Я заберу тебя с собой - Страница 8

А Пьетро полагал, что, если взаимопонимания нет, лучше это дело бросить. К тому же существовали другие вещи, которые ему нравились.

Например, велосипед. Он обожал ездить на велосипеде по лесным тропинкам.

И обожал живых существ. Не всех. Определенных.

Он любил больше всего тех, кого люди считали гадкими: змей, лягушек, саламандр, насекомых и тому подобных тварей. И предпочитал тех, что живут в воде.

Вот, например, морской дракон. Конечно, это гадкая тварь, когда она тебя кусает, и некрасивая она, и живет в песке, но ему нравилось то, что у нее есть ядовитые колючки (а что за яд у нее, ученые пока толком не поняли), которыми она готова парализовать твою ногу.

В общем, если бы он мог выбирать из двух существ — тигр или морской дракон, он, конечно, выбрал бы этого самого дракона.

А еще ему очень нравились комары.

Они летали повсюду. И не замечать их никак не получалось.

Поэтому он и выбрал для написания совместной работы с Глорией такую тему. Малярия и комар. И сегодня днем он собирался пойти с подружкой в Орбано, к знакомому ее отца, доктору, чтобы расспросить его о малярии.

А сейчас он читал книгу о динозаврах. И там тоже упоминались комары. Благодаря им однажды удастся воскресить динозавров. Ученые нашли ископаемых комаров, добыли кровь, которую те высосали из динозавров, и восстановили генетический код гигантских ящеров. В общем, Пьетро не все понял, но без комаров явно не мог обойтись никакой парк Юрского периода.

Пьетро был доволен, потому что учитель физкультуры сегодня не заставлял его играть с остальными.

— Ну что? Ты уже придумал, что нам надо спросить у Коласанти?

Пьетро поднял голову.

Рядом стояла Глория. Запыхавшаяся, с мячом в руках.

— Думаю, да. Более-менее.

— Ладно. Потому что я не знаю. — Глория подала мяч и сама побежала в сторону волейбольной площадки.

Глория Челани была лучшей подругой Пьетро, а на самом деле — единственной подругой.

Он пробовал дружить с мальчишками, но без особого успеха. Пару раз его видели вместе с Паолино Ансельми, сыном владельца табачной лавки. Они вместе гоняли по полю на великах. Но у них тоже что-то не заладилось.

Паолино настаивал ехать наперегонки, но Пьетро не нравилось с кем-то соперничать. Они устраивали гонки пару раз, и Паолино неизменно выигрывал. Больше их вместе не видели.

А что он мог поделать? Соревнования он терпеть не мог.

А потому, даже когда он приближался к финишу первым, стрелой летя к победе, нацелившись на нее с самого начала, он не мог удержаться и не обернуться, и если видел у себя за спиной соперника, преследовавшего его стиснув зубы, ноги отказывались ему служить и он позволял себя догнать, обойти и победить.

С Глорией не нужно было соревноваться. Не нужно было доказывать свою силу. Им было хорошо, и все.

Пьетро считал — и многие разделяли его мнение, — что Глория самая симпатичная девочка в школе. Еще парочка девчонок, конечно, тоже выглядели неплохо, например одна из третьего Б, с темными волосами до самой попы, или другая, из второго А, Аманда, которая встречалась с Фьяммой.

Но, по мнению Пьетро, обе они Глории в подметки не годились, рядом с ней они казались страшными, как морские драконы. Он ей никогда не говорил, но был уверен, что Глория, когда вырастет, обязательно окажется на обложке какого-нибудь модного журнала или станет Мисс Италия.

Она же делала все возможное, чтобы выглядеть некрасивой. Волосы стригла коротко, по-мальчишечьи, носила просторные, грязные, выцветшие джинсы, старые рубашки в клеточку, стоптанные кроссовки «Адидас». На штанах у нее вечно были дырки, на коленках — залепленные пластырем царапины: то на дерево забиралась, то через забор перелезала. И она не боялась драться ни с кем, даже с жирным Баччи.

Пьетро всего раза два видел ее в девчоночьем платье.

Старшие, из третьего класса (а иногда и более старшие, которые уже в бар ходили), к ней так и липли. Подкатывали, предлагали встречаться, подарочки дарили, просили разрешения подвезти ее до дома на мотороллере, но она в их сторону даже не глядела.

По мнению Глории, они и коровьей лепешки не стоили.

