Я переиграю тебя. Реванш - Страница 28
– Олег! – возмущается Арина, а я сжимаю челюсть до боли, лишь бы не выплеснуть из себя парочку нелестных эпитетов в адрес этого горе советчика.
– Что Олег? Разве я сказал что-то неправильное?
– Тебя вообще ни о чем не спрашивали, ты в курсе? – цежу я.
– Вот именно, – поддерживает Ари. – Не суй нос не в свое дело.
– О-о, мне кажется, неудавшаяся личная жизни Кары давно стала моим делом.
– С чего вдруг? – одновременно с Ариной удивленно спрашиваю я.
– Ну как же… Арина ведь постоянно после разговора с тобой ходит расстроенная, а мне потом приходится поднимать ей настроение.
– Не говори ерунды, это не правда, – отрицает сестра.
– Правда-правда, – Олег слегка кусает ее за щеку и снова спускает губы к шее. – Не то чтобы мне не нравилось веселить тебя, но все-таки хотелось бы избавить тебя от поводов для грусти.
Слова Олега огорчают меня. Причем сильно. А сцена того, как он ее целует и обнимает, не обращая внимания на меня, вызывает белую зависть, что опускает мое настроение ниже плинтуса.
– Олег, прекрати. И не мешай нам разговаривать, – Арина пытается отвязаться от мужа, но силы не равны. И, судя по плутоватому взгляду Лебединского, у него явно грандиозные планы на ее счет.
– Мы уже договорили, Ари. Хорошего вам вечера и с наступающим Рождеством, – сглотнув, произношу я.
– Нет, Кара. Не отключайся. Я не хочу оставлять тебя одну.
– Не переживай, я не одна, а с Марией. Со мной все будет в порядке. Развлекайтесь.
Встречаюсь с виноватым и жалостливым взглядом сестры, и начинаю чувствовать себя еще хуже.
– Люблю тебя, – проговариваю, выдавив из себя прощальную улыбку.
– Я тебя тоже. С наступающим.
Сбрасываю вызов и откидываю голову на спинку дивана. Все тело придавливает тяжестью грусти и чувства вины перед Ари. Каждый ее звонок, каждый разговор с ней на протяжении минувших недель придавал мне сил и приподнимал настроение, но я совсем не подумала о том, что наше общение огорчает ее. А я никогда не хотела расстраивать Ари. Она не должна вместе со мной тянуть ношу моего неудачного брака. Хватает и того, что ей недавно пришлось пережить покушение.
Лежу с закрытыми глазами, думая об Ари и обо всем, что произошло, и тоска настолько мощно порабощает тело, что лишает меня всяких сил. Даже не замечаю, как засыпаю, а спустя неизвестное количество времени просыпаюсь, накрытая вязанным пледом.
Несколько секунд уходит на то, чтобы полностью отойти ото сна и заметить Марию. Она ставит поднос со свежеиспеченным печеньем и молоком на кофейный столик и бросает взгляд на меня.
– Ой, прости, я тебя разбудила. Не хотела шуметь.
– Ты не будила, я сама проснулась. Который час? – протираю глаза и зеваю.
– Почти полночь. Ты очень рано заснула, так и знала, что не проспишь до утра, поэтому решила оставить тебе здесь выпечку, прежде чем отправиться спать.
– Титов уже спит? – вопрос срывается с моего языка неосознанно и, по всей видимости, очень зря.
Мария не спешит отвечать, лишь отводит взгляд в сторону.
– Мария, я задала вопрос, – придаю сонному голосу звучности, побуждая женщину ответить.
– Нет, не спит. Он еще не вернулся.
Понятно. Обычно в это время он всегда находился дома, но не сегодня…
И без того расколотое сердце покрывается новыми трещинами, побуждая меня еще сильнее разозлиться на саму себя.
Почему я не могу оставаться равнодушной? Почему не могу быть безразличной к тому, что этот монстр решил провести Рождество в более приятной компании, а не с вечно недовольной женой? Какое мне дело, где он шляется так поздно? Почему я не могу его просто ненавидеть? Разве он не дал мне достаточно проводов для этого? Нужно еще кому-то умереть от его руки, чтобы мое дебильное сердце вытянуло из своего центра этого мужчину, как болезненную занозу?
У меня нет ответа на этот вопрос. Есть только очередная порция боли.
– Каролина, я уверена, Дмитрий просто задерживается на работе.
