Я решил стать женщиной - Страница 63
— Заечкин, надо ехать.
— Да, да, да: — было тяжело дышать, во рту сухо. — Как это произошло?
— Она почувствовала себя плохо, позвонила Инне Ивановне. Пока та одевалась спуститься к ней, мама твоя еще раз позвонила ей и сказала, что умирает.
Боль: боль: боль: какая боль: Я плакала, я ничего уже не могла сделать. Почему такое произошло? За что?
— Инна Ивановна спустилась, а мама лежала уже мертвая. Она вызвала скорую, они приехали, сказали то же самое:, - Маша продолжала рассказывать, подробности не оставляли никакой надежды. Слезы высохли, внутри пустело — защитная реакция сознания на большое горе.
— Я выезжаю, позвоню.
— С тобой поехать?
— Оставайся с Лизой.
Я встала, оделась, села в машину. «Почему? — думала я. — Может быть, это сон? Реальный, как обычно это у меня бывает, но сон?» — я на всякий случай ущипнула себя за руку и опять расплакалась. Все происходило на самом деле. Я ехала и вспоминала свою последнюю встречу с мамой:.
Неожиданно позвонил Тугов.
— Алло! Здравствуйте! Это Тугов, я участковый врач Вашей мамы.
— Да, здравствуйте! Что-то случилось? — на душе заскребли кошки.
— Пока нет. Мне телефон дала Ваша мама, я её об этом попросил. Ей надо срочно ложиться в больницу, а она не хочет. Я не могу её убедить, поэтому и звоню Вам. Вы должны на неё как-то повлиять:
— О-о-й! Я каждый день ей об этом говорю. Я не знаю, что с ней делать. А что с ней? Какой диагноз? Что-то с онкологией?
— Я не могу сказать сейчас точно, ей надо обследоваться. Но у неё очень нехорошие симптомы, очень нехорошие. Печень увеличена, живот вздут, температура повышена. У нее, вероятно, асцит. Видимо, что-то еще. Не знаю.
— А прогнозы?
— Если она не ляжет в больницу, то, смотря на сегодняшнюю картину, я думаю, Ваша мама может умереть.
— Всё настолько серьёзно? — испугалась я.
— Да, ей надо срочно ложиться в больницу, постарайтесь убедить её в этом.
— Хорошо, спасибо Вам огромное. Я еду к ней сейчас. Спасибо Вам, что позвонили, спасибо.
Меня удивила такая забота Тугова, я была ему искренне благодарна. Моя бабушка почему-то не вызвала у него желания ей помочь даже в пределах его небольших врачебно-участковых обязанностей.
Я развернулась и направилась в Тушино: Что делать с мамой? Она упорно не хотела ложиться в больницу. Насколько оправданы и серьёзны опасения Тугова? Своими прогнозами он меня напугал, но уговорить маму лечь в больницу пытались почти год все её близкие:.
Слева и чуть впереди от меня, резко затормозив, взвизгнул автобус, в этот момент, не успев остановиться, ему в «задницу» въехала старая белая «тойота». Тормозил автобус перед красным светофором, все другие машины остановились тоже, «тойота», видимо, была увлечена не дорогой и, сильно разбитая, стояла теперь воткнутая передней своей частью под высокий корпус автобуса. Я тоже остановилась перед вставшим передо мной маршрутным такси. Пострадавший автобус был не простым, автобус был «ПАЗом», оказывающим услуги похоронных перевозок. Женщины в черных платках смотрели в окна, лица заплаканные, за ними, видимо, гроб — его не видно. Кто в нем? Чей-то сын, отец или мать:? На боку автобуса реклама похоронного агентства и телефон: «791 13:». «Надо же! Ехать хоронить и попасть в аварию! Вот не повезло! Полдня, наверное, просидят в автобусе с гробом, дожидаясь ГИБДД», — подумала я тогда. А ещё холодом меня обдала мысль: «Это мне знак? В момент аварии я думала о маме и о том, что сказал мне Тугов: Знак это или нет? Если знак, то очень нехороший:», — я перекрестилась и поехала на зеленый свет подальше от этого переполненного чужим горем автобуса.