Почему первая красавица королевства, популярнейшая Глория, предмет повышенного внимания искьянских парней, Глория, чье имя в списке «супертелок» на стене мужского туалета никогда не опускалось ниже третьего места, была лучшей подругой нашего Пьетро, неудачника от рождения, вечно последнего, заморыша, с которым никто не желал водиться?

Была тому причина.

Их дружба началась еще до школы.

В школе сложились закрытые касты (и не говорите мне, что в вашей школе их не было), почти как в Индии. Убогие (засранцы, сули, пиздюки, говнюки, чмошники и так далее). Нормальные. И крутые.

Нормальные могли попасть в дерьмо и стать убогими или подняться и заделаться крутыми, — как получалось. Но если в первый день в школе у тебя отняли портфель и вышвырнули его в окно, а в бутерброд напихали мел, — ты однозначно убогий и останешься им как минимум следующие три года (а может, и следующие шестьдесят лет), и не мечтай о том, чтобы стать нормальным.

Вот так-то.

Пьетро и Глория познакомились, когда им было по пять лет.

Мать Пьетро трижды в неделю ходила убирать на вилле Челани, у родителей Глории, и брала с собой сына. Она давала ему листок бумаги, карандаши и велела сидеть спокойно на кухне: «Веди себя хорошо, понял? Не мешай мне работать, тогда мы скоро пойдем домой».

И Пьетро сидел тихонечко, иногда часа по два, и рисовал на листке каракули. Кухарка, старая дева из Ливорно, давно жившая в доме, изумлялась: «Ангел небесный, а не ребенок».

Это был удивительно послушный мальчик, даже кусочка пирога не брал, если мать ему не разрешала.

Не то что хозяйская дочка. Холера балованная, ее бы выпороть разок-другой. Игрушки дома дольше двух дней не живут. А чтобы объяснить, что она не хочет больше есть шоколадный мусс, она его вытряхивает прямо перед тобой на пол.

Обнаружив на кухне живую игрушку из плоти и крови по имени Пьетро, маленькая Глория пришла в восторг. Она схватила его за руку и потащила в свою комнату. Играть. Сначала она его слегка потрепала («Ма-а-а-ма! Ма-а-а-ма! Глория ткнула меня пальцем в глаз!»), но потом поняла, что он тоже человек.

Синьор Челани очень обрадовался.

— Хорошо, что есть Пьетро. Глория стала спокойнее. Бедняжка, ей нужен братик.

С братиком была проблема: синьоре Челани вырезали матку, а значит… Об усыновлении речь не шла, к тому же у них появился Пьетро, ангел небесный.

В общем, дети проводили вместе день за днем, как брат и сестра.

И когда Мариаграция Морони, мать Пьетро, стала неважно себя чувствовать, когда у нее обнаружилась эта странная и непонятная хворь, от которой она лежала без сил и желаний («Как будто… не знаю, как будто из меня батарейки вынули») и которую доктор определил как депрессию, а синьор Морони называл желанием ни хрена не делать, и она не могла больше работать на вилле, доктор Мауро Челани, директор филиала Римского банка в Орбано и президент велоклуба в Кьяренцано, вовремя вмешался и обговорил этот вопрос со своей женой Адой.

1) Несчастной Мариаграции нужно помочь. Ее надо немедленно показать специалисту. «Завтра я позвоню профессору Кандела… От чьего имени? Да ладно, помнишь главврача из клиники „Вилла дей фьори“ в Чивитавеккье? У него еще такой прекрасный двенадцатиметровый кабинет».

2) Пьетро не может оставаться целый день с матерью. «От этого и ей хуже, и ему. После школы он будет у нас, с Глорией».

3) Отец Пьетро — алкоголик с судимостью, буян, который губит и бедняжку, и чудесного ребенка. «Будем надеяться, с ним проблем не возникнет. В противном случае служба опеки ему все припомнит».

И все шло замечательно.

Несчастная Мариаграция оказалась под крылом профессора Канделы. Знаменитый доктор прописал ей нехилый коктейль из препаратов, которые все заканчивались на «ил» (анафранил, тофранил, нардил и т. д., и ввел ее через парадный вход в волшебный мир ингибиторов обратного захвата моноаминов. Мир расплывчатый и уютный, состоявший из пастельных тонов и туманных далей, из незаконченных фраз и бесконечных повторений: «О боже, не помню, что же я хотела приготовить на ужин».