– Бога ради, не надо мне ничего говорить, – не знаю, откуда нахожу в себе силы прозвучать четко и громко. Наверное, черпаю их в еще одном сочувственном взгляде, который бесит меня до зубовного скрежета. – Иди спать, Мария. Уже поздно. Я хочу побыть одна.
– Хорошо, как скажешь, – смиренно отвечает женщина, уже успев уяснить, что со мной бессмысленно спорить. – С наступающим Рождеством и спокойной ночи.
Мария бесшумно покидает гостиную, а я прикрываю глаза, чтобы в стотысячный раз суметь сдержать слезы.
Теперь так будет всегда, да?
Невыносимо, больно, ревностно и тошно?
Из этого и будет состоять моя жизнь в моменты, когда я не буду занимать себя каким-либо делом? Я всегда буду морально умирать, когда Дима не будет возвращаться домой ночевать? Всегда буду проецировать картины того, как трахается с другой? С Ангелиной…
Черт! Нет! Ни за что!
Я не хочу быть такой женщиной. Не хочу так жить и бесконечно страдать по мужчине. Это не жизнь, а жалкое существование. Я должна научиться справляться с этим и искоренить в себе эти отвратительные эмоции. Должна! И сделаю это… Когда-нибудь… А сейчас я перемещаюсь ближе к елке, сажусь на пол возле нее и продолжаю молчаливо грустить, варясь в отвратительных мыслях.
Запрокидываю голову и устремляю взгляд на рождественское зеленое чудо. С заходом солнца елка выглядит еще ярче и торжественнее. Загляденье. Гирлянды размеренно мигают, новогодние игрушки переливаются. Любуюсь этой красотой в тишине, пытаясь отвлечься на приятные воспоминания о прошлом Рождестве и Новом годе. Когда была в кругу семьи, дома, счастливая и обремененная лишь одной проблемой – как бы насолить Владу.
Губы растягиваются в улыбке, но грусть так и продолжают съедать изнутри. Час? Два? Понятия не имею. Заставляю себя приободриться, лишь когда слышу звук открывающейся входной двери, вслед за которым начинают раздаваться тяжелые шаги.
Несмотря на то, что Титов обычно передвигается почти беззвучно, мне даже оборачиваться не нужно, чтобы понять, что пришел он, а не кто-то из охранников. Один шаг – несколько ударов моего сердца. Тело сковывается, дыхание сбивается, а теплые воспоминания о прошлогоднем семейном торжестве вмиг рассеиваются. Но я продолжаю пялиться на елку, делая вид, что мне абсолютно по фиг на возвращение блудливого мужа. Я не ждала его так рано. И это правда. Была уверена, что он вернется только под утро.
– Почему ты еще не спишь?
Раздается за моей спиной суровый голос. От него мурашки прокатываются по позвоночнику и распаляется злость. Но я молчу. Не собираюсь я отвечать на его вопрос. А Дима, судя по затянувшемуся молчанию, не собирается его повторять.
Надеюсь, что Титов развернется и уйдет в свою спальню, однако по звукам шагов слышу, что он двигается в мою сторону. И чем ближе он подходит, тем сложнее мне становится спокойно сидеть на месте.
Пять метров, четыре, три, два… Все тело как будто пробивается разрядом тока. Я вскакиваю на ноги и оборачиваюсь, желая громко заявить ему, чтобы не смел ко мне приближаться. Я не хочу, не дай бог, ощутить запах чужих женских духов, или еще хуже – заметить следы помады на его рубашке. Однако стоит мне развернуться на сто восемьдесят градусов и увидеть его, как язык прилипает к небу. Крик застревает в горле, а все возмущения и обиды вылетают из мыслей, когда замечаю состояние Димы. Его волосы растрепаны, глаза полуоткрыты, лицо бледное и блестит от пота. Кажется, у него температура.
– Ты что, заболел? – с трудом вернув голосу звучность, нервно спрашиваю я.
– Нет… Все нормально, – глухо заверяет он.
Однако ничего нормального нет! Это я понимаю в следующий миг, когда он полностью закрывает глаза и начинает терять сознание.
Я вскрикиваю и рефлекторно подаюсь вперед, обхватывая его за талию, но удержать на ногах стокилограммовое мужское тело я не в состоянии. Мне удается лишь уберечь голову Димы от столкновения с полом и немного смягчить падение, завалившись вместе с ним. Я сильно ударяюсь всей правой стороной тела, но мне плевать. Не чувствую боли. Шок работает как морфий.