Яд желаний - Страница 3
– Не хочу я твоих туалетных бутербродов. Как там наш ремонт? – грустно спросила Даша, глядя на младшую, увлеченно сосущую молоко. – Скорее бы мама в отпуск пошла.
– Вот на работе будет потише, я подключусь, – дал опрометчивое обещание старлей.
– Бухин, ну что ты копаешься? Собирайся давай. Я тебя внизу, в машине жду… Слышишь? Да проснись ты наконец! У нас труп.
«Господи, за что?» – подумал старлей Бухин и потер лицо. Глаза просто закрывались сами собой, и хотелось снова завалиться туда же, откуда он только что встал, – на составленные в ряд стулья в помещении дежурки. Бухин спал на этом импровизированном ложе, уступив, как и положено джентльмену, диван даме. «Я же Дашке обещал сегодня пораньше прийти и съездить с ней посмотреть сантехнику, пока мама будет гулять с детьми…» – вспомнил он, уже спускаясь по лестнице вниз и понимая, что, скорее всего, сантехнике придется снова ждать.
Женщина была не первой молодости, но, безусловно, красива. Хотя к красоте ее сейчас было применимо только одно определение – «была». Потому что эта красивая женщина была давно и безнадежно мертва. В квартиру пытался пройти какой-то народ, не то родственники, не то соседи, – до конца не проснувшийся Саша так этого и не понял.
– Гони всех отсюда! – раздраженно закричала следователь Сорокина, в паре с которой Бухину выпало дежурить.
Голос у Сорокиной был не просто громкий. Голос у Сорокиной был командный. «Ей бы дивизию, на крайний случай – полк», – подумал Саша и вежливо, но непреклонно выпроводил за дверь особо настойчивого мужчину. Лицо посетителя показалось ему смутно знакомым, но сегодня утром у старлея Бухина от хронического недосыпа случился отказ всех систем: он плохо слышал, плохо видел, а соображал еще хуже.
– Причина смерти какая? – шепотом поинтересовался он у судебного медика.
Сорокину сейчас лучше было не трогать – она сегодня находилась явно не в духе. Саша попытался припомнить, но так и не вспомнил ни одного случая, когда лицезрел эту даму в хорошем настроении. Впрочем, данный казус можно было объяснить тем, что встречались опер Бухин и следователь Сорокина исключительно на работе. А работа в убойном отделе не просто тяжелая. Она еще и морально гнетущая. К тому же, кроме неприятных профессиональных издержек, связанных с выездами на места убийств, изнасилований и разбоев, этот вызов был еще и последним за долгие сутки их дежурства. А последний вызов, когда вот-вот должен смениться…
– Везет мне, как утопленнику, – сварливым голосом сказала Сорокина. – Как полчаса до конца – так и пожалуйста! – Тут работы на полдня, непочатый край… А кто мне сверхурочные доплачивать будет? Пушкин? Хоть бы на пенсию уже скорей уйти, что ли… Настохренело все! Так что, какая причина смерти?
– Не пойму я что-то, Маргарита Пална. – Медик, молодой, недавно перешедший из проктологии в судебную медицину, также побаивался Маргариту Сорокину и явно не желал попасть впросак. – Вроде как естественная… – неуверенно протянул он.
– Ни хрена не естественная! – Сорокина ручкой, которой заполняла формуляр, ткнула в направлении трупа. – Сидел бы ты в своей поликлинике, в жопе ковырялся! Эскулап! – Сорокина выплюнула это слово как ругательство. – Только и умеешь, что ректальную температуру измерять. Толку от тебя… Судороги у нее были, не видишь? Пена на губах. И воздух здесь… – Она выразительно покрутила носом и, бросив напоследок победный и вместе с тем презрительный взгляд на эксперта, вернулась к своим бумагам.
Воздух в квартире был действительно не первой свежести, не то что на улице, где буйствовали весна и месяц май и цвели припоздавшие в этом году яблоневые сады. Сливы и вишни уже облетали, засыпая землю невесомым конфетти лепестков. Саша подошел к окну и распахнул створку. С улицы пахнуло таким неземным ароматом, что у него буквально закружилась голова.