Наша квартира, мама сидит на синем кресле, ноги под себя, в руке дымящаяся сигарета, на такого же цвета диване умерла моя бабушка, диван и это кресло принадлежали одному гарнитуру:, на месте бабушки лежит теперь кошка. На половине квадратного журнального столика сковородка с жареной картошкой, сбоку от нее с трудом уместился большой зажаренный кусок мяса, еще на столе полная тарелка селедки, — всё, чтобы помочь желудочным кровотечениям, которые неожиданно случались у мамы уже не раз. На второй половине стола — разложенные карты, я пришла, мама кому-то гадала по телефону. Гадала она всем и всю свою жизнь, то ли правду говорила, то ли она такая черненькая была, как цыганка, и вызывала этим доверие. Была она в своего отца, моего деда, он, говорят, был чернющий и смуглый, как настоящий араб. Всё свое детство помню: «Изольда, погадай! Что будет:?», дальше следовал интересующий вопрос. Никто не мог уйти без этой просьбы.
— Мама! Ты опять! Сколько курить можно? В больницу надо ложиться, а ты выкуриваешь по две пачки:, - высказала я с порога привычное своё возмущение её курением.
— Отстань, тебе не понять этого. Лучше помру с удовольствиями, чем мучаясь.
— Да: Мне действительно этого не понять:, идиотизм я никогда не понимаю. Тебе говорит врач, надо бросать курить, сидеть на диете, ты куришь еще больше и ешь жареное, острое и жирное. Зачем ты картошку поджарила? Сварила бы кашу на ночь:
— Я не ем кашу.
— Ты как маленький ребенок, только я заставить тебя не могу.
— Отстань.
— Только что звонил Тугов, сказал, что тебе надо срочно ложиться в больницу.
— Все-таки позвонил: Не хотела давать ему твой телефон:
— Тугов оказался нормальным мужиком, не хочет еще одной смерти. Он мог бы мне не звонить, это не входит в его обязанности.
— Ай! — мама махнула рукой.
— Я поражаюсь твоей глупости. Он сказал, если ты не ляжешь в больницу, то ты умрешь. Тебе понятно? — в глазах мамы мелькнул страх. И я продолжила её запугивать. — Мама, ты хочешь слечь, как бабушка? Ей девяносто два года было или девяносто три. А тебе сколько? До чего ты доводишь свой организм? Тугов сказал, надо срочно обследоваться, что дела плохи.
— Ладно, праздники пройдут, тогда лягу.
— А праздники тут причем? Ты на демонстрацию собралась? Он сказал, ложиться надо срочно, что состояние твоё очень серьёзное.
— До праздников не лягу. Лучше скажи, как Маша и как Лиза? — мама перевела наш разговор на другую тему.
— Нормально. Только ты зря уходишь от разговора о больнице, я от тебя не отстану. Если врач звонит уже родственникам, то это, значит, всё очень серьёзно.
— Маша работает? — невозмутимо спросила мама, не замечая моих слов.
— Я её приглашаю, как стилиста на съёмки. Она деньги за это получает.
— А что она делает?
— Ну, как парикмахера и визажиста её приглашаю — прически она делает и красит: мэйк-ап: ну, лицо то есть: Тебе же уже рассказывали об этом.
— Изменилась она, — сказала мама задумчиво. — Была такой девочкой доброй: Почему она обозлилась на весь мир? Я с ней разговаривала по телефону, она про тебя гадости говорила: Мне не нравится это.
— Ладно, мам. Мы развелись, она злится. Не обращай внимания.
— Ох! — мама вздохнула. — Переживаю я за тебя.
— Не переживай.
— А с Катей у тебя как?
— Скорей всего никак. Иногда вроде ничего:, но мы не поженимся, если ты это имеешь в виду. Уже пережили свои страсти.
— Но она тебе нравится?
— Как женщина, она мне нравится больше: э-э-э:, - я закатила глаза к потолку, не зная с чем адекватно сравнить мой интерес и мою симпатию к Кате, в сознании нагло вылезли, растолкав другие словосочетания, напыщенные фразы — «больше жизни», «больше всего на свете»: Не то: глупость какая-то! Нужную я не нашла. — Короче, нравится: Нравится, но этого мало для совместной жизни.
— Жалко, что у вас ничего не вышло, — мама глубоко затянулась и загрустила.
— Жалко: Или не жалко. Не знаю. Бог даст — будет ещё любовь, морковь и всё остальное.
— Лучше уж тогда любовь: Может быть, поешь картошечки с селедочкой?
— Не-е! Я поел. Тугов позвонил, и я сразу заехал к тебе.
— Ай!: Его слушать: — мама опять с раздражением махнула рукой.
— Мама, ты уже два раза чуть не умерла, скорая вовремя приезжала. Такие кровотечения неожиданные у тебя! Ложись, обследуешься, подлечишься: