Я послал тебе бересту - Страница 7

Обратите внимание еще на одну важную деталь. Взглянув на план расположения грамот, найденных на Неревском раскопе, легко заметить, что насыщенность ими культурного слоя далеко не равномерна. На одних участках грамот много, особенно на некоторых усадьбах, населенных в древности наиболее активными адресатами. Другие же участки мало радовали археологов. Взять, к примеру, усадьбу   «Г», расположенную в северной части раскопа. На большом участке этой усадьбы площадью в 450 квадратных метров, раскопанном в 1953 — 1954 годах, найдены только две берестяные грамоты. А на приблизительно таком же по площади участке усадьбы «Е» число грамот, найденных в 1956—1957 годах, достигло пятидесяти. Эта деталь лишний раз показывает, что даже в сборе массовых находок немаловажная роль принадлежит такому ненадежному и зыбкому фактору, как удача, если раскопки невелики.

А мы теперь, сравнивая все предшествующие раскопки с работами на Неревском конце, хорошо видим незначительность масштабов старых раскопок. За все сезоны работ Новгородской экспедиции с 1932 до 1948 года в разных районах Новгорода раскопано всего лишь около 1800 квадратных метров — в шесть раз меньше, чем потом на Дмитриевской улице. И состояние слоя при прошлых раскопках было во много раз хуже, чем здесь. Наиболее благоприятные условия для сохранности органических веществ были при раскопках на Ярославовом дворище, где в 1947 и 1948 годах экспедиция вскрыла около 800 квадратных метров. Но там толщина слоя не превышала четырех метров, к тому же ОЙ был сильно испорчен перекопами XIX—XX веков. При раскопках самых последних лет на некоторых участках мы вообще не нашли ни одной берестяной грамоты.

На второй поставленный выше вопрос, следовательно, можно ответить так. Да, какое-то количество берестяных грамот в старых раскопках могло оказаться незамеченным, но это количество ничтожно.

Хуже то, что и сейчас, когда о существовании и внешнем виде берестяных грамот уже хорошо известно, они в большом количестве гибнут при рытье строительных котлованов, водопроводных траншей, газопроводов, при массовых перемещениях культурного слоя Новгорода, неизбежных в строящемся и растущем городе. Почетный долг новгородских школьников и всех новгородцев, любящих свой город, его настоящее и прошлое, — наблюдать над выброшенной из котлованов и траншей черной землей. В ней содержатся не только щепки, обрывки кожи и черепки глиняных горшков, но и ценнейшие берестяные письма древних новгородцев. И пока выброшенная из котлована земля не потеряла влажность, эти письма еще могут быть спасены для науки. В 1969 году в Новгороде принято очень хорошее и важное постановление, воспрещающее производство земляных работ в черте древнего города без предварительных археологических раскопок. Однако планы реконструкции города гораздо шире, чем возможности археологов, и многое может быть потеряно для науки без благородной помощи самих жителей Новгорода.

Вернемся, однако, к рассказу о находках 1951 года. Что же было написано в первой ставшей известной науке берестяной грамоте? Какие грамоты увезли с собой археологи по окончании раскопок в дождливом сентябре?

Первая грамота, безжалостно изодранная и выброшенная на мостовую Холопьей улицы во второй половине XIV века, все же сохранила большие участки связного текста. Это вообще одна из самых больших грамот, когда-либо найденных в Новгороде. В ней тринадцать строк, а длина каждой строки — 38 сантиметров. Если вытянуть строки в одну линию, то получится пять метров! Правда, почти все строки изуродованы. Но содержание документа улавливалось легко.. В нем были перечислены села, с которых шли подробно обозначенные повинности в пользу какого-то Фомы.

Первый результат оказался внушительным. До сих пор древнейшие / сведения о системе феодального обложения в Новгороде относились I лишь к концу XV века, когда Новгород уже утратил самостоятельность [= и навсегда стал частью Московского государства. А здесь — запись ; тювинностей, сделанная на сто лет раньше!

В грамоте № 2 снова запись феодальных повинностей или долгов, но исчисленных не в деньгах и продуктах, как в первой грамоте, а в мехах. И плательщиками там оказываются карелы, а не русские.

