Яблони на Марсе (сборник) - Страница 55

Снег шел всю неделю. Первый снег планеты. Знак грядущих перемен. Самое время делать решительные поступки. Закрывать гештальты.

Я не знала, что ответить. Расправила несуществующую складку на рукаве белого рабочего комбинезона.

Матвей мое молчание понял по-своему:

— Извини, что отвлек… Просто, мне было важно, чтобы ты знала. Если ты когда-нибудь… Я буду всегда… Словом… Извини, Инна.

Окончательно смутившись, он вышел. Аккуратно задвинул за собой переборку.

На рабочем столе, между стеллажами с пробирками, остались принесенные им цветы.

Мне не дарили цветов со времен защиты диплома.

Здесь им просто неоткуда было взяться.

Те, о которых слагали песни поэты. Те, чей аромат смешивался с дыханием любовников. Те, в ком прячет румянец волнения счастливая невеста. Те, что погожим весенним днем пестреют в женских волосах и на ровных линиях бульваров. Как и сто, и двести лет назад. Единый символ для беды и радости. Купающийся в золотой заре утра на открытом лугу и драпирующий траурный креп. Символ тления и скоротечности жизни. Символ бессмертия и нерушимых уз, связывающих сердца.

Я и не знала, что на Марсе есть цветы.

Матвей отвечал за оранжерею. Это было его царство — душное, пряно пахнущее, наполненное тихим жужжанием аппаратуры. Рукотворные джунгли — чередование полной влажного шепота листьев полутьмы и яркого света люминесцентных ламп.

У меня было свое царство — рассредоточенное в стерильной белизне лаборатории, запечатанное в капсулы и контейнеры. Поданные требовали внимания и заботы. Им не было никакого дела до смятения моих чувств. Им было неведомо само понятие «чувства».

Интересно, знакомо ли оно Матвеевым цветам?

Я вернулась к микроскопу.

За обедом я решила поговорить с Агнией, Кейтлин и Беллой. Никогда не любила слушать советов, а еще больше — советовать самой. Но теперь мне определенно нужен был совет.

У девочек, оказывается, были свои новости:

— Твой приезжает, Шилова! — засверкала зеленющими глазами Агния. — Совершенно точно! Антон звонил полчаса назад. Повезет сначала к Шубину, потом к Харту, а затем сюда, на Элизий. Он снимает какую-то документалку, будет освещать продвижение терраформинга. Антошка у него вроде гида.

— Предупредить бы туриста, чтоб пристегнулся, — вставила ехидная Кейтлин.

Агния показала ей язык.

— До сих пор вспоминаю нашу поездку за фильтрами, — кивнула Кейтлин. — Антон классный! Вот только порой забывает, что теперь у него в распоряжении краулер с живыми пассажирами, а не истребитель с боеголовками. Особенно на спусках.

— За что и люблю, — подытожила Агния.

— Везет же! — зажмурилась Белла. — У Агнии — военный, летчик! У Кейтлин — селекционер! Ученый! А теперь вот и к Инке едет… И кто!! Звезда визора! Мне бы вот тоже найти…

— А ты нарисуй Саймону «валентинку»… Еще одну.

— Ему только его «макаки» интересны.

Я отставила чашку с какао. Побарабанила пальцами по краю стола.

Белла продолжала, ее понесло:

— Сам Кирилл Гуляев на нашей станции! Первый канал!! С ума сойти! Девчонки, мы все прославимся и станем ужасно популярными!

— Он едет снимать не нас, — сказала я. — Он едет снимать снег.

Повисла гнетущая пауза. Все думали о том, что долгожданный климатический сдвиг предвещает скорый переезд. А ведь мы почти привыкли к нашему «Элизию четвертому», притулившемуся на краю кратера, присыпанного красной пылью, искрящегося ледниками, имя которому заменял шестизначный номер. Между собой мы называли его «сахарница».

Мы уже начали чувствовать себя здесь как дома.

— Лучше бы Антон привез нам Редклиффа, — хмыкнула ехидная Кейтлин.

— У тебя слабость к старичкам, — мстительно заметила Агния.

— Я выросла на его фильмах! — возмутилась Кейтлин. — И, кстати, он, если верить визору, в неплохой форме.

— А я вот себе никогда не нравлюсь на записи, — сокрушенно сказала Белла. — Какая-то я не киногеничная.

