Я вышла замуж за покойника - Страница 31
Патрис казалось, что внутри у нее все высохло, съежилось, а на сердце появились неизгладимые старческие морщины.
«В эту ночь умер не только он, — думала она. — В этой машине, где-то по пути, умерла я. Так что все было напрасно. Лучше бы остаться там, остаться живой, взять на себя всю вину, сполна принять кару».
Теперь они ехали по открытой местности. Позади остались последние сооружения — расположенная, как подобает, за городской чертой фабрика картонных коробок, труба заброшенной пивоварни. Дорога начала подниматься вверх. Создавалось впечатление, что цепь железнодорожных вагонов все глубже уходит под землю. Аккуратное дорожное покрытие, по которому ехали ближе к городу, кончилось. Начался крутой подъем по заросшему сорняками и кустарником склону.
Билл без видимой причины вдруг затормозил. Съехал двумя колесами на обочину ближе к железнодорожным путям и остановился. Машина встала на самом краю обрыва, который начинался почти сразу за дверцей.
— Зачем здесь? — шепотом спросила она.
— Слушай. — Билл показал вниз. — Слышишь?
Там будто давили орехи. Толстый слой орехов, по которым едут машины и давят их.
— Не хочу, чтобы он оставался в городе, — сказал Билл.
Он вышел из машины и стал осторожно спускаться по склону. Наконец он остановился, поднял что-то с земли — должно быть, камень — и бросил вниз. Повернув голову, прислушался. Постояв немного, поднялся наверх.
— Идет товарный состав. Из города, — сказал он. — По внутреннему пути, что прямо под нами. Видел фонарь на одном из вагонов. Состав очень длинный — думаю, порожняк — и движется очень медленно, еле ползет. Бросил камень, он ударился в крышу.
Патрис уже обо всем догадалась. По коже поползли мурашки.
Наклонившись над телом, Билл принялся обшаривать карманы. Оторвал что-то от внутреннего кармана пиджака. Ярлык или что там.
— Они не всегда выезжают сразу, как пассажирские. Может остановиться у большого шлагбаума впереди — знаешь, где. Локомотив, должно быть, как раз подъезжает к нему…
Патрис с трудом подавила отвращение — решила на этот раз попытаться помочь, хотя понимала, что здесь будет еще хуже, чем там, в дверях.
— Мне… тебе по… — спросила она, собираясь выйти вместе с ним из машины.
— Нет, — ответил Билл, — не надо. Оставайся здесь и следи за дорогой. Склон крутой, и когда по нему что-нибудь докатится до определенного места, то дальше просто полетит вниз. Ниже отвесная стена, обрыв. — С этими словами он как можно шире открыл переднюю дверцу. — Как на дороге?
Патрис посмотрела назад. Потом вперед. Впереди дорога шла вверх, что улучшало видимость.
— Пусто, — объявила она. — Ни одного движущегося огня.
Билл наклонился, протянул куда-то руку… Перед ней возникли две головы и две пары плеч. Через минуту на переднем сиденье никого не осталось.
Она отвернулась, изо всех сил стараясь смотреть на дорогу.
«Никогда больше не смогу сидеть в этой машине на переднем сиденье, — мелькнуло в голове. — Будут удивляться, но я не сяду под любым предлогом, буду всегда помнить, кто здесь был сегодня ночью».
Билл тяжело спускался по склону — приходилось удерживать двойной вес. Один раз оба вдруг исчезли из виду, — видно, Билл споткнулся… У нее перехватило дыхание, но чем она могла помочь?
Но Билл удержался на ногах.
Потом, когда их было видно только выше пояса, он наклонился, как будто укладывая что-то перед собой, и, когда выпрямился, оказалось, что он один.
Стоял и ждал.
Это было авантюрой, игрой наобум. Хвостовой вагон мог уже проехать и… тогда никакой другой поезд не увезет этот груз. Останется пустой путь, и, как только рассветет, станет видно, что на нем лежит труп.
Однако Билл угадал. Звук раздавленных орехов стал постепенно замирать. Вагоны один за другим вздрогнули раз, потом другой и встали.
Ее спутник наклонился снова.
Патрис вскинула руки, затыкая уши, но опоздала. Звук долетел до нее.
Это был гулкий удар. Будто сбросили тяжелый мешок. Только мешок от такого удара лопается. Этот не лопнул.
Она, закрыв глаза руками, уткнулась головой в колени.
