Я помню ! Помню ! - Страница 5
* кофе с молоком (франц.).
Мило болтая, они пили кофе у окна гостиной. Полуобернувшись к окну, Мэри рассеянно слушала звук шагов на улице - прихожане шли к вечерней службе во францисканский монастырь.
- Да, кстати, - сказала Сара. - До чего жаль эту твою подругу, миссис Генри Бирн.
Мэри ближе склонилась к окну, будто стараясь расслышать что-то, а на самом деле пряча глаза, в которых появился отчаянный страх. Нет, не знает она никакой миссис Генри Бирн! Она силилась вспомнить - ничего, пусто, только какое-то мутное облачко, как от капли абсента в стакане воды, вихрящийся дымок, безликий завиток эмбриона. Последние неясные шаги затихли.
- Да, очень жаль, - прошептала Мэри наугад, надеясь на подсказку. - А откуда ты знаешь?
- Было в дублинских газетах. О ней сообщили в связи с другой женщиной, близкой к епископу Килкеннийскому. Сколько ей лет? Наверное, не больше тридцати двух, да?
- Пожалуй, побольше, - все еще вслепую ответила Мэри. Она лихорадочно искала ответ. Может быть, развод? Несчастный случай? Почему Сара не скажет прямо? Или эта Бирн умерла? Мутное облачко приняло новую, столь же неясную форму.
- А что, в газете возраст не упоминали?
- Нет, конечно, но и так можно высчитать. Она окончила университет в сорок первом. В день выпуска ей было двадцать, ну, двадцать один, - кстати, ведь тогда она и познакомилась с Генри Бирном. Он предложение ей сделал в тот же день, прямо на лужайке перед университетом. А вечером ты еще танцевала с ним в отеле "Ритц". На тебе было золотистое платье с кремовой отделкой. Сколько, ты говорила, у них детей?
Расплывчатое белесое облачко вдруг приняло очертания знакомого лица, и Мэри чуть не вскрикнула: "Боже! Я не видела ее девять лет, эту стерву Люси Бербэнк".
- Детей? Четверо, - ответила Мэри уныло и тут же пожалела: говорить Саре что-нибудь определенное - значит давать повод для новых расспросов в следующем году, а то и через пять лет, когда все уже совершенно забудется. Они еще немного посплетничали о Люси Бербэнк-Бирн, но Мэри так и не выяснила, что же там такое с ней случилось.
- Пора зажечь лампу, - сказала Сара.
Стемнело. Дождь кончился и пошел снова. Шаги возвращавшихся со службы отстучали в обратную сторону. Пройдет лишь час, и с длинной змеящейся улицы будет доноситься лишь шум дождя. Ни огонька на первых этажах. Даже полицейский не выйдет патрулировать в такую ночь. Мэри собрала кофейные чашки и на сильно стершемся посеребренном подносе, который отец сорок лет назад получил за победы в гольфе, отнесла их в кухню. Потом вернулась и, стоя спиной к Саре, сняла с керосиновой лампы розовый абажур, стекло, поднесла к фитилям спичку и стала смотреть, как по неровным, обугленным краям расползается пламя. Вставив стекло на место и все еще не поворачиваясь к сестре, она сказала:
- У меня плохие новости, Сара.
- Ты меня пугаешь.
- Я как приехала, все не решусь тебе сказать.
- Что случилось, родная?
Мэри осторожно надела абажур, чувствуя, как тепло поднимается к лицу.
- Ричард бросил работу. Я приехала в Европу одна, только чтобы сказать тебе об этом. Утром мне нужно возвращаться.
Она медленно подкрутила вверх один фитиль, потом другой - комната озарилась светом. Раздался звук, схожий с шелестом дождя, или тающего снега, или капающей крови:
- Мэри, не надо, не уезжай от меня.
Она повернулась. Впервые Сара о чем-то молила ее. В темных собачьих глазах стояли слезы, смуглое личико под облаком волос казалось еще меньше.
- Я должна ехать! - судорожно сжав дрожащие руки, закричала Мэри. Должна!
- Я больше тебя не увижу!
Мэри опустилась на колени и ласково обняла сестру за талию.
- Увидишь, глупенькая, - засмеялась она, - увидишь много-много раз.
Сестры с нежностью долго смотрели друг другу в глаза. Потом Мэри встала, подошла к темному окну и с шуршанием задернула занавеси. Расправляя их складки, она приговаривала, как мать успокаивает ребенка:
- Увидишь много-много раз. Очень много раз.
За ее спиной Сара с покорностью выдохнула:
- Правда, Мэри?