Видимо, мне все-таки не удалось справиться с лицом. Белла погасила улыбку. Кейтлин озабоченно нахмурилась. Агния спросила:

— Подружка, ты чего? Ты ж сама нам о нем столько рассказывала… Про все его артхаусные шедевры. Сама я не сказать, чтоб фанатка, но в твоем пересказе это выглядело довольно эффектно… И вот сказочный принц сам мчится к тебе…

— На белом краулере!

— Управляемом летчиком-истребителем!!

— Ох, девочки, — только и смогла сказать я в ответ.

Я передумала просить совета.

За панорамным окном падали снежинки. Первый этап терраформирования.

Я смотрела в микроскоп.

На станции «Элизий-четыре» все заняты важным делом.

Найар, Кейтлин и Саймон отвечают за функционирование внутренних систем и связь, руководят стальной армией киберов — «макак».

Джонни-Джей и Парсонс следят за аккумуляторами и электропитанием станции, занимаются реактором и солнечными батареями.

Я, Агния, Матвей и Белла составляем прогнозы погоды, пытаемся сладить со вздорным характером планеты, насылающей на нас то магнитную, то песчаную бурю. Исследуем добытые «макаками» образцы. Ходим на поверхность в громоздких скафандрах.

Куча дел. Большая ответственность.

Наша задача — превратить Марс в новый дом человечества. Сделать его нашим другом.

В этом деле у нас были помощники. Я смотрела в микроскоп на одного из них.

Изящный темный завиток, тонкий нитяной изгиб на светлом фоне.

Нематоды. Домен: эукариоты. Царство: животные. Тип: круглые черви.

Поедая выращенные Матвеем и Беллой водоросли, они будут вырабатывать кислород. Они научат Марс дышать.

За панорамным окном лаборатории шел снег — медленно падали снежинки. Они чем-то разительно отличались от земных. Как в том анекдоте про фальшивые елочные игрушки. Только наоборот. Необыкновенно крупные, пушистые, искрящиеся. Они сообщали нам о том, что планета меняется.

Серии комбинированных бомбардировок с нависших в атмосфере крейсеров ВКС пробили в коре гигантские кратеры. Пыль и пар смешались с нищей атмосферой планеты. Закипели скованные льдом океаны, двинулись с мертвой точки, образуя бескрайние поля жидкой грязи. На эти грязевые пустыни и на обледенелые каналы двинулась лавина генетически измененных лишайников и водорослей, цепких, упорных, пожирающих на своем пути противостоящую им неорганику.

Наша станция, «Элизий-четвертый», была форсированными темпами развернута из мех-комплекса «Челюскинец» — на краю кратера, имя которому заменял шестизначный номер.

Здесь оседающая вечная мерзлота породила карстовые наслоения, похожие на взбитую пену. Нагромождения красных скал блистали белизной снежных шапок и глянцевито-черным — в местах, где оплавилась порода, — и почти сплошь были затянуты темно-зеленым плащом лишайников. Стенки кратера пестрели красно-белыми полосами — ледники и нанесенная ветром пыль. Перевернутые взрывом древние камни кое-где хранили отметины мертвых морей, высохших во времена столь отдаленные, что от одной мысли о них начинала кружиться голова.

Мы создаем новый мир.

Мы делаем историю.

— Ребята сказали мне, кто приезжает. Обо всем узнаю с запозданием.

— Очень много времени проводишь в своей оранжерее. Я тебе уже говорила.

— Наверное, такая у меня роль? Молчаливый садовник, который ждет своего часа, прикрываясь тисовыми фигурами. Таясь за клумбой с флоксами. Заняв наблюдательный пост на ближайшей яблоне.

— В конце романа он окажется убийцей?

— Смотря про что роман.

— Научная фантастика, конечно.

— Не поспоришь.

— А какое у меня амплуа, любопытно?

— М-м-м… Королева червей?

— Ненавижу тебя! Еще больше, чем Беллу. У вас, садовников, какое-то особенное чувство юмора, не такое, как у обычных людей.

— Мы не садовники. Мы фермеры!

— Слушай, к чему ты завел этот разговор?

— Какой?

— О приезде Гуляева?

— Помнишь, еще в Москве, после защиты дипломов, мы ходили на его фильм. Тот, про циркового карлика, влюбленного в экзотическую танцовщицу?