Яблони на Марсе (сборник) - Страница 12

Я не помню, как давно я здесь. За два месяца я просто свихнусь.

У меня появилась привычка говорить с собой вслух. Как будто в моей голове теперь есть кто-то еще. Я могу часами рассуждать о процессах ядерного распада, хотя ни черта в этом не смыслю, или декламировать только что придуманные стихи. Жаль, что никак не записать — к концу полета, глядишь, насочинял бы на целый сборник.

Великий поэт-инженер Антон Гинчев, ха!

Антон стоял на плацу в парадной форме.

Он успешно защитил диплом, он сдал все выпускные экзамены. Он подал прошение о включении его в состав ближайшей экспедиции на Марс. Он был готов. Его Цель — розовое небо — как никогда близко.

Антона колотила дрожь. На сцене поздравлял выпускников ректор академии, Генрих Владиславович Федяков, один из кумиров юноши. Федяков был в составе первой экспедиции на Марс — это он руководил строительством Купола. Здоровье не позволило ему остаться там навсегда. Говорили, что он очень об этом жалел — единожды увидевший Марс не забудет его уже никогда.

Огромные экраны позволяли разглядеть каждый жест ректора, и все собравшиеся здесь юные выпускники-офицеры, их растроганные и гордые родители и преподаватели могли слышать каждое произнесенное Федяковым слово так, будто тот обращался лично к нему. Гордо реяли на ветру флаги, негромко и торжественно звучала фоновая музыка, и Антон заранее переживал миг своего триумфа, который вот-вот должен был наступить.

— И наконец, — говорил Генрих Владиславович, — я хочу поздравить тех, кто уже в этом году полетит к самому дальнему на сегодняшний день оплоту человечества. Итак! Львов Андрей Андреевич, кафедра автономных систем управления.

Из строя вышел Энди (как его называли другие курсанты), двинулся через плац, чеканя шаг, поднялся на сцену и застыл — руки по швам — перед ректором.

— Поздравляю, офицер! — сердечно произнес тот и пожал Энди руку.

Энди улыбался — совершенно по-детски, весело, открыто. Антон был рад — Энди ему нравился. Работать с ним будет приятно.

Ректор произнес еще с десяток имен. Один за другим новоиспеченные офицеры поднимались на сцену, пожимали руку Генриху и застывали за его спиной.

— Крылова Марьяна Вадимовна, кафедра цифровых устройств, — выкрикнул Федяков. Тонкая девушка поднялась на сцену. Теперь за спиной ректора стояло двенадцать человек.

— Еще раз поздравляю, офицеры. Спускайтесь и вставайте справа, под флагом Арсии. Уверен, вы сможете многого достичь.

У Антона потемнело в глазах, ноги подкосились. Его имя ректор так и не произнес. Дальше он почти ничего не осознавал. Ни то, что его имя все-таки прозвучало в середине церемонии — академия направляла Антона для работы в Антарктиду. Ни то, как вышел на сцену и пожал кумиру руку. Ни то, как Федяков внимательно посмотрел на него и тихо, так, чтобы слышал только Антон, сказал:

— Не реви как девка, офицер. Сейчас ты нужен на полюсе. Наберись опыта сначала. Не улетит от тебя твой Марс.

Антон кивнул тогда и занял свое место в строю других полярников.

Когда церемония закончилась и выпускники танцевали на берегах Невы, Антон лежал на своей кровати в общежитии и тупо смотрел в потолок. Ему казалось, что цвет потолка — розовый.

Я теперь знаю, что чудеса бывают.

Настоящим чудом можно считать то, что батарейка е-книги до сих пор не села. Я скинул яркость экрана до минимума и читаю теперь только минут по пятнадцать, два раза в перерыве между сном. Часы говорят, что сейчас — пятнадцатое марта. Если я все сделал правильно, то осталось полтора месяца. Если нет, я останусь один навсегда.

Странно, но это уже не пугает.

Сегодня дочитал «Лед и пламя», про Меркурий. По Брэдбери, там жили люди. Их биологические процессы были до предела ускорены из-за радиации, и они появлялись на свет, любили, рожали других людей, старились и умирали за восемь дней. И ходили слухи, что соседнее племя, на расстоянии часа бега от их пещер, живет целых одиннадцать дней, а убив врага, ты получишь его силу. Еще три дня казались им богатством!

