Я решил стать женщиной - Страница 29

— Понятно, Кать, — я открыла глаза. — Понятно.

— И что ты будешь делать? — опять спокойным голосом продолжила меня расспрашивать она.

— Ничего.

— А квартира та как?

— Буду снимать для них, пока её сдают.

— А ты?

— Тоже сниму.

— Две квартиры снимать слишком дорого. Проучи её, не плати за квартиру, обойдется. Пусть живет, как хочет.

— Катя, когда у тебя будет жена и ребенок, тогда будешь рассуждать по-другому. Лизе куда деваться? У нее садик рядом, она привыкла к нему. Ладно, я не хочу сейчас это обсуждать.

— А ты вещи какие забрала? — продолжала выяснять подробности Катя.

— Свои.

— Как свои!? Надо всё поделить, что тебе заново всё покупать? — возмутилась Катюшон.

— Нечего делить, — мрачно ответила я.

— Зря ты ей дубленку купила и стиральную машину. Зачем? Знала же, что расходитесь.

— Отстань, Кать: Дай мне «Из рук в руки».

— Сейчас дам:, - она свернула толстую газету и стукнула меня по голове. — Я тебе сказала, не говорить мне «отстань»? Еще раз скажешь:

— Ох:, - вздохнула я и уставилась на неё невидящими глазами. — Кать, мне хреново на душе, а ты лезешь: — на языке уже привычно разместилось «отстань», но я вовремя закрыла рот, и она карамелькой растворилась в слюне. Мне хотелось покоя и, чтобы меня никто не касался и не лез мне в душу, мне хотелось побыть одной.

— Квартиры будешь смотреть?

— Да, посмотрю. Я несколько дней в студии поживу. Какую снимать, чёрт его знает:, - я открыла газету. — Однокомнатную или двухкомнатную?

— Однокомнатную, конечно. Дешевле будет, — разумно посоветовала Катя.

— Я всегда двухкомнатную снимала. Ладно, какая будет: — я листала газетные неприятно пахнущие страницы, я ничего не соображала и с трудом нашла нужный раздел.

Я имела опыт съема квартиры, я знала, что недостаточно позвонить в одно агентство и оставить свою заявку. Я всегда сразу обзванивала десятки, точнее все агентства, которые были в «Из рук в руки», составляя длинный список телефонов, куда я уже позвонила. Выходила обычно целая страница А4, мелко, как шифровка секретного агента, исписанная цифрами. Только тогда несколько агентств всё-таки откликались, перезванивали и что-то предлагали. Сейчас я без энтузиазма обзвонила несколько, сказала, что хочу снять квартиру одно- или двухкомнатную в географических пределах улицы Алабяна и Куусинена или что-нибудь между ними. Через несколько дней мне предложили пару вариантов — убогие старушечьи квартирки: Я сходила, посмотрела одну, поболтала с милой интеллигентной старушенцией: Старенькая, бывшая когда-то при царе Горохе учительницей, она отнеслась ко мне с симпатией, она вела меня экскурсией по квартире, показывая богатства её жилища: «Вот здесь кухонька. Я Вам эти кастрюлечки оставлю, хорошие кастрюлечки, не то, что сейчас делают. Чашечки, тарелочки: — ничего своего Вам даже привозить не надо. И пару простынок с пододеяльничками оставлю тоже. Холодильник и телевизор — импортные, мне дети их купили:», — она подошла к платяному шкафу, открыла дверцы: «А в шкафчике я Вам эти полочки освобожу, а на эти своё всё сложу», — с полок стопками на меня смотрели розовые и голубые её теплые трусы с начесом. Меня рассмешило такое будущее соседство с моими личными вещами. «Замечательно, шикарно:» — говорила я:, и потом честно сказала ей, что снять её квартиру не смогу: и ушла. Квартира была большая и хорошая, и даже чистая и уютная, но старушечьи панталоны и обилие ковров на всех плоскостях меня не увлекли.

Прошло несколько дней, я потихоньку привыкала к проживанию в студии, мне нравилось просыпаться с сознанием, что ехать никуда не надо и не надо прорываться сквозь пробки на дороге по пути на работу: правда, пожалуй, это было единственным достоинством такого проживания. Но привыкаешь ко всему, и незаметно я привыкла и к этому. Ответственность уже не висела надо мной — обеспечить семью и ребенка нормальной квартирой, я поехала в ИКЕЮ, докупила недостающие предметы быта и в агентства больше не звонила: Оставшись в студии на несколько дней, я проживу в ней несколько лет, часто ощущая себя бездомной.

— Лизочка, я хочу с тобой поговорить.

— Ну, чего, папа. У меня «барби» купается, — Лиза сидела на диване в студии и играла с куклами. Я села рядом.

— Лизуль, ты уже большая. Послушай меня и не сердись на меня сильно, — Лиза повернулась и с испугом посмотрела на меня, она сама всё поняла. — Лиз, я ушёл от мамы:

— Па-а-па, — она расплакалась. — Ты злой! Почему?

