Я вам что, Пушкин? Том 1 (СИ) - Страница 121

— Ты меня слышишь, не сомневаюсь в этом, — добавил я уже чуть громче, — так вот, запомни тогда. Не знаю, зачем ты мне ставишь палки в колеса, да и знать не хочу, если честно. Может, по необходимости, от обиды или просто натура у тебя такая. Говнистая. Причины мне до лампочки. Я все равно буду делать то, что делаю. И если у тебя с этим проблемы, чел, то давай не будем впутывать в это ни Саёри, ни Юри, ни кого бы то ни было. Достаточно уже девчонки настрадались. Хватит.

(ну давай, предложи ему еще раз на раз выйти побазарить. выйдет отличное завершение для самого кринжового и пафосного монолога в новейшей истории)

Ну, с учетом того, что на мою долю в жизни махачей хватило, а Гару — навряд ли, тут шансы мне вполне нравятся. Так что если других вариков не останется…

Я некоторое время постоял возле зеркала, но дождался только стука в дверь. Гость забарабанил в створку громко и настойчиво. Чертов дятел-террорист.

— Иду я, мать вашу, иду, — процедил я сквозь зубы.

Три оборота замка, щелчок… и солнечный свет бьет мне в глаза. А чей-то острый кулак — в печень.

— Ты в собственном доме заблудился, что ли? — возмутилась Нацуки, — чего не отвечаешь?

— Умывался, — просипел я в попытках перевести дух, — вода шумела, не слышал тебя.

Она смерила меня насмешливым взглядом. Из телевизора тем временем раздался истошный вопль — бедолага Том опять огреб ни за что ни про что. Прямо как я сейчас.

— Если надеешься, что я тебя за чистоплотность похвалю, даже не рассчитывай, — фыркнула Нацуки, — почему еще не одет? Я же сказала, что буду у тебя в десять часов! Мы уже на девятнадцать минут опаздываем. Шевелись, Гару!

— Не говорила, — возразил я, — ты сказала «утром», но никакой конкретики не дала.

Кого-то более сдержанного (и здравомыслящего) мой аргумент осадил бы. Но только не эту коротышку. Закатив глаза, она заявила:

— Ну и что? Тебе вообще следовало ждать моего прибытия с шести. Как утреннего поезда.

Поезда… Где-то внутри вдруг зашевелилось уже порядком позабытое желание свалить отсюда. Как будто через мертвеца пропустили электроток, и теперь этот полудохлый зомби вяло зашевелился. Бежать сейчас уже не вариант, да и под занавес это делать как-то неловко, но спросить будет не лишним.

— А тут поезда ходят?

Нацуки посмотрела на меня с недоверием.

— Ты это, головушкой треснулся, что ли? Память потерял?

Тут ее симпатичная мордашка помрачнела. Губы сжались в узкую полоску. Видимо, вспомнила мой обморок в клубной комнате и то, как меня в больницу отправляли. Надо же, и у гремлинов совесть просыпается порой.

— Прости, — сказала Нацуки, — я херню ляпнула. Иногда сама не знаю, что несу. Не обижайся, ладно?

Ее маленькая ладошка нашарила мою и легонько сжала. Я уже было хотел сказать «Не парься, все в порядке», как она слегка пощекотала мою ладонь. Ну чисто младшая школа, первый класс, чесслово. Но этот трюк оказался неожиданно эффективным, потому что я рассмеялся.

— Да ладно уж, — сказал я, — ничего страшного, ерунда.

Розовые глаза смотрели на меня в упор. Как будто два огромных, блестящих леденца.

— Болит голова? — с участием поинтересовалась Нацуки, — надеюсь, с тобой ничего серьезного. У нас тут хоть и деревня, а врачи толковые. Тот же Хагельман прям шарит. К нему даже из других районов страны приезжают за консультациями. Он и…

Нацуки осеклась на полуслове. Я видел, что ей отчаянно хочется что-то высказать, однако вместо этого коротышка только опустила глаза. Понятно. Для чувствительной информации еще не время.

— Голова не болит, — заверил я, — а вот печень после твоего приветствия…

— Брось ты, — беспечно отмахнулась Нацуки, — вообще нужно было заблокировать удар! Сам виноват, раз потерял бдительность!

Хм. Если она собирается таким образом меня проверять всякий раз, когда мы видимся, прикуплю-ка я себе в магазине парочку толстых свитеров. Не бронежилет, конечно, но хоть что-то защитное. Иначе закончу как Гарри Гудини. Которому благодарные фанаты тоже с бухты-барахты зарядили в пузо, отчего он и помер.

