Я спас СССР! том 2 (СИ) - Страница 6

– А ну заткнись! – Хрущев ударил кулаком по стеклянному столику, по столешнице побежала внушительная трещина. – Ты уже едешь в столыпинском вагоне. 10 лет на Колыме написано у тебя на лбу!

– Не сметь на нас кричать! – в ответ заорал Шверник. – Ты себя кем возомнил? Сталиным?!

– Да при Кобе вы язык в заднице держали, он бы вас сразу к стенке поставил! – еще больше завелся 1-й секретарь – А я цацкаюсь, разговоры с вами веду…

– Товарищи, товарищи – примирительно произнес Косыгин, достал из внутреннего кармана бумагу и ручку – Давайте вернемся в спокойное русло. Никто не против, если я буду вести протокол?

– Веди – буркнул раскрасневшийся Хрущев, – Кворум есть, открываю заседание. Начнем его вот с этого.

На столик был поставлен диктофон Филипс, включена запись. Раздался хорошо узнаваемый голос Брежнева, потом Семичастного и Шелепина. В тот момент, когда заговорщики начали обсуждать убийство 1-го секретаря вся «левая» четверка членов Президиума побледнела и растеряла весь свой боевой задор. Полянский так и вовсе закрыл лицо руками.

– Вот такие у нас пироги с котятами – удовлетворенно произнес Хрущев после того, как пленка закончилась и щелкнула кнопка диктофона – Я на выходные собираю Пленум ЦК. Проиграем запись товарищам, послушаем, что они скажут. Бомбу на борту самолета нашли, один из моих охранников уже сознался. Сразу как взяли у всей смены смывы рук. Даже результатов экспертизы дожидаться не стал – сразу раскололся. Вот, его признание. Пока от руки написал, но потом следователь все правильно оформит. Ознакомьтесь.

По рукам пошел рукописный документ. Мужчины читали его с мрачным видом.

– Значит, все-таки Семичастный зачинщик – вздохнул Микоян – А Захаров?

– Тоже в деле. – Хрущев протер лысину платком.

– Но зачем же было стрелять?! – Кириленко наклонился вперед, посмотрел через Косыгина и Козлова на 1-го секретаря – Арестовать их и судить!

– Так получилось… – Хрущев помялся – Они первые начали стрелять, кода пытались помешать с этой пленкой, там еще разбирательство идет… А потом и Семичастный и Захаров оба выжили, врачи их подлатают и они сядут на скамью подсудимых. Я вам обещаю.

В дверь зала, постучавшись, зашел Литовченко. Полковник наклонившись, что-то прошептал Хрущеву. Тот удовлетворенно кивнул. Дождавшись, пока Литовченко выйдет, продолжил.

– Нам сейчас надо решить, что с этими делать… – Никита Сергеевич небрежно кивнул на «левых».

– Слово Лёни против нашего – таким же уверенным, как и в начале, голосом произнес Воронов – Доказательств нет, предъявить нам нечего. Это, во-первых. Во-вторых, мы ничего не знали ни о бомбе, ни о покушении. Речь шла только о том, чтобы вынести на Пленум вопрос о твоей отставке. Думаю, ты, Никита Сергеевич, и сам это прекрасно понимаешь. Все остальное – глупая импровизация Семичастного и Шелепина. Пусть они за нее и отвечают.

– А где сейчас Александр? И Леонид? – Косыгин оторвался от протокола и вопросительно посмотрел на Хрущева.

– Их арестовывают – Никита Сергеевич посмотрел на наручные часы – Наверное, уже арестовали.

В депутатском зале воцарилось напряженное молчание.

– Короче, мы посовещались, и я решил – Хрущев подвинул к четверке листки бумаги – Ответчиками по делу выступят Семичастный со своим подручным Захаровым, а также привлеченные ими Брежнев и Шелепин. Вы же четверо, дабы избежать еще большего ущерба репутации нашей партии и первого в мире государства рабочих и крестьян, сейчас напишите заявления об отставке и выйдете из состава Президиума.

– С какой формулировкой? – уточнил Косыгин, подняв глаза от протокола.

– За проявленную политическую близорукость. И тихо, военным бортами, сегодня же вы улетаете послами в Непал, Бирму, Коста-рику и Гаити.

– У нас разве там… – Полянский сглотнул вязкую слюну – Есть дипломатические представительства?

– Теперь есть. Пять минут на размышления не даю.