Я обняла её.

— Лизочка, мы с мамой так ругались в последнее время. Я буду видеться с тобой часто-пречасто…

— У всех есть и мама, и папа… — она горько плакала, уткнувшись мне в плечо, я тоже расплакалась.

— Лизочка, мамочка хорошая, я её люблю, я не знаю, почему мы так часто ругаемся.

— Если бы любил, то не ушел бы от нас.

— Я не от вас ушел, а от нее. Может быть, пройдет время, мама успокоится, и я успокоюсь, мы соскучимся друг по другу, и мы опять заживем вместе.

— Ты врешь, ты не вернешься:

— Не знаю:, - я тяжело вздохнула. — Лиза, мама молодая и красивая, она еще может выйти замуж, может быть счастлива. Со мной ей, наверное, нехорошо. А у тебя есть и папа, и мама, и они тебя любят больше всего на свете. Мы будем по-прежнему вместе с тобой и мамой куда-нибудь ходить, если мама, конечно, захочет. На все выходные я буду тебя забирать: и всегда, всегда, когда ты этого захочешь, — Лиза уже редко всхлипывала, мои доводы, я видела, не успокоили её, но она отплакалась и замолчала: замкнулась и полдня не разговаривала со мной. Большая травма на маленьком сердечке моей дочки, и нанесла её я.

— И что дальше? — Маша стояла со злым лицом наизготовку выяснять наши отношения.

— Ничего, — ответила я. Выяснять мне было уже нечего.

Я привезла Лизу домой, она тут же схватила в охапку нашу полосатую киску и убежала в детскую. «Пойдём, поговорим», — позвала меня Маша угрюмо. Мы с ней закрылись на кухне и стояли сейчас друг против друга: она вся напряжённая, я уставшая.

— Если хочешь, можешь вернуться, — видимо, это было предложение мира, но озвученное почему-то враждебным, ядовитым голосом. Чтобы я не перепутала интонации и не подумала, что это предложение от её доброты, лицо своё Маша оставила злым и ненавидящим. Смотрю я на него грустно, изучаю родное когда-то лицо: нет, не родное, это лицо чужого человека.

— Не хочу, — отвечаю я.

— У меня нет денег снимать эту квартиру.

— Я буду её снимать, пока её сдают нам, и пока Лиза ходит в этот садик.

— У меня нет денег на жизнь, я не работаю:

— Я буду давать: и буду приглашать тебя на съёмки, как визажиста и парикмахера.

— Мне не нужны от тебя деньги:

— Ладно, Маша. По-моему, ты не одна живёшь, а с моим ребенком. Считай, что я это для неё делаю. Да, и какая разница, Маша: успокойся, — Маша с облегчением вздохнула. Я понимала её, деньги на жизнь и где жить — важная тема. — Есть ещё квартира двухкомнатная наша. Если срок аренды на эту квартиру закончится и её не продлят, то переедете тогда туда: в свою.

— А ты?

— Сниму что-нибудь. Тебе какая разница.

— Ты зря на меня обиделся, мне надо было срочно к Кате Стеценко съездить.

— Хорошо.

— Что хорошо?

— Съездила? Хорошо. Я не буду это обсуждать. Надоело всё, Маш. Дай Бог, чтобы у тебя сложилось всё хорошо. Маша, пойми, я ушел не потому, что я плохой: То есть, может быть, я и плохой, самый плохой, самый худший, может быть, я в чем-то виноват, может быть, виноват во всем, но только не в нашем разводе. Если ты будешь вести себя с другим мужчиной также, как и со мной в последний год, то и он уйдет, никто этого не вынесет. Тебе всё равно придется взглянуть на себя. Мне жаль, что всё закончилось именно так.

— Я жалею, что познакомилась когда-то с тобой. Лучше бы не выходила за тебя. Ты заранее рассчитал, когда меня бросить, — у Маши опять начиналась истерика.

Когда-то я разговаривала с Леной Ван, жаловалась на жизнь, вспомнила Лену Соколович, мою девушку перед Машей, обронила фразу, что, если бы женилась на ней, то не знаю, прожили бы мы с ней всю жизнь или нет. И сказала, что на Маше я женилась сразу без колебаний потому, что не было в моей душе никаких сомнений, была как раз эта уверенность, что проживу с ней всю жизнь до самого, самого конца. Лена тут же перезвонила Маше, всё переврала, и сказала ей, что я женился на Маше, заранее зная, что проживу с ней ровно десять лет, а потом разведусь: Или у Лены что-то с головой:, или у Маши всё трансформировалось в желаемую обиду?: Не знаю: Эта тема навсегда стала основной для обид, перерастающих в конфликты и Машины истерики: «Ты Лене говорил об этом, она мне сама сказала:», — и Маша в сотый раз начинала цитировать Лену и декламировать никогда не произносимые мной слова.