Я отворил пред тобою дверь - Страница 45

- Вам больно?.

- Больно, - ответил Павлов, уже не пытаясь пошевелиться, чтобы поднять голову и взглянуть на мальчика, но тут же попросил его, - Собери, пожалуйста мои бумаги.

Он еще плохо ориентировался в происходящем и не мог оценить степени опасности своей просьбы, но бумаги и особенно гравюра для него сейчас были главным и гораздо более существенным, чем даже собственное ранение, лишавшее его возможности двигаться Мальчик послушно сполз с кресла и присев на корточки начал аккуратно собирать разбросанные по полу документы Теперь Павлов увидел его лицо - смуглое, обрамленное короткими вьющимися волосами На вид ему было лет тринадцать.

- Я сильно ранен? - спросил Павлов, немного успокоившись за судьбу своих бумаг.

Мальчик внимательно посмотрел на него и неопределенно пожал плечами.

- Крови много, рану не видно Они стреляли в спину, я видел, потом тащили в автобус, - он говорил с легким южным акцентом, более всего похожим на грузинский.

- Откуда ты? - спросил Павлов Все, что произошло с ним на дороге после слов мальчика вдруг вспомнилось ему, включая сухой треск сзади и удар в плечо "Значит, детские крики мне не почудились", подумал он, глядя как смуглый мальчик старательно укладывает собранные листы в аккуратную стопку.

- Из Цхинвали Знаете, где это?.

- Конечно Ты грузин?.

- Осетин С грузинами мы воюем - серьезно, но просто, как о деле вполне обычном, сказал мальчик.

- Как тебя зовут?.

- Таймураз А вы - еврей?.

- Нет, русский, - Это хорошо, - задумчиво сказал Таймураз.

- Почему? - Павлов не удивился его вопросу, в конце концов они были в Израиле, но глубокомысленное заключение мальчика повергло его в изумление.

- Они, может быть, вас не убьют тогда Еврея бы убили...

- Кто они? - Павлов, наконец вспомнил, что ничего не знает о террористах, в чьих руках оказался, да и вообще о том, что собственно произошло.

- Палестинцы Они с евреями воюют.

- А почему они напали на вас?.

- Мы- заложники Теперь они будут что-нибудь просить у евреев, а если они не дадут - убьют нас.

- Детей? - конечно Павлов и сам мог догадаться о смысле произошедшего в целом, но то что захвачен был автобус с российскими детьми не укладывалось в его голове, насколько он мог сейчас соображать и анализировать ситуациюподобного история еще не знала.

Мальчик же, напротив, был совсем не удивлен и вроде бы даже не испуган.

- Детей еще лучше, - серьезно со знанием дела заметил он, - так больше подействует.

- Послушай меня, - Павлов постарался, чтобы голос его звучал как можно более убедительно и спокойно, - Никто не посмеет вас убить и никто этого не допустит Но вот со мной может что-нибудь случится Сам говоришь, крови много, а рану не видно, поэтому я хочу тебя попросить об одной услуге Можно?.

Мальчик только кивнул головой, но по выражению его глаз было видно, что он очень хорошо понимает, что имеет в виду Павлов и к просьбе относится крайне серьезно.

- Так вот, пускай эти бумаги пока будут у тебя И если со мной что-нибудь произойдет, ты их сохрани А потом, когда вас освободят отдай кому - нибудь из взрослых, лучше всего из нашего посольства Знаешь, что такое посольство?.

Мальчик снова кивнул.

- И скажи, что передать надо в Московский университет, МГУ Запомнишь?.

- Запомню А что там?.

- Это исторические документы Очень древние, вернее их копии для ученых они очень важны.

- Вы ученый?.

- Да, я преподаю в Московском университете.

- А Карину Рубеновну они убили, - неожиданно сказал мальчик.