(а ведь ты в искусстве побега совсем не так хорош, как Гудини. иначе не торчал бы здесь)

— Завтракать будешь? — спросил я чисто из вежливости. Поэтому очень обрадовался, когда Нацуки покачала головой.

— Нет, пасиб. Одевайся и пойдем, мне еще обед готовить. В холодильнике есть, конечно, вчерашняя свинина с чесночными стрелками, но хочется же свежего.

Я снова чуть не рассмеялся. Нацуки так неприкрыто флексила своими кулинарными навыками, что аж в глаза бросалось. Вот уж она точно в курсе, что путь к сердцу мужика лежит через желудок. Теперь надо до нее донести, что прокладывать этот путь кулаками — не самая лучшая идея.

Я бы не отказался щас перехватить этой самой свинины. В животе заурчало, и я поспешил свалить в комнату, где висело шмотье.

Вчерашний костюм пришел в негодность после лесной прогулки, поэтому я малость приуныл. Больше вариантов не осталось… Но потом я вспомнил про нычку Моники в диване. Пришлось спускаться обратно и рыться в диване. Я очень надеялся, что она туда закинула вещи не только для себя любимой, хотя с ее уровнем эгоизма так, скорее всего, и окажется.

Но мне повезло. Под ворохом всяких девичьих топиков, пуловеров и водолазок нашлась вполне симпатичная рубашка и джинсы. Нацуки наблюдала за происходящим с удивлением, но ничего не говорила. Это только к лучшему. Не буду ж я объяснять, что эту нычку не я придумал, а ее дражайшая подруга, которая, как совы в Твин Пиксе — не то, чем кажется. Коротышка вообще как-то притихла, пока я собирался, даже непривычно. Словно полюса сменились, и громкая, наглая девчонка пропала с концами.

— Слышь, Гару, — шикнула Нацуки, когда я поднимался в свою комнату за телефоном, — где у тебя здесь туалет?

— Выйди из гостиной и налево, — отозвался я.

Когда мобила оказалась в руке, направился обратно и замер на пороге. Я отправил Нацуки в ванную. Где в зеркале до сих пор висит «привет». И не заметить его попросту невозможно. Что она подумает?

Я поспешил вниз, на ходу выдумывая объяснение. Скажу, что вчера заглядывал кореш-приколист, духовный наследник Энди Ларкина, и решил меня разыграть, ужастиков пересмотрел, придурок. Она должна поверить. Тем более, что сама хорроры не любит, так что мое возмущение стопудово разделит. Поэтому этого вполне достаточно.

Однако моя стройная версия так и не пригодилась. Вода в ванной шумела долго. Я не засекал, но прошло минут пятнадцать. Хотел даже подойти и спросить, все ли в порядке. А потом вспомнил, как всегда сам бесился, когда в такой интимный момент кто-нибудь начинает в дверь скребстись.

— Пойдем, слоупок, у нас времени в обрез, — сказала Нацуки, наконец выбравшись наружу.

Я окинул коротышку взглядом. Она снова ухмыльнулась, но уже как-то иначе. Без огонька. Что так на нее повлияло? Я вроде ничего такого не говорил. Угрызений совести по поводу моих странных болячек Нацуки тоже испытывать не должна. Не она ж в них виновата, в конце концов.

Ладно, в конце концов, когда тебе восемнадцать, перепады настроения могут шарахнуть из ниоткуда. Вот ты счастливый и на таком подъеме летишь, что даже пустая гречка с маслом в сладость кажется, а через минуту размышления о мирских тяготах так жмыхают, что хочется только лежать на полу и слушать лучшие хиты группы «ХИМ».

(хе-хе, а помнишь, как во дворе фронтмена этого АНСАМБЛЯ все называли Выбле Вало)

Все равно никто не переплюнет Токио Хотел, как ни крути. Нынешние-то ребятки со своим презрением к Джастину Биберу и понятия не имеют, как в свое время у всех бомбило с этого немецкого проекта.

— Нат, все норм? — спросил я, когда мы вышли за дверь.

— Было бы норм, если бы ты не копался в замке, как улитка со сломанными руками, — проворчала Нацуки.

— У улиток вообще нет рук, — парировал я, — только рожки.

— Вот и у тебя должны быть рожки, — не сдалась она, — потому что ты баран, Гару.