"Я умер". Монолог самоубийцы (СИ) - Страница 3

Глава 2: Меня закопали. Материнское сердце.

Я вернулся в свой родной дом, где остатки моего тела, завернутые в пластиковый мешок, лежали в закрытом деревянном гробу, обитом красной тканью. Всё было как прежде, та же мебель, помятый диван, только зеркала закрыты тканью и повсюду новенькие венки. Вот у гроба, опираясь руками, стоит мама с безумно-потерянным взглядом, хмурый отец с опухшими глазами, обнял ее, за дрожащие плечи, сестра сидит на стуле напротив меня и оглядывает всех отрешенным взглядом и десяток знакомых – в основном соседи и пара моих напарников, плюс какие то два незнакомых мне человека, из тех людей, которые посещают все подобные мероприятия, делающие скорбный вид и явно предвкушающих наполненные стопки на траурном пиршестве.

Пожалейте же меня! Слышаться какие - то разговоры полушепотом, как – будто бояться меня разбудить, или просто не хотят ранить моих родных своими пересудами. Да и о мертвых, плохо не говорят, насколько я знаю. « Дурак, одни за жизнь борются из последних сил выбиваются, а он…», « Я его еще совсем маленьким помнила», « Говорят наркоман был», « Ему жениться надо было, а он…Одним словом горемычный» – вот что слышал я о себе в тот день. Согласитесь, не очень - то похоже на мои триумфальные представления в 15 лет? Не было никакого шествия скорбящей толпы, были лишь убитые горем родственники и выдавливающие из себя слезу, соседи, уныло плетущиеся за гробом. В целом особенного нечего не было, обычные похороны, которые вы и сами наблюдали, разве что отпевания не было, но я не особо верующий, да и крест у моей головы все - таки поставят. Осознание, что это я, не было почти до конца, несут ящик с моей фотографией, родные скорбят, до 1 момента – пока не начали засыпать могилу. Вокруг стояла полная тишина изредка прерывающаяся криками ворон, да и то редкими, не особо их привлекали, мои зловонные останки, с периодическими всхлипываниями и земля ударяла о крышку моего гроба. Вот именно в этот момент пришло полное осознание, что меня нет. В мире, который я так ненавидел за такое не справедливое отношение ко мне, но все - таки считал себя частью его, и который казалось - бы прекратит свое существование со мной, меня больше не было и никогда не будет. И гром ни ударял посреди ясного неба, погода в этот раз проигнорировала меня и ответила на мои последние минуты на земле редким весенним солнечным днем, не остановились автомобили и поезда, где то веселились, смеялись, занимались любовью и беззаботно гуляли, а мои останки были здесь. Мама все - таки не выдержала, я видел, как мелкая дрожь ее тела переходила в какие - то судорожные движения и начала кричать уже знакомым мне криком, который я услышал после своей первой неудачной попытки. Я здесь! Я здесь! Всем своим фантомным телом я кричал, на сколько у меня было сил, я хотел подать знак, что я все еще рядом, даже прикасался к ней, пытаясь погладить копну ее волос, в которые я любил зарываться в детсадовском возрасте, но для всех это было лишь дуновение ветра, которое почти и не ощущалось. Вот так все и закончилось. В тот момент мне показалось, что ее истерика длилась вечно, это было эффектнее пронзающей небо молнии. Все внутри меня разрывалось, это было страшнее тех девяти часов пыток, я хотел очнуться и осознать что все это во сне или хотя бы наркотический эффект, но сейчас я был действительно бессилен. Вот оно осознание, то стопроцентное осознание реальности, и запоздавшая мысль в голове - что - бы я не натворил живым, я все мог исправить. Словом, делом, поступком. Пусть я буду грузчиком до конца дней, дайте мне любую девушку и я полюблю ее больше своей первой страсти, только верните мне мое 14 апреля! Теперь мне это было недоступно, я не могу даже встать из своей могилы, даже яви кто - нибудь такое чудо, потому что мои распухшие лоскуты тела, смешанные с естественной человеческой грязью потеряли облик человека. Я не нашел в себе силы следовать за ними тот час же. Обратно они шли в таком же порядки, лишь на минуту родители обернулись и смотрели прямо на меня, на секунду мне показалось, что они все - таки меня заметили, но это снова была моя фантазия. В родительских глазах была боль, я чувствовал эту нестерпимую боль в их прощальном взгляде. Вот и все, они ушли. Пустота вступила в свои владения, меня оставили. Я помню это чувство, в лет пять я отбился от мамы в торговом центре и вокруг, куда бы я не натыкался, были чужие и паника охватывала мое маленькое сердце, но тогда пара родных рук схватила меня в этом людском потоке и поцелуи посыпались на мое красное от слез лицо, но откуда теперь мне ждать спасительных рук? Я остался за своей оградой, долго вглядываясь в свои ярко – зеленые глаза на фотографии. А я ведь мог стать актером или певцом например… я действительно хорошо пел, но в музыкальную школу не попал, западло туда ходить было для дворовых парней. Оглушающая тишина кладбища и ветерок осушающий холмик на моей могиле, это производит какое то завораживающее действие. Спустя трое суток, я решил, что следует выбираться. Где же рай и ад? Почему за мной не приходят ангелы или хотя бы слуги сатаны, чтобы унести меня прочь от мира живых? Я все еще здесь, среди вас, и загробная распределительная система видимо дала сбои или это просто не так работает. Привозили еще кого то, я даже подумал на мгновенье, что теперь буду не одинок. Я видел своих незримых коллег, которые также стояли незамеченными в окружении своих родственников, но все они уходили куда - то. В тот момент я еще не понимал куда, но на земле их больше не было. Им были ведомы, какие то неведомые двери, в которые они секунду колебаясь, словно слыша чей то зов входили. Две миловидные старушки, молодая красивая девушка со сломанной шеей и совсем маленькая девочка с обритой головой. Я не решился близко подойти к ним, лишь издали наблюдая, как они покидают наш мир.

Пройдя по знакомым улицам, я пришел в родительский дом. Или что - то привело меня туда, я не могу это объяснить. С одной стороны я волен в передвижениях, с другой – что - то незримое ведет меня в моем пути. В дальнейшем я стал наблюдать за своей мамой. Ее образ всегда стоял у меня в голове. Заливистый смех, при котором она открывала взору безупречные, ровные белые зубы и черные, густые и длинные, рассыпанные по плечам волосы. За редким исключением, когда я доводил ее своими выходками, я помню ее именно такой, полная противоположность мне, видящая в самом безнадежном положении что - то хорошее и надежду на выход. Я наблюдал за ней через окно. На мгновенье я забылся, и даже смог обрадоваться, когда наши взгляды встретились, но увидеть меня она не могла и долго смотрела бессмысленным взглядом в пустоту. На коленях у нее лежало мое детское фото, на которое она беззвучно роняла слезы. Сколько бы я отдал сейчас, чтобы хоть на минуту почувствовать запах! Вы, живые, сейчас и не замечаете такие мелочи, а я теперь помню очень отчетливо. Этот неповторимый запах, который чувствуешь еще совсем маленьким в её объятиях, так может пахнуть только она и почувствовав его, ты чувствуешь прилив необъяснимой нежности и теплоты и чувствуешь себя в абсолютной безопасности. Я знаю, он и сейчас был при ней, но смерть лишила меня и этого. Встав с постели, она делала необъяснимые вещи. В перерывах между рыданиями, она могла десятки раз перестилать постель, протирать одно место на столе целый час уставившись в одну точку или просто замереть и обезумившим взглядом смотреть куда - то. Каждый день я приходил к ней и смотрел, как она медленно угасала. Ее волосы, стали какими то соломенными с седыми кусками, лицо осунулось до неузнаваемости, появились морщины и походка перестала походить на человеческую, словно это был железный робот, в человеческом облике. Я очень ждал когда она улыбнется, все пытались ее отвлечь, рассказывая новости серых будней и даже пытались пошутить, но даже попытки улыбнуться, хоть малейшее дрожание губ, не говоря уже об этой открытой улыбке - не было. Я убил не только себя, я медленно убивал ее. Она больше не ходила на работу, весь ее день наполнялся какой - то бессмыслицей. На любые попытки вывести ее из моей детской комнаты она отвечала очень агрессивно. Все ее занятия только и состояли из одинаковых действий, которые она делала в состоянии ступора. Всё что она ела, это было несколько ложек пару раз в день, которые насильно давала ей моя сестра. У неё был прекрасная фигура! Она была из тех женщин, которые и после родов не теряют форму. Окружающие всегда сбрасывали ей десяток лет, да и признаться честно, встреть я такую как она, при своей жизни, то в миг бы спрятал все свои стереотипы в дальний угол. Сейчас же щеки ее впали, кожа обтягивала кости и без страха, взглянуть на неё было нельзя. Она напоминала старушку восьмидесяти лет, а не ту женщину, глядя на которую нельзя было сказать, что у нее такой взрослый сын. Приходили какие то врачи, долго разговаривали с ней, но и они были безуспешны. Кололи какие то препараты. Она на все реагировала очень спокойно и при них никогда не показывала своих эмоций, которые позволяла проявлять себе только в полном одиночестве. Она всегда была такая, что - бы не случалось, держалась гордо. Это все, что осталось у нее от той жизни до. А я ведь никогда и не думал всерьез о том, что будет с ней, если самоубийство совершится. Конечно, такая мысль подкрадывалась, я понимал, что будут слезы, но я отгонял это от себя. Я считал, что все быстро уляжется и не давал сценариям в моей голове развиваться на этот счет, а представить, что будет именно такое либо что - то похожее – тем более. Еще я учитывал то, что в любом случае ее любовь давно ослабла. Мерзкая учеба, связи с криминальной шпаной в школе, наркотические вещества, уход из дома и почти отсутствие общения в последний год должны были пусть и не вызвать ненависть ко мне, но как минимум внести огромную долю равнодушия, которое явно должно было охладить ее ко мне. Да и давайте будем честными, разве я вообще думал о ее судьбе? Она родила меня и всегда что - то должна мне – только такое я мог подумать в то время. Я не подарил ей ни одного подарка, не считая нарисованной открытки в 3 классе, но мог закатить безумную истерику, когда они дарили мне недостаточно денег на мой день рождение. Еду, одежду, крышу над головой – всё я воспринимал как должное, при этом любая попытка влезть в мою жизнь считалась преступлением. Я все лучше знаю и понимаю и все тут – точка. Я вообще самый умный человек на свете, жаль, что планета этого не заметила и мне пришлось себя убить что бы всем все доказать, хотя и что именно я всем доказал, да и кстати говоря, кроме моей семьи всем было плевать на это событие, я так и не понял. И вот я здесь, ежедневно смотрю на ее увядание. В эти моменты я понял, когда моя кожа всплывала коричневыми лоскутами на поверхность этой мерзкой жидкости, это не было настолько страшным. То был труп, без чувств и эмоций, да и я существовал, где то вне его, и не до конца понимал, что это я. А здесь передо мной сидел реальный человек, давший мне жизнь, и я смотрел, как от большеглазой красавицы все время привлекавшей мужское внимание, где бы она не была, мама превратилась в страшное сухое существо, уподобившись мумии с помутневшим разумом. Забегая вперед, хочу сказать, она так и не оправилась от всего этого. Был момент, когда я понадеялся, что вот вот, все пройдет. В тот день моя сестра принесла маленький комочек, это был мой кричащий племянник, на миг я увидел тот шальной огонек в глазах, скорее его отблески. Ее глаза, которые я кстати тоже получил, всегда горели каким то жизненным огоньком, как будто она всегда что то замышляла. Но все мои надежды были напрасные. Посмотрев на него с полминуты, она словно раскаленный уголек быстро передала его в руки сестры и уткнулась в подушку. Больше она на него даже не смотрела. Она жива по сей день, и нечего в ее жизни не поменялось. Сначала я думал, что она постепенно умрет, и я буду виновен в этом, но я сделал гораздо хуже, я превратил ее в живой труп.