркетный пол не блестел лакировкой, но выглядел свеже натертым, даже в воздухе еще улавливался запах мастики. И когда только бабушка все успевала, да в ее-то годы?

Пока закипал настоящий русский самовар, бабушка усадила Таню на диван и начала свой рассказ. Таня слушала, не перебивая, но не могла не сопротивляться в душе.

– Наш род очень древний и знатный, – голос бабушки звучал по-особенному гордо. – Мы всегда очень тщательно подходили к выбору пары. Даже в советское время, когда идейных фанатов было больше, чем нормальных людей, мы умудрялись находить подходящую партию. И конечно же, редко когда выбор совпадал с зовом сердца. Да почти никогда… – бабушка замолчала ненадолго, словно погружаясь в прошлое. – Единственная, кто ослушалась веления крови и поставила честь рода под угрозу, была твоя мать. Только она последовала зову сердца. Внученька, – схватила бабушка Таню за руки, заглядывая в глаза, – я не хочу уходить из этого мира, не покаявшись перед тобой. Ты же знаешь, как я тебя люблю.

– Да, – прошептала Таня, и слезы сами собой потекли по щекам. Столько любви и нежности было в бабушкиных словах, но еще больше плескалось в ее глазах.

– Так вот, виновата я перед тобой гораздо больше, чем ты думаешь. Ведь я заставляла твою маму избавиться от тебя, сделать аборт, – тут бабушка запнулась, сжала руку Тани и поднесла к губам. На ладонь упали несколько слезинок.

– Баб, ну ты чего? – обняла ее Таня и прижала к себе. – Ну раз я родилась, значит ты передумала, – пыталась шутить она.

– Нет. Я выгнала свою дочь.

А вот об этом Таня даже не догадывалась, и мама никогда не рассказывала. Как можно выгнать собственную дочь? Ей нужно было прийти в себя, смириться с этой мыслью, потому что обвинять в чем-то бабушку она по-прежнему не могла.