До Ленинских гор мы добирались минут сорок. В БТРе всю дорогу раздавался мат и ругань Шелепина. Из моего апперкота он урока не извлек и когда очухался, снова начал всем угрожать: теперь уже не только мне, но и Литвинову, и Северцеву, и даже его бойцам. Мне это, наконец, надоело, и я велел заткнуть ему рот кляпом. Достал, Шурик!

На улице с правительственными особняками тишина. Никого. Даже Волга с милицией – и та сегодня куда-то пропала. Правда, стоило нам выбраться из БТРов, а бойцам роты рассредоточиться, занимая удобные позиции, как из ворот соседнего особняка появляются двое серьезных мужчин с автоматами наперевес. Окинув нашу живописную группу цепким взглядом, сразу же быстрым шагом направляются к нам с лейтенантом.

– Русин и Литвинов? Мы из охраны особняка Никиты Сергеевича. Полковник Литовченко приказал оказать вам содействие, если возникнут трудности.

– Спасибо, от помощи не откажемся. Как там, тишина? – я киваю головой на ворота брежневского дома.

– Тихо. Обслуга и объектовая охрана покинули особняк полчаса назад. Остались только ребята, которых Брежнев привез с собой из…

Один мужчина вопросительно посмотрел на другого. Тот пожал плечами:

– Днепропетровска?

– Он же вроде в Алма-Ате работал?

– Ладно, разберемся – я посмотрел на небо. Все еще не облачка, жарит очень прилично. В такую погоду надо на речке на лодках кататься, шашлык есть, а не партократов из резиденций выковыривать.

– Вы случайно не видели здесь молодого, высокого парня с сумкой?

Старший охранник сдержанно улыбается:

– Кузнецова? Так он действительно с вами? У нас он, на проходной. Бойкий парень! Мы его убрали с улицы – от греха подальше.

– Бывший десантник. Выпустите его…

Через пару минут взъерошенный Димон присоединяется к нам. Глаза у друга ошалевшие. Вид двух БТРов и роты солдат, вооруженных до зубов, здесь – на улице с правительственными особняками – шокирует его.

– Так ты, правда… – дальше друг не договаривает, показывает глазами на запертые ворота дома № 11.

– Правда. Я же обещал тебе прополку овощей, так вот она и идет. Сумку давай. И познакомься – это лейтенант КГБ Андрей Литвинов. А это капитан Северцев. Скоро майором станет.

Мужики посмеиваются, Литвинов стучит пальцем по наручным часам.

– Минуту – забираю у Димона сумку, бегу обратно к боевому отсеку.

Пока я быстро переодеваюсь, что оказалось совсем не просто сделать, согнувшись внутри БТРа, Димон знакомится с Андреем и тут же включается в происходящее, с азартом комментируя действия бойцов Северцева. А тот уже начал штурм особняка, согласовав свои действия с Литвиновым. Переговоры с охраной не принесли результата – не дождавшись реакции на требование открыть ворота и услышав в ответ только какие-то невнятные обещания оказать сопротивление, капитан отдает короткий приказ своим людям. Один из БТРов, рыкнув мотором, сходу ударил в ворота. Створки, крякнув, распахнулись, и мы вместе с солдатами дивизии Дзержинского, следом за машиной ворвались на территорию особняка. Во дворе было пусто, и в нас никто не стрелял. Хотя обещали!

Я даже успеваю сделать пару снимков самого штурма, когда Литвинов неодобрительно одергивает меня.

– Алексей…!

– Так это же для истории! – я отдаю Зенит в руки Димона и бегу вслед за бойцами по двору в сторону главного дома.

В форме я чувствую себя совсем по-другому, все движения невольно становятся скупыми и выверенными, словно тело само вспоминает армейскую службу. И Димон и Андрей с легкой завистью косятся на мою «оливу». Сочувствую! В штатском и, правда, сейчас неудобно.

При взгляде на клумбы с цветами, изумрудный газон и белоснежную балюстраду особняка на их фоне, меня вдруг на секунду охватывает чувство нереальности происходящего. Какой заговор, какая попытка переворота?! Умиротворяющее спокойствие и сладкий аромат цветущих растений разлиты в жарком июльском воздухе. Но жужжание пчел и тишину особняка нарушает громкий топот солдатских сапог и короткие отрывистые команды Северцева. Очарование представшей перед глазами идиллии исчезает и я, встряхнувшись, бегу вслед за бойцами к центральному входу в главный дом.