– Так ведь труп сколько лежал, – запоздало попытался спасти растоптанное Сорокиной реноме медик. – И что я могу сейчас сказать, Маргарита Пална? Сами подумайте? Чего я гадать буду? В морге вскрывать нужно, там и определим…
По сути, он был прав – глядя на покойницу, у которой не было прямых признаков насильственной смерти, только ясновидящий мог определить, от чего умерла женщина.
– Ладно, ты фиксируй трупные явления, – махнула рукой Сорокина, – а мы с Сашей по квартирке пройдемся.
Прокурорская дама старлею Бухину почему-то благоволила, что было явлением экстраординарным – следователь Сорокина славилась своим скверным и неуживчивым характером. Ночью, вместо того чтобы мирно спать между вызовами на любезно предоставленном в ее распоряжение диване, она сокрушалась, что у Бухина две дочери, да еще и родились обе сразу! Нет чтобы с разницей годика в два-три… Рита Сорокина буквально забодала Бухина расспросами: как Дашка с ними справляется, как кормит, как гуляет, как то да как се… Саша Бухин хотя и был опером со стажем, но все еще считался молодым. А следователь Сорокина занималась своим делом без малого двадцать лет. Поэтому послать докучную бабу по всем известному адресу Саша просто не мог и обстоятельно рассказывал обо всех проблемах, связанных с близнецами, хотя ему отчаянно хотелось спать – вчера полночи читал, оторваться было невозможно… Ну а вторую половину маленькая Санька своими воплями испортила напрочь. Мало того, что она орала сама, так еще и разбудила сестру, и они устроили настоящую ночную серенаду. Причем, в отличие от моцартовской, совсем не маленькую. И только сегодня под утро ему удалось урвать минут сорок сна, а тут – снова вызов…
– Бедненько артисточка жила, – критически заметила Сорокина, по ходу осмотра квартиры бесцеремонно выдвигая ящики шкафов, перебирая опытными пальцами стопки белья и профессионально суя любопытный нос во все углы. – Да… Ни шуб тебе, ни драгоценностей… даже заначки нет. Кроме афиш, и взглянуть не на что!
– Какая артистка? – рассеянно спросил Бухин.
– Как какая? Народная, наверное, уже. Видал, режиссер этот ломился? Сразу мне не понравился! Не дадут теперь нам покоя с этим трупом, хоть бы она сто раз сама померла! Так оно и ежу понятно, что не сама… Да, вляпались мы с тобой, Санек, в этот театр по самое не хочу. Вот просто задницей чую! И не просто чувствую, а знаю! Теперь не успеешь домой с этой гребаной службы на четырех костях доползти, как начнут дергать. На контроль возьмут, звонить будут каждый день и приказывать, будто без их приказов не пашешь сутками, как лошадь! За такие деньги! Дураки только работают на этой работе за такие деньги! Да! И кишки будут мотать, пока напрочь не вымотают…
Саша тут же вспомнил, что режиссера он видел в театре, куда частенько наведывался с черного хода, – цены на иные билеты оперу Бухину были не по карману. Ну а в театре работали знакомые ребята в охране, и это иногда было очень кстати. Даже предложение Дашке он сделал именно в их дежурке, как раз после спектакля Виктюка. Саша улыбнулся, вспомнив, как стал на одно колено прямо на не слишком чистый пол дежурки и протянул Дашке коробочку с кольцом. Тогда ему казалось, что если он не сделает этой девушке предложение немедленно, то никогда на это не решится…
– Санек, – озабоченно позвала Сорокина, – ты что? Недоспал? Голова кружится? Чего-то вид у тебя странный.
– Да нет, все путем. – Бухин стряхнул с себя наваждение – образ Дашки, с улыбкой берущей у него из рук кольцо.
– Так я говорю, что с режиссером-то этим будем делать? Чего ты его сюда не пригласил?
– Так вы же сами не велели, – растерялся Бухин.
– Это ж режиссер из театра, наверное, в котором она работала. – Сорокина кивнула в сторону спальни, где возле трупа заканчивали работу криминалист и эксперт.
Значит, если человек, которого Сашка не впустил в квартиру, – режиссер местной оперной труппы – очень неплохой труппы, между прочим, то тело в спальне – должно быть, певица этой самой труппы, не иначе… Да и афиши, развешанные по всей квартире, говорили об этом же.
– Труп кто обнаружил? – задумчиво спросил он.