Когда подняла глаза, Билл уже стоял перед ней. Он держал себя в руках, но было видно, что его вот-вот стошнит.
— Попал, — сообщил он. — Упал прямо посередине крыши. Мне было видно даже в темноте. Только вот шляпа улетела.
Ей хотелось закричать: «Не надо! Не говори! Не хочу знать! И без того слишком много знаю!» Но сдержалась. Да и он замолчал.
Не дожидаясь, когда тронется поезд, Билл сел в машину и взялся за руль.
— Тронется, — сказал он. — Должен тронуться. Он уже на выходе. Не стоять же ему всю ночь.
Вывел машину на дорогу и развернулся в сторону Колфилда. Никогда еще на дороге не было так пустынно.
Билл включил дальний свет. Тихо спросил:
— Хочешь пересесть ко мне?
— Нет, — ответила она сдавленным голосом. — Не могу! Только не туда.
Он, казалось, понял. Сочувственно добавил:
— Просто хотел, чтобы тебе не было одиноко.
— Теперь, где бы ни сидела, всегда буду совсем одна, — тихо проговорила она. — И ты тоже. Будем в одиночестве даже вместе.
Глава 42
Дернув тормозами, машина встала. Билл вышел и сел рядом с Патрис. Несколько долгих мгновений они сидели неподвижно. Она — спрятав лицо у него на груди, словно пытаясь укрыться от этой ночи, от всего, что произошло. Он — положив руку ей на голову, как бы успокаивая и оберегая.
Сидели не двигаясь. Молчали.
Теперь я должна ему все сказать, с ужасом думала она. Настало время. Но хватит ли сил?
Патрис наконец подняла голову и открыла глаза. Билл остановил машину за углом, не доезжая до их дома. (Его дома. Как она может теперь называть дом своим? Как сможет войти туда после всего случившегося нынешней ночью?) Остановился не у дверей, а за углом, не на виду. Сделал это, чтобы дать ей возможность рассказать ему.
Билл достал сигарету, раскурил и взглядом предложил ей. Патрис покачала головой. Тогда он выбросил сигарету в окно.
Его лицо было так близко, что она чувствовала свежий запах табака. «Больше никогда не будем так близко друг к другу, — подумала она, — никогда, после всего того, что я наделала и что сейчас скажу».
— Билл, — прошептала она.
Это был слабый, жалкий шепот. Так ничего не получится. Надо ведь сказать такие трудные слова.
— Да, Патрис? — тихо отозвался он.
— Не зови меня так. — Стараясь говорить как можно тверже, Патрис в отчаянии повернулась к нему. — Билл, я должна кое-что тебе сказать. Не знаю, как начать, не знаю, как… Но ради Бога выслушай меня, ты никогда не хотел меня выслушать!
— Ш-ш, Патрис. — Билл, будто успокаивая капризного ребенка, погладил ее по волосам. Еще и еще…
Она застонала как от боли:
— Не надо… не надо…
— Я знаю, — задумчиво произнес он. — Знаю, что тебе так мучительно, так трудно сказать. Что ты не Патрис. Не жена Хью. Так?
Она хотела заглянуть ему в глаза, но его отсутствующий взгляд был устремлен куда-то вдаль, за ветровое стекло.
— Это я уже знаю, — продолжал Билл. — Всегда знал. Узнал в первые же недели, как ты появилась здесь. — Он ласково прильнул щекой к ее волосам. — Так что не надо переживать, Патрис. Не сокрушайся. Не ищи слов.
Патрис горько всхлипнула.
— Отнял у меня последнюю возможность искупить вину, — с безысходным отчаянием вымолвила она. — Даже это.
— Тебе не в чем себя винить, Патрис.
— Всякий раз, когда ты так меня зовешь, это ложь. Я не могу вернуться с тобой в дом. Никогда больше. Опоздала на два года, но по крайней мере теперь дай мне рассказать. О Господи, дай мне высказать! Патрис Хаззард погибла в поезде, вместе с твоим братом. Меня бросил негодяй, которого звали…
Билл закрыл ей рот ладонью, как тогда, в квартире Джорджсона. Но мягче, нежнее.
— Не хочу знать, — сказал он. — Не хочу слышать. Неужели не понимаешь, Патрис? — Он отнял руку, но она, как он того и хотел, молчала. Так было лучше. — Неужели не понимаешь меня?