Я решил стать женщиной - Страница 3
«А какой у меня план?» — озадачено задумалась я. — «Работа?: Она идет своим чередом, пиши, не пиши — больше её не станет. Да, смешно было бы записать — „24 декабря снять рекламу для „Мальборо““. Это, как у Мюнгхаузена „после обеда подвиг“. Работа, работа… Как на нее повлиять — до сих пор для меня загадка…»
Я ещё долго так сидела в растерянности и неподвижности, медленно съезжая со стекленеющими глазами и затекающими членами вглубь плетёного кресла:.
И: наконец, рука моя ожила и уверенным бодрым движением смело сделала первую запись: «1. Сходить к сексопатологу». Сделала и тут же засомневалась, отбросив от себя дешёвую шариковую ручку, в правдоподобной возможности такого, казалось бы, несложного с виду мероприятия.
Сходить на приём и консультацию именно к этому врачу я хотела уже давно. Давно — это несколько лет, несколько лет я планировала и малодушно переносила это на потом, а потом — опять на потом: Я не знала, что ему скажу, да и куда идти — это вам не терапевт в районной поликлинике. Да и не в русской традиции таскаться у нас по сексопатологам, уж у кого-кого, «а у нас с этим всё в порядке», — хором заявляют все. И психоаналитикам в нашей стране не скоро удастся заработать, — за просто попиздеть никто платить ещё не хочет, пойдут лучше разопьют бутылочку с соседом, изольют свою «загадочную», но без всяких загадок русскую душу. Какой уж тут, на хуй, психоаналитик!? И психоаналитик «отдыхает» и тоже идёт к соседу распивать бутылочку. А слово «психиатр» в нашей стране вообще пугает и звучит угрожающе, в принудительном порядке с милицией доставляют к нему, в добровольном — приходят только к психиатру молодые непатриотичные люди «откосить» от армии.
Поэтому собиралась я сходить к сексопатологу: собиралась, собиралась:, но так и не посетила по вышеуказанным причинам этой разновидности доктора.
А была я транссексуалкой*, transsexual male-to-female* называлась по медицински я точно. Я ощущала себя с рождения девочкой, но при этом я не только родилась мужчиной, я очень старательно стала им. Очень неуместно к моей неправильной половой самоидентификации я страстно любила женщин, любила их тела, любила их глупые мысли: любила их вдвойне — любила их самих и любила себя, спроецированных на них. И, чтобы нравиться им, я усердно была мужчиной, я заботилась о них, защищала их, я безрассудно влезала в драки…, мне было страшно, но я отважно била рожи мужикам — женственная внешность и гипертрофированное мужское поведение… Мои женщины не должны были испытывать неудобства от моего состояния, я гордилась ими и делала всё, чтобы они могли гордиться мной. Я никогда не скрывала, кто я, все мои женщины знали, что я TS*, никто от этого не падал в обморок и особенно не огорчался моим странностям. Все более и более немужественная, с растущей набухающей грудью от приема женских гормонов, я была мужчиной в неизмеримо большей степени, чем большая часть встречающихся человеческих особей мужского пола.
Да, сходить к сексопатологу — хорошая мысль. Эта запись так и осталась единственной в моем предновогоднем плане. Пока я листала «Желтые страницы» в поисках нужного медицинского учреждения, на работу пришла Катя, девушка, три года назад устроившаяся на работу ко мне в студию на Юго-Западной, по причине неожиданно возникшего у неё непреодолимого творческого интереса к фотографии и по причине удобной географической близости её места учёбы в МГИМО к моей студии. А училась чудесная девушка Катя уже на последнем курсе этого учебного заведения: И, мгновенно заполнившая всю мою голову своими выпирающими из вечно малюсеньких кофточек и еле умещающихся в брючках, своими самыми чудесными, самыми нежными и самыми вызывающими на свете своими округлостями. И также быстро я оказалась работающей в её студии на улице Зорге и делящей всю свою прибыль с ней пополам.
— Привет, Олечка! — по-утреннему улыбнулась она мне.