А мы… мы жадные. Нам мало отпущенных восьмидесяти лет. Мы хотим больше и за последние годы наизобретали достаточно способов продлить жизнь.

Если я неправильно рассчитал курс, это выйдет мне боком. Корабль сделан на совесть — система подачи воздуха там, где я заперт, может изолированно работать очень долго. Если не случится форс-мажора. Усмехаюсь. Он уже случился — значит, совесть была не чиста.

А Брэдбери — гений.

Антон жил теперь в Антарктиде, на научной базе. Работы здесь было — непочатый край: изучение недр южного континента, исследовательские площадки микробиологов и метеорологов, инженерные проекты и регуляция жизни экспериментальных поселений под куполами. Здесь же находился центр подготовки к межпланетным полетам, где проходил каждые два года стажировку новый экипаж марсианского корабля.

Энди и другие уехали неделю назад. Антон проводил их и вернулся к работе — проектировке улучшенного климатического купола. Он понадобится совсем скоро, ведь на Марсе будет строиться второй город.

Почти половина Антарктиды со всеми запасами пресной воды и полезных ископаемых принадлежала России. Ближайшим к станции городом был Лазаревск — первый в мире город, закрытый климатическим куполом, что делало его оазисом посреди пустыни вечной зимы. Антон мог ездить туда на снегоходе хоть каждый день, но делал это редко — предпочитал одиночество.

Поначалу молодой инженер грыз себя — мол, оказался недостаточно хорош. Потом надоело. Он подал второе прошение. Он трудился со всей отдачей, выдвигал новые идеи, участвовал во всех разработках, где только успевал. Через полгода он уже руководил проектным отделом.

Антон был уверен, что при таких успехах Марс — дело решенное.

Небо над Антарктидой было черным в алмазный горошек.

Аккумулятор е-книги сел. Раньше я мог хотя бы видеть свои руки или осветить каюту. Теперь не могу и этого.

От одиночества и тоски хочется выть. Никогда не понимал отшельников. Это жутко — быть одному так долго. Я теперь знаю точно, что человек — существо социальное.

Становится холоднее. А может, так только кажется — меня часто бьет озноб. Система отопления сломаться не могла, по крайней мере я в это не верю. Я кутаюсь в одеяло и пью антибиотики — их у меня хватит на целую роту. Еще меня тошнит от консервов и дистиллированной воды, но больше у меня ничего нет.

А ведь всего этого могло и не быть. Я мог бы жить сейчас на Земле, в теплых и светлых широтах. Нет, я ни о чем не жалею. Я попытался. Это — моя Цель. Моя мечта. Высокое розовое небо.

Я долечу. Корабль долетит. Я должен верить.

Иногда я слышу женский голос — он мне знаком. Это только мое воображение, я знаю, но так приятно хотя бы представить, что в темноте рядом со мной есть кто-то еще. Она никогда не обращается ко мне напрямую, но мне нравится ее слушать. Слов я не понимаю.

А потом Антон встретил Марину. Она была моложе его года на два. Она любила свою ледяную родину, холодные темные воды моря Лазарева и императорских пингвинов.

— Они совсем как люди, — говорила она.

Антон стал чаще бывать в городе.

Они часто гуляли вдвоем — под куполом царило тепло, и можно было забыть, что за его пределами простираются вечные ледяные поля. Заходили в кинозалы и смотрели фильмы — иногда интерактивные, но чаще старые, двухмерные: это развлечение недавно снова вошло в моду. Ели рыбные блюда в новом ресторанчике на Главной улице, где поваром был робот — тоже новомодное развлечение. Марина смеялась над наивностью Антона — почти детской, по ее мнению.

— Как можно быть талантливым инженером, но при этом не знать, как развлекаются люди? Неужели ты только и делал всю жизнь, что учился? — удивлялась она.

Ей нравились фрукты, и Антон часто приносил Марине дорогие яблоки, манго или персики. Он смотрел, как она откусывает от плодов маленькие кусочки, и улыбался. Ее губы были цвета неземного неба.