Ядовитая тропа - Страница 3

Первый осмотр подсказал ему, что труп явно криминальный.

Сейчас он мог сказать, что труп был не просто криминальный. Кто-то очень сильно хотел убить этого человека так, чтобы никто не заметил его как можно дольше. Списали просто на еще одного беднягу, которого засыпало обломками. Может быть, сунулся туда в поисках добычи, а нашел свою смерть.

Семен еще раз осмотрел руки трупа. Потом расстегнул ворот рубашки и обнажил грудь убитого. Тело покрывали пятна неясного происхождения.

Пока неясного.

– Синяки? Били его? – спросил крутящийся под рукой рядовой.

– Нет, это что-то другое, – с интересом сказал Серабиненко.

Патруль прибыл довольно быстро, Семен быстро для протокола выдал все свои наблюдения, и дальше уже он должен был проследовать на место службы. Чтобы оправдать опоздание, пришлось взять расписку у дежурного патруля. Обычная записка от руки на обороте бланка немецкой телеграммы. «Такой-то, такой-то в указанное время находился в обществе трупа на развалинах. Ждал патруль». Текст был, конечно, другим, более официальным, но Семен переделал его в своей голове, наверное, больше из пижонства, чем для развлечения ума.

Отдав записку дежурному, он поднялся к себе. Бывали в его жизни записки и поинтереснее. Например, однажды он опоздал на работу, потому что спасал лошадь. Наравне с людьми на завалах работали и лошади. Бедные истощенные животные, испуганные. Жалкие. Семен лошадей любил с детства. Да, он вырос в богатой семье. Непростой. И чтобы попасть в СМЕРШ, ему пришлось очень от многого отказаться. Но он хорошо помнил конюшню в доме дяди. И лошадей с их бархатными носами и умными глазами. С чуткими ушами. Помнил, как пахнет чистая конюшня. Помнил, как пахнут и выглядят ухоженные здоровые лошади.

Пегая кляча не понимала, чего от нее хотят, и, от страха рванув, провалилась в дыру: то ли лючок какой транспортный, то ли еще что. Неважно, доски прогнили, вот и попала в ловушку. Семен и еще двое солдат тащили бедное животное из ловушки, которая могла стоить ей переломанных ног. И Семен поймал себя на мысли, приходившей в детстве. Врут, что коммунисты не молятся. Все так или иначе на войне обращаются к богу или к высшим силам. Ну ладно. Почти все. Умные люди не верят, что за смертью пустота и конец. Семен не верил. И в тот момент он молился, чтобы ноги лошади были целые. Тогда не пристрелят. Выживет. Лошадь выжила, а начальство Серабиненко пополнило свою коллекцию удивительных рапортов. Записка от караула, который был рядом, была написана на обороте вышедшей из обихода после Победы дойчмарки.

Убийство не шло у него из головы. Вернее, даже не само убийство. Видел он убийства и страшнее, нет, Семен поймал себя на мысли, что постоянно думает, что могло оставить те пятна. И от чего еще чернеют кончики пальцев. Скоротечная гангрена? Обморожение отпадает, надо очень долго пробыть на льду, чтобы обморозить пальцы. Что-то тут было не то.

Просто выйти на обед вовремя и прогуляться вниз по улице до стоящего у реки напротив полуразваленного здания Королевского замка бывшего бассейна, где разместили прозекторскую, было нельзя. Все-таки опасное послевоенное время в городе, где все еще работают штабы абвера. И не надо обманывать себя, думая, что Победа была окончательной и бесповоротной. Еще долгое время никто не будет чувствовать себя в безопасности на этой земле. Что бы там ни говорили вербовщики, которые уже получили распоряжение работать по разрушенным войной колхозам для сбора населения и отправки людей в Кенигсберг и соседние города. Для разбора руин и поднятия производства нужна была рабочая сила. Нужны были молодые, уверенные в себе люди, жадные до жизни.