- Кто это, Карина Рубеновна? - говорить Павлову становилось все труднее Боли он как ни странно не чувствовал, но было ощущение, что его медленно сковывает то ли сон, то ли забытье - ему все труднее было шевелить языком, голос мальчика становился тише и был не очень четок, а сам он словно расплывался перед глазами Павлова, как если бы на них вдруг навернулись слезы, но слез не было, - Кто - Карина Рубеновна?.

- Учительница, - откуда- то издалека ответил мальчик., - наша учительница., из детдома.

Он сказал еще что-то, но Павлов уже его не слышал.

Потом он приходил в себя еще несколько раз - всякий раз от острой боли, сначала, когда его грубо перетаскивали из прохода на заднее сидение автобуса - террористы к тому времени завершили свои кровавые дела на дороге и автобус рванулся к оливковой рощице, потом еще несколько раз, когда автобус особенно сильно подбрасывало на ухабах, но каждый раз всего на несколько секунд и снова проваливался в темноту, он не чувствовал и не видел ничего, но где- то глубоко в его подсознании словно включился невидимый счетчик Это счетчик медленно и методично отсчитывал каждую каплю крови, струящейся из его тела и каждая эта капля уносила мгновение его жизни, это тоже учитывал счетчик. Считать же ему оставалось похоже недолго, и он безгласный пытался предупредить об этом угасающее сознание Павлова Быть может поэтому, на доли секунды придя в себя то ли от очередного толчка автобуса, то ли почувствовав подле себя какое-то постороннее движение, он открыл глаза и смутно различая в отдалении чей-то неясный, силуэт попросил о помощи.

Была уже ночь.

- Если бы я был генералом, то давно уже дал приказ на штурм.

- Ты дурак Если бы начался штурм они бы взорвали нас Видел - у них в зеленом мешке взрывчатка?.

- Не взорвали бы Им тоже жить охота.

- Взорвали бы. Они воюют за Аллаха, он потом прощает их и берет в рай, поэтому они не боятся умирать.

- Откуда это ты знаешь?.

- Я знаю, чеченцы тоже воюют за Аллаха, поэтому наши их не победили, а знаешь как бомбили! Все дома разрушили! Наш тоже...

Это рассуждают дети Они сгрудились на задних сидениях автобуса и даже на полу, вокруг нас с Евгением Он полу-лежит на последнем сидении, а я сижу подле него Каким-то образом мне все-таки удалось перевязать его так, что кровотечение прекратилось и сейчас он утверждает, что чувствует себя почти нормально.

За окнами автобуса светло как днем и очень шумно Ночь сегодня так и не смогла вступить в свои права Тьму рассеивают яркие лучи прожекторов, красно-синие всполохи мигалок, временами оглушительно стрекочет вертолет зависая где - то совсем рядом, слышатся чьи-то переговоры по рации, воют сирены. - все это происходит совсем рядом и где-то бесконечно далеко, в другом, потерянном для нас быть может навсегда мире. Рассудок подсказывает, что там. который уже. час идут напряженные переговоры и на кону - ни много ни мало - наши жизни, десятки если не сотни людей в какой - ни будь сотне метров напряженно наблюдают за нами, готовые к любым действиям да и весь мир наверное взбудоражен известиями о том, что происходит в эти минуты на шоссе No 1 государства Израиль, но в сознании эти соображения укладываются плохо Оно, сознание, медленно погружается в состояние унылой обреченности Вроде бы все мы, и террористы взявшие нас в плен и мы, их жертвы - заложники обречены стать вечными обитателями злосчастного автобуса как если бы кто-то злой и могущественный начертил вокруг него страшный магический круг, проникнуть за который не дано никому и уже никогда По крайней мере ни от кого из нас ничего сейчас не зависит и это действует на всех парализующе Террористы теперь совсем не обращают на нас внимания - они заняли передние кресла автобуса, почти не покидают их и не разговаривают даже между собою лишь изредка перебрасываясь короткими тихими фразами. Мы же полу - шепотом общаемся между собой и с детьми.