Я тебе не нужен (СИ) - Страница 14

…На него смотрели. Все равно смотрели. Жителей в крепости было не так много, а новости разлетались слишком быстро. И охотников поглазеть «на чудо» было немало. Хотя Май не мог их винить. Сейчас – не мог. До сих пор никто и никогда не возвращался, попав к ласкам, а он не просто вернулся, а вернулся и без следа своего уродства. Мысли о том, как теперь к нему отнесутся, мелькали в голове, но он слишком хорошо помнил властный голос коменданта, задававшего вопросы. Находясь в почти бессознательном состоянии, Май отвечал на вопросы честно и без утайки, просто не в состоянии придумать какую-нибудь ложь. И, похоже, это и убедило коменданта в правдивости его слов. Он долго удивлялся, спорил даже о чем-то с Грассом, но к тому моменту Май уже окончательно провалился в сон, больше похожий на обморок….

Поймав очередной любопытный взгляд, Май надвинул капюшон поглубже и увеличил скорость. После того дня он еще ни разу не видел Раята, но ведь не померещился же ему его голос и глаза. Раят спас его, но после этого ни разу не заходил, и Май наравне с благодарностью чувствовал беспокойство. А еще ему было любопытно. Он не раз слышал о том, что между омегой и альфой, повязавшей ее, возникает связь, но никогда не верил в это, считая досужими сплетнями, но… Раят пришел. Раят его спас. Значит, услышал. Почувствовал. И теперь Маю хотелось в этом убедиться, и он торопливо шел по коридорам к комнате Раята, надеясь, что тот не успел уехать куда-нибудь по делам крепости.

Но, похоже, эту дверь кто-то проклял: ему никто не открыл. Снова. Потоптавшись немного у порога, Май побрел назад, чувствуя себя очень странно. То, что было с ним у ласок, он помнил, словно сон, и никак не мог осознать себя и свое место в крепости. Наверное, надо было зайти к Грассу, но почки орхолы он так и не собрал и теперь не знал, как посмотреть в глаза лекаря. Стыдно было смотреть и на Павла. После того разговора в комнате дозорного, Май ни разу не видел его, и теперь не знал, стоит ли вообще пытаться что-то ему объяснить. Павел нравился ему. С самого начала понравился. Своим отношением, разговорами, улыбкой теплой. Вот только теперь Май при мысли о нем вспоминал почему-то не то, как оберегал его Павел, а то, как держал крепко, да увиденное в купальне его роскошное тело, прикоснуться к которому так хотелось.

Май вздохнул и остановился у приоткрытого окна, глядя на заходящее солнце. У него есть сын. И о нем должны быть все его мысли в первую очередь. Но Май видел слишком мало зим, чтобы не думать о том, что на рождении ребенка его жизнь не закончена. Хотя… кому нужна повязанная омега с ребенком? Пусть и нет сейчас его шрама, и людям больше не хочется отворачиваться при разговоре с ним, это на самом деле ничего не меняет. Жизнь постельной игрушки – не для него, а представить себе кого-то, кто захотел бы создать с ним семью, Май не мог. Уж лучше бы все осталось, как было. Тогда бы он… не мечтал. И не надеялся на чудо.

- Май? – знакомый голос окликнул его, и Май невольно напрягся, узнав его. Павел. Ну почему именно сейчас, когда вокруг нет никого, а мысли скачут в голове, словно испуганные белки? Но не ответить – значит, оскорбить. И Май повернулся к дозорному, почти робко улыбаясь:

- Здравствуйте, – и заторопился, заполошно пытаясь объясниться, пока не остановили. – Вы простите меня, пожалуйста. Я не хотел вас обидеть или…

- Ты… так красив… - короткий вдох, и Павел вдруг оказался так близко. Май застыл, забыв, что хотел сказать. Он только смотрел и смотрел в глаза дозорного, которые сейчас были такими… живыми. Восхищение, любование… Казалось, Павел вдруг потерялся. Забыл, где находится и кто он. - Я так давно тебя ждал. - Он ласкал взглядом точеное лицо, а потом вдруг обнял его ладонями, качнулся вперед и прижался губами к губам, опустив ресницы. Май вздрогнул от неожиданности и снова застыл в растерянности. Но мягкие губы жалили, согревали, не давали сосредоточиться. И тело отозвалось. Выгнулось навстречу чужому жару, сильному телу. Закрыв глаза, Май открыл рот, позволяя, а Павел вдруг отшатнулся.