Серабиненко вышел на балкончик, который был у него в кабинете, и закурил. В каком-то роде, если бы его мысли сейчас подслушало начальство, то в лучшем случае его взяли бы на карандаш, а в худшем… он бы отправился, несмотря на все свои заслуги, разгребать завалы. В СМЕРШе была суровая дисциплина. Но некоторая инаковость и свободомыслие приветствовались. Давайте будем честны. Кто будет лучше воевать: тот, кто пойдет убивать ради Родины и Сталина, или тот, кому есть что терять в случае проигрыша? Почему именно отряды стройбата и штрафбата бились за каждый сантиметр земли с такой яростью, что их боялись даже очень хорошо вооруженные фрицы? Видел Семен, как однажды несколько штрафников буквально обратили в бегство румынских фашистов. А эти были зверями страшнее самих немцев. Финны, румыны, венгры, хорваты. Как бы они потом ни клялись в верности РСФСР, и идеалам коммунизма, и красному флагу, те, кто позволил себе такое, не имеют права ходить по земле. Всем, кому дали шанс искупить кровью свое прошлое, те, чьи родственники считались «врагами народа» и кто мог пойти на войну и получить шанс жить потом без клейма, воевали до последнего. Как и Семен. Сразу после прохождения обучения его, лучшего на курсе стрелка, вызвали в кабинет, где находились несколько высоких чинов. И объяснили, что рассмотрели его досье очень внимательно. И хоть и семья у него неблагонадежная: бабушка была из княжеского рода, немка, а дед так и вовсе неоднократно имел неосторожность высказываться против советской власти, родители пропали без вести (бежали в Париж), оставив его одного на попечении деда и бабки, у него есть шанс завоевать для своей семьи нормальную, советскую жизнь. Семен тогда понял. Пан или пропал. Если сейчас он начнет лебезить, спорить, то пополнит ряды штрафников или пойдет воевать обычным рядовым. И где-то там пропадет. Он вспомнил прищур деда, с которым тот смотрел в окно, когда по улицам его города маршировали солдаты Красной армии. И смог улыбнуться так же. Лихо и бесстрашно.

– А что? Разве умные люди с хорошими способностями не могут приносить пользу? Образование и высокий балл уже не ценятся? В целом, хороший стрелок, наверное, сможет и лопату неплохо держать.

И понял по тому, как блеснули глаза стоящего у окна и, казалось бы, не принимающего в беседе никакого участия мужчины, что попал в цель.

Так он попал в СМЕРШ. «Смерть шпионам». Особый отряд бойцов товарища Сталина. Псы войны. Их ненавидели. Но знали, если где-то появились подразделения со знаменитой аббревиатурой, то шпионам действительно смерть. И не только им. Так же попадут под раздачу и растратчики, и плохие командиры, те, у которых что ни день, то огромные потери, а сами они ходят в чистой шинели по заранее проложенным рядовыми понтонам. Чтобы ноги не замочили. Они были и карателями, и судьями, и солдатами. Найти и уничтожить. По законам военного времени суд предполагался только в том случае, если у них был на это приказ.

Серабиненко попал в «Крымский отряд», и сам товарищ Сталин предложил членам отряда взять позывные врагов России во время Крымской войны. Почему-то ему это казалось особой шуткой. Что сначала воевали против России, а теперь послужат ей во благо. Кроме командира Раглана, который знал о них все, остальные члены отряда знали только позывные и имена друг друга. Все остальное не имело значения.

Семен был настоящим книжным червем. Разведка была для него полем непаханой науки. Он читал все документы и донесения, до которых можно дотянуться, просиживал во всех возможных архивах ночами, и скоро Раглан понял, что этот парень найдет все, что нужно. Если где-то в какой-то писульке, указиловке значилось то, что им нужно, Сент-Арне (Серабиненко) найдет. И он находил.

Разведка во время войны и в довоенное время была… огромной сетью. Можно было смело сказать, что каждый второй моряк торгового судна, представитель экономических структур, властных, учебных заведений, любой мог быть шпионом. Все так или иначе писали донесения и письма на родину. Сотнями летели во все стороны письма «Дорогой дядя…», «Мой любимый муж…», «Отец…», по этим письмам, если их структурировать, то, как учили работать в разных школах разведки, можно было даже угадать ну если не учебное заведение, то страну точно. И вот она, ирония судьбы, школы абвера и СМЕРШа.

Внизу городская суета. Семен поймал себя на том, что от мыслей про утренний труп он как-то плавно перешел на продуктовый паек и то, что если удастся раздобыть сухарей и яичного порошка, то можно будет приготовить суп с тушенкой. Так себе бурда, конечно, без картошки и лука, но питательная.