Она всегда называла меня так. Это имя так и осталось со мной потом навсегда. Через два года, меняя пол, меняя документы, я робко заикнулась, что не хочу быть Олей, хочу себе другое имя, имя поинтересней. Как все запротестовали! Не дали мне стать ни Юлей, ни Леной, ни Дашей, ни Глашей: моя бывшая жена и моя бывшая девушка. На все предложенные мной варианты Катя и Маша возмущенно орали: «Ты совсем одурела? Юля? У меня сестра Юля, я называть тебя так не буду». Юля — младшая сестра Кати, я смиренно, с испуганными глазами соглашаюсь: «Да, действительно, „Юля“ мне не подходит».
«Лена? Под Лену Соколович хочешь закосить? Обойдешься. Леной ты не будешь», — опять не повезло, Лена Соколович — моя предыдущая девушка перед Машей. Моя бывшая жена жестоко выдавила её из моей жизни, заняв ее место рядом со мной. Я не жалею об этом, я жалею Лену. Слабая и при этом необычайно гордая девушка, высокая, с удивительным телом, она всегда понимала меня и никогда не пыталась мне что-то доказать в этой жизни, как это упорно делали и делают все остальные. Три года полной любви и при этом удивительно спокойной без конфликтов жизни прожили мы с ней… Я любила её и потом всю жизнь вспоминала ее каждый день. Спустя больше чем десять лет после нашего разрыва, я всегда останавливаюсь на страничке «С» в своей записной книжке, грустно смотрю на её фамилию, я хочу ей позвонить… Но что сказать ей? Она заслуживает большего, чем глупые вопросы: «Как дела?»:.
Где она теперь? С кем?:.
Я встретила ее однажды на «Октябрьском поле», ужасно перепугавшись, что мне нечего ей сказать… и нечего уже предложить… Но она не узнала меня, она прошла мимо… со своей мамой… такая же длинненькая… десять лет спустя в своей той же самой шубке. Богатого мужика, значит, не встретила она на своем пути. Бедняжка! Почему такая шикарная женщина с телом, как с обложки «Плэйбоя», осталась одна? Почему мужики не сбежались и толпой не заняли очередь за право быть ее мужем? Почему всё так хреново? Достойные женщины и недостойные их мужчины… Почему все складывается почти всегда не в пользу этих женщин? Ох, моя Леночка, подло я тебя бросила, и ничем не лучше я остальных кретинов.
Как хорошо было бы быть супербогатой, я бы обеспечивала всех своих баб, — и совесть не мучит, и душа за них не болит, и, глядишь, «дадут» по старой памяти.
Катя заглянула через плечо на мою лаконичную запись.
— Правильно, давно пора, а лучше сразу в психушку, пусть тебя подлечат. Ты хотела зимой на курорт? Вот отдохнешь в люксе с решетками. Вместо пляжа душ Шарко, — и она вульгарно расхохоталась мне в лицо.
— Уйди от меня, торговка, не брызгай слюнями. Поинтеллигентней научись смеяться, разрешу за один стол со мной сесть, — и мы расцеловались: холодные губы, ледяные, не успевшие согреться, щеки. — Всё, меняю пол, надоело всё, и вы все надоели. Мне 34, еще чуть-чуть и будет поздно. Как мужчина, я пожила и пожила очень неплохо, поживу теперь женщиной.
— Го-о-осподи, так день хорошо начинался! — простонала Катя, я ей сто раз уже позвонила, рассказав и о сне, и о деньгах, и о предстоящих съемках.
Она плюхнула свою демонстративно обессиленную задницу на стул, руки повесила беспомощными тряпицами, а голову запрокинула, уронив её на высокую спинку стула, выразив этим всё свое нежелание бороться с моими причудами.
— Ну? И что будет с твоим членом? — наконец, ожила Катина голова, приподнявшись. — В баночке принесешь, идиотка?
Членик мой давно не интересовал моего партнера по бизнесу, секс между нами периодически обрывался надолго и случайными лотерейными выигрышами радовал теперь исключительно редко, но рациональная сущность этой еврейской девушки интересовалась, останется ли мой запасной хуй для неё на всякий случай? Такой всегда доступный и всегда любящий ее? Или надо будет рассчитывать только на конкурентный выбор и поиск в злой суровой жизни свободных и не очень мужских пиписек?
— Ладно, Кать, я пока просто иду к сексопатологу. Успокойся, — у меня, действительно, не было ответов на эти вопросы, и я быстро сдалась, не став спорить и доказывать свои права быть женщиной: собачкой или белочкой… По степени идиотизма — это выглядело бы одинаково.