- Прости. Я не должен был без твоего позволения, – зачастил он, и сердце Мая сжалось. От обиды ли, от разочарования. Но тут Павел поднял взгляд, и Май невольно отшатнулся от того, какими чужими вдруг стали глаза дозорного. Чужими, но такими горячими. – Нет, не уходи! – заметив его движение, Павел подался вперед и осторожно взял его пальцы в свои. – Позволь мне быть с тобою рядом. Оберегать, как раньше.

Май растерянно кивнул, не представляя себе, что сказать. Такого Павла он не знал. Совсем не знал. Но такой он… завораживал. И сердце бьется так сильно, когда он рядом.

- Спасибо, - Павел с чувством прижался губами к кончикам его пальцев, а потом отпустил и отступил, улыбаясь почти счастливо. Май невольно отразил его улыбку и поспешил уйти, пока не наделал глупостей. Стремительной тенью миновав коридоры, он влетел в комнату и запер дверь. Не хотелось никого видеть и слышать. Ему нужно… привести мысли в порядок. Мысли, чувства, желания. Скользнув взглядом по своему отражению в зеркале, Май подошел к кроватке, улыбнулся нежно, глядя на спокойно спящего сына. Пока спокойно. Грасс говорил, и Май ему верил, что пройдет совсем немного времени, и все изменится. Но Май не боялся: малыша он любил всем своим сердцем.

- Все хорошо, мое солнышко, - тихо шепнул он, поправляя одеялко и куклу Раята. – Все у нас с тобой будет хорошо…

Как смешно и странно… Его сын спит в кроватке, которую сделал Павел. А вот игрушка, которая лежит на его подушке, дело рук Раята. Действительно, смешно. Две альфы, два дозорных. Май поджал губы и отошел от кроватки, запрещая себе даже думать об этом. Раят делал игрушку для сына, а Павел… просто скучает по своему погибшему ребенку. И никому из них не нужен он, Май. И даже этот странный поцелуй… Павел никогда не сделал бы этого, если бы Аэт не избавил его от рубцов ожога. Всколыхнулось где-то внутри разочарование, но уже разворачивала свои крылья надежда. На счастье. Хотя бы на его маленький кусочек. Пусть даже и так. Май зажмурился и заставил себя расслабиться, в который раз повторяя, словно заклинание: «Пусть все идет, как идет»… Но как же хочется тепла для себя…

8.2

…Желания сбываются. Иногда. Когда богам хочется наказать.

Но все равно – это было, как в сказке. Никто никогда не делал Маю таких знаков внимания. Никто и никогда не смотрел на него так, словно он – целый мир. Теперь Май видел Павла часто, очень часто. Когда занимался домашними делами, тот возился с малышом, и Май порой просто замирал, с улыбкой глядя на мужчину, в руках которого сопящий малыш казался совсем крошечным. Когда он, закончив с делами и поручениями Грасса, решал отдохнуть, Павел вытаскивал его на прогулку. Он говорил много, проникновенно, то веселя, то заставляя грустить. Во время трапез Павел неизменно ухаживал за ним, чем вызывал недоуменные взгляды дозорных и других обитателей крепости, но очень скоро к этому привыкли, и Май немного успокоился. Правда, когда Павел преподнес ему в дар букет цветов, волнение вспыхнуло с новой силой. Волнение, предвкушение, легкий страх и надежда, которую он сам считал глупой, но убить которую не мог. Павел дарил ему все новые и новые букеты, осыпал комплиментами, веселил и развлекал, как мог, и Май все больше привыкал к его присутствию. Теперь он сам искал глазами Павла среди воинов, ждал новой встречи и ловил себя на том, что стал слишком много думать о дозорном. Но чем больше общался Май с Павлом, тем чаще видел Раята во сне. Сердце сжималось каждый раз, но, стоило проснуться и открыть глаза, как тускнел и словно обесцвечивался образ альфы. Ведь в реальности его ждал Павел. Павел, смотрящий на него с восхищением, нежностью и жаром. Павел, который делал забавные заколки для его волос или осторожно, словно боясь, что его оттолкнут, касался его руки. У Мая кружилась голова, стучало сердце, и улыбка не сходила с губ. Он чувствовал себя хмельным, пьяным, и ни странные и сочувствующие взгляды Грасса, ни грызущее, все-таки грызущее беспокойство за ушедшего в Дозор Раята – ничего не могло помочь сбросить этот сладкий туман с сознания.