"Я умер". Монолог самоубийцы (СИ) - Страница 8
После произошедшего, нашу идиллию разрушило присутствие. Но не её, а тех кто занимался ее поисками. Сотни волонтеров прочесывали лесополосу и берег реки. Предположения строились самые разные.
- Очередная жертва педофилов.
- Загулялась где то девочка и заблудилась. Мы уже скорее ищем ее труп, как вы считаете?
- Какая - то девчонка сбежала из дома и гуляет сейчас не понятно где, столько проблем доставила.
Я видел ее родителей. Испорченные алкоголем лица, не плохо одеты, но таких людей - заметно сразу. Особенно женщин, спирт не щадит их внешность, и в считанные месяцы после алкоголизма, внешность портится как от какой то болезни. Они тоже ходили среди поисковиков, но с откровенно равнодушным видом. Слова сочувствия принимались охотно, ее мать даже пускала слезу, но были ли это слезы о дочери или слеза тщеславия, сказать трудно, лично я склоняюсь ко второму.
Нашли ее через неделю, после начало поисков, когда кто - то решил подключить водолазов. Изначально они прочесывали дно реки у пляжа, только под конец вышли к нашему дому, где и нашли труп. Они отрезали верёвку, и труп стал выплывать на поверхность. Распухший и обезображенный. Но она хотя бы не разложилась в зловонной жиже у себя дома, как я.
Эксперты, скорая, родители… и все, шум стих, и наша обитель мертвых вновь наполнилось звенящей тишиной природы.
Скажу сразу, поведение дочери для меня было странным. От самого самоубийства, которое она совершила с уверенностью и непоколебимостью до ее реакции на все происходящее.
Она быстро смирилась и такое ощущение, что этого и ожидала. Я делал попытки заговорить с ней, но на все она отвечала безразлично и как - то официально, словно отгораживаясь от меня. Беседовала она только с женой, это было всегда на берегу речки. Дочка ложила голову ей на колени и долго что – то рассказывала, та же изредка сочувственно (так было понятно по ее выражению лица) ей отвечала. Понемногу, времени на меня оставалось все меньше, но я все равно был рад, вместе теперь не только любящие души, но и родственные.
Боль давалась ей легче, чем нам. Я переносил девятичасовые муки сначала с показной стойкостью, затем постепенно ломаясь и впадая в истерику. Сколько бы я не заставлял себя сдерживаться, к седьмому – восьмому часу я все равно выдыхался. Супруга так и не привыкла к этому, ужас и крики всегда сопровождали ее в эти моменты. А девочка все выдержала стойко. Только сводила скулы и торжествующим взглядом, смотрела куда то вверх, словно говоря – и это всё? Я никак не мог понять, что могло сломать такого мужественного человека. В моем сознании безответственных родителей для этого было мало. Да и что такого ужасного она пережила, что дьявольские муки не вселяют ей ужас?
Постепенно, по крупинкам, информацию я получил.
Ее не любили. И это было действительно так, она получала все – осуждение за каждый шаг, презрение, тумаки. Все кроме любви. Лишний и не нужный ребенок, который содержался лишь для получения пособия. Не смотря на всё, у нее была ласковая душа, да и любой ребенок, будь то мальчик или девочка, хотят получить тепло и заботу, и кроме дома эти чувства найти нигде, но вся родительская любовь уходила от нее к заветной бутылке с прозрачной жидкостью на столе.
В школе складывалась та же ситуация, что и у моей жены. Видимо на этой почве они и сошлись. В этом возрасте, чувство сострадания у ее сверстников не развито. И существования такого гадкого утенка воспринималось ими, как дар для издевательств. Одна и та же одежда для дома и школы, которая не менялась и стиралась раз в полугодие, лохмы грязных волос на голове, ибо дома экономили воду, все это выливалось в поток обидных прозвищ и даже иногда доходило до драки. Она была сильна физически. Поэтому даже с несколькими противниками она почти всегда выходила победителем, поэтому со временем драк почти не стало. Вместо этого усилились коллективные оскорбления и насмешки, которые бьют сильнее кулаков. И постепенно, как вода точит камень, эти насмешки убивали её.