Находка грамоты № 3 дала археологам первое древнерусское письмо шестисотлетней давности:

«Поклон от Грикши к Есифу. Прислав Онанья, молви... Яз ему отвечал: на рекл ми Ескф варити перевары ни на кого. Он прислал к Фе-досьп: вари ты пив, седишь на безатыцине, не варишь жито...».

Грамота оборвана. У «ее нет конца, и из первой строки вырван большой кусок. Но взаимоотношения участников запечатленного в ней события понятны. Ескф, которому послана грамота, — господин, феодал, землевладелец. Грикша, автор письма, как это хорошо разъяснил Л. В. Черепнин, — приказчик Есифа. Федосья — зависимая от Есифа крестьянка; она сидит на «безатыцине», то есть пользуется каким-то выморочным участком земли, прежний владелец которого обязан был варить пиво в пользу Онаньи.

Онанья потребовал у Грикши, а затем и у самой Федосьи, чтобы она варила для него пиво. Однако времена переменились. Выморочный участок оказался в руках Есифа, который поместил на него Федосью. На зтот участок распространилось исключительное право Есифа взимать доходы в свою пользу — иммунитет нового владельца, отрицающий права любых других лиц на вмешательство в его владения. Вслушайтесь в текст грамоты — и вы услышите живой разговор, звучавший шесть веков тому назад. Грикша в своем письме цитирует и Онанью, и самого себя, не утруждаясь переводом прямой речи в косвенную.

Снова обрывки писем — одного, другого, третьего, четвертого. Вот «разновидность» документа, с которой, к сожалению, придется иметь дело чаще, чем хотелось бы, — грамота № 7. От нее сохранилось только начало: «Поклон от Филипа ко...». Такие «филькины грамоты» в несколько бессвязных слов десятки раз будут вызывать досаду.

Письмо с просьбой о протекции, письмо с приказанием взять у кого-то сапоги, письмо о покупке коровы, целиком сохранившаяся от XII века жалоба пасынка на своего отчима...

Еще одна разновидность берестяных надписей из находок 1951 года — грамота № 10. Это не письмо и не деловая записка, а ободок .небольшого берестяного туеса. По ободку нацарапано:

«Есть град межу нобом и землею, а к ному еде посол без пути, сам ним, везе грамоту непсану».

Загадка. Вот она в переводе: «Есть город между небом и землей, а к нему едет посол без пути, сам немой, везет грамоту неписаную». Эту загадку загадывали еще в прошлом веке, да и в начале нынешнего, когда библейские легенды были общеизвестны. Город между небом и землей это ковчег, в котором Ной спасался во время потопа. Немой посол — голубь, посланный узнать, не показалась ли земля. А грамота неписаная — масличная ветвь, которую голубь несет в клюве как знак, что земля близка.

Таким образом, уже первый год открытия берестяных грамот продемонстрировал признаки большого разнообразия их типов. Хозяйственная запись и частное письмо. Жалоба и деловое поручение. Список повинностей и литературный текст.

Нужно ли объяснять, почему на следующий год экспедиция получила значительные средства и смогла, расширяя площадь раскопа, начать исследование участка в три с половиной раза большего, чем в 1951 году. А грамот на этот раз было найдено в семь с половиной раз больше — семьдесят четыре новых берестяных текста! И каких!

Главным видом берестяной грамоты по-прежнему оставалось частное письмо. Но в дополнение к уже известным по прошлому году разновидностям записей — еще несколько. Вот хозяйственное письмо приказчика своему господину — грамота № 17: «Поклон от М'ихаили к ос-подину своему Тимофию. Земля готова, надобе семяна. Пришли, оспо-дине, человек спроста, а мы не смием имать ржи без твоего слова».

Л. В. Черепнин привел много свидетельств того, что в средние века семена для посева находились под особым контролем владельца земли. Ведь от их сохранности и правильного распределения зависели урожай и главные доходы владельца. Без специального распоряжения феодала даже его приказчик не рисковал поступить по своему усмотрению. «Пришли это распоряжение поскорее, — просит Михаил Тимофея, — земля уже вспахана».