Вот так, вся ее жизнь состояла из побоев дома, драк в школе, ругательств с учителями и так же дома. Парни тоже посмеивались над ней за чудаковатый вид. У ее сверстников в большинстве еще не были сформированы половые взгляды, да и интересы были другие. Еще возьмем во внимание их девиз « все девчонки дуры». Вот и кому было дело до ее душевных терзаний?
Так и «жили» мы впоследствии втроем. Понемногу привыкая, друг к другу и собираясь в часы отдыха в круг.
Девочка временами стала покидать нас и куда – то уходить. Когда мы пытались выяснить у неё, зачем и куда, она лишь отмалчивалась и хитро улыбалась. Потом, все – таки заговорила.
- Я нашла людей!
Нас это изначально не заинтересовало, нет нечего необычного в том, что мы видим людей, но она продолжила.
- Я познакомилась с ними, и мы долго разговариваем, я рассказала им и про вас, они хотят познакомиться. Пойдемте, я покажу!
Я все равно относился ко всему скептически, относя это всё к ее детской фантазии, но любопытство брало свое.
В один из дней, в промежутке между нашими пытками мы вновь собрались вместе, и она повела нас показать, где пропадала часами. Это был местный мост, глядя под который мы уловили какое - то движение. Группа людей, около сотни человек, разбилась на группы, и вели какую - то дискуссию между собой. Причем из живых, был только старенький рыбак с удочкой, постоянно ерзающий, видимо чувствуя на себе бесчисленные взгляды самоубийц. Хотя и почувствовать нас не возможно, но такое скопление делает своё дело. Я знал этот мост и раньше, мы проезжали по нему частенько. При этом у меня всегда, было какое - то подавленное чувство на нём и ни у одного меня, про него писали даже в газетах, утверждая. Что здесь, какое то негативное биополе или что то вроде этого. Во всяком случае, он кстати тоже стал со временем еще одним из бесчисленных мостов самоубийц, отсюда прыгали активно и часто. Это было прибежище, таких как мы, целое общество. Крики и стоны разрывали лесную тишину. У многих шла пытка, кто - то отдыхал и восстанавливался после очередного истязания. Я бы даже назвал это своеобразным мини городком. Здесь собрались представители всех профессий, сословий и времен.
Почувствовав что – то вроде того, что мы не одиноки, я постепенно начал выяснять, кто здесь собрался. Самый пестрый народ, который стекался сюда около трехсот лет, по крайней мере, старше двухсотдевяностолетнего пацана - я не встретил. Не местный, на вид лет пятнадцати, когда я пытался с ним поговорить, он меня прямым текстом послал. Мне подсказали его не трогать, он все время сидит на ветке дерева и смотрит на движение реки, не отрываясь ни на что на долгое время. Один из самоубийц пользовался у них особым почетом, это был первый прыгун с моста, точнее когда его только начинали строить и он прибежал сюда еще мальчишкой и сиганул вниз. Как он рассказывал, вину свалили на строителей, что они не доглядели и мальчик просто игрался здесь, но его нахождение явно говорило о том, что прыгнул он сознательно.
Куча историй и посиделки у реки, откуда на нас смотрели утопленники, тысячи раз пересказанные и абсолютно банальные. Большинство причин, те же, что и у нас. При этом находится среди них было морально тяжелее, нежели в семейном кругу когда то. Отчаявшиеся души, проклявшие все небесные силы и самих себя заодно, смирились со своей участью. Хотя и смирение не лучшее определение, более подходит коллективное уныние. Как я понял из их слов, никто толком не искал выход, некоторое время «потерлись» как говорится, на кладбище. Проводили родных и посмотрели, что с ними сделала их смерть на этом и все. На мои призывы, наполненные энтузиазмом найти выход, они отвечали высмеиванием. Тусовка осуждающих всех душ. Нельзя так же сказать, что я не потерял ни частичку веры в какой либо исход, группа схожих с нами душ суицидников, вот уже три сотни лет сидят под мостом и просто существуют. Вечность мук. Это ли не ад? И такое возможно ждет и мою семью. Но знаешь, читатель, я их осуждаю и презираю, их позиция – это повторение нашей ситуации перед самоубийством. Выхода нет! Вот только попробуй убить себя во второй раз, теперь - то уже нечего и убивать, остается терпеть муки, как при жизни. Только в стократ сильнее. И они терпели и смотрели на меня словно на молодого стажера, который пришел к взрослым дядям.