Я отвечаю за свою страну - Страница 50

— Гурам? — спросил Виктор и остановился.

Мужчина, не выпуская из рук топора, попятился к углу дома.

— Стойте, Мамалашвили! — твердо сказал Виктор и шагнул ближе.

— Кто вы? Документы! — Мамалашвили остановился, кадык нервно задергался на небритой шее.

Виктор полез было в карман за удостоверением, но задержал руку и выжидательно посмотрел на топор, судорожно сжатый в руках Мамалашвили. Тот с неохотой опустил топор на землю, внимательно прочитал раскрытое удостоверение Виктора. Тут открылась дверь дома, и на крыльцо вышла светловолосая женщина. Увидела Виктора, сразу испугалась и тревожно спросила:

— Гурамчик, что случилось? Кто это?

— Милиция. Иди в дом, — хрипло ответил Мамалашвили. Глаза у женщины сразу налились слезами.

— Вы не волнуйтесь, Вера. Нам с Гурамом потолковать нужно немного, — попытался успокоить ее Виктор.

Женщина прижала передник к лицу, повернулась и исчезла.

Они прошли в угол сада и сели на врытую под большим тутовником скамейку. Виктор достал сигареты.

— Закуривай, Гурам, эстонские.

— Меня там такими сигаретами не угощали, — ответил Мамалашвили и демонстративно забросил в рот сигарету из своей измятой пачки «Примы». Помолчали, приглядываясь друг к другу.

— Каким ветром в наши края, гражданин начальник? — забеспокоился Мамалашвили. — Вроде в Эстонии грехов не имею?

— Ты лучше скажи, Мамалашвили, почему в Гори не поехал? Порядков не знаешь?

Мамалашвили скосил на собеседника черный глаз, глубоко затянулся несколько раз, собираясь сказать что-то резкое, но внезапно сник, лицо у него обмякло. Тоскливо ответил:

— Нельзя мне в Гори, понимаешь? Сыт я всем по горло. Отсидел свое, и хватит. Завязал, по-настоящему завязал. А там дружка ждут не дождутся. Ну вот и решили мы с ней, — Гурам кивнул в сторону дома, — пока здесь обосноваться.

— Ты что же, всю жизнь собираешься прожить непрописанным и без работы сидеть, за бабью юбку держаться? — Виктор схватил за плечо вскочившего было Гурама и с силой усадил обратно на скамейку. — Пошел бы в милицию, объяснил что к чему, помогли бы тебе.

— Кому я нужен, эдакая конфетка с бантиком?

— Да что ты из себя мученика изображаешь? Ты о будущем подумай, о Вере! Она тебя ждала зачем? Чтобы кормить дармоеда?! Вот уж действительно «с бантиком»! Да сиди ты!

Гурама, видно, здорово забрало. Он вскочил опять, возбужденно походил по дорожке сада, потом решительно остановился перед Виктором.

— Вот и помоги, если ты такой правильный.

— И помогу, сегодня же поговорю в министерстве. Только не мельтеши перед глазами, сядь наконец. Дело у меня к тебе есть.

Мамалашвили сел и с интересом уставился на Виктора.

— Ты когда в колонии был, вроде дружбу водил с Кейвом? — Виктор волновался и не смотрел в лицо Гурама.

— Кейв?.. Да, был такой, жмот ужасный, за пачку сигарет удавится. А ко мне все в корешки набивался, потому что от Веры посылки я получал. Вот, собственно, и вся наша «дружба». Почему он вас интересует? Случилось что, скажите, если можно?!

— Через несколько дней после освобождения из колонии он совершил убийство и сейчас скрывается где-то. Понимаешь? Нужны его связи.

Гурам явно мучился, но лицу было видно: хочет помочь парень, но нечем.

— На воле у него никого не было, я бы знал. — Глаза у Гурама вдруг заблестели хитринкой. — Начальник! А ведь в колонии совсем недавно у Кейва появился еще один кореш. Пожилой такой мужик, русский. Хрюнов его фамилия. Темнили они что-то втихаря, все шептались по ночам. Я еще удивился — мужик русский, а с Кейвом на его языке говорит.

— Хрюнов, говоришь? Фамилию не перепутал?

— Точно, начальник! Его в нашу бригаду определили. — Гурам оживился, рад был, что хоть чем-то помог. Потом беспомощно развел руками: — Все, больше ничего не знаю.

— И на том спасибо.

Виктор поднялся со скамейки.

— Пора мне, Гурам. На днях к тебе ребята заедут из местной милиции. Жди, все утрясется.

Из дома вышла Вера — видимо, наблюдала за ними в окно, — вопросительно посмотрела на Гурама.

Виктор торжественно пожал растерянным хозяевам руки и направился к калитке. Идя по улице вдоль ряда домишек, размышлял: «Итак, появился какой-то Хрюнов. Что за фигура? Что его связывало с Кейвом?» Из переулка послышался негромкий свист. Виктор обернулся и увидел «Волгу», из которой выглядывал улыбающийся Беридзе.

Виктор подошел, церемонно раскланялся с ним, как будто не виделись целый год.

— Загораешь, майор?

— Понимаешь, приятель у меня появился. Самостоятельный. Вот и присматриваю.

Оба рассмеялись по-дружески. В машине Виктор рассказал Беридзе все, что узнал, заодно попросил помочь Мамалашвили. Сам же решил срочно возвращаться в Таллин.

Беридзе сделал страшные глаза:

— Как домой? У нас с тобой вечером шашлык. Да и прямого рейса сегодня на Таллин нет.

— Шашлык попробуем в другой раз. Если рейса нет, полечу через Москву. Спасибо тебе за все, коллега! А сейчас в аэропорт!

В Таллине с нетерпением ждали возвращения Виктора из Тбилиси. Всех волновал вопрос о том, что связывало Кейва и Мамалашвили? Возможно, Мамалашвили знал кое-кого из друзей Кейва.

Сотрудниками уголовного розыска была проделана большая работа по установлению бывших однокашников Кейва по детдому. Как выяснилось, все они по окончании школы разъехались по стране: кто учиться, кто работать. Во все концы Советского Союза полетели запросы. В ответ чаще всего сухие телеграфные строчки:

Те же, которых удалось сразу найти, выражали озабоченность судьбой Кейва, но с ним давно уже не поддерживали никаких контактов. Однако нельзя сказать, что следствие по делу об убийстве Ауна зашло в тупик. Велась активная розыскная работа, хотя отсутствие четких отправных точек сильно усложняло дело.

Сообщение Виктора о том, что у Кейва в колонии была еще одна связь, некий Хрюнов, вызвало большой интерес. К тому же настораживала маленькая деталь, которую сообщил Мамалашвили: Хрюнов и Кейв скрывали свое знакомство. Почему? Нить рассуждений вела к одному выводу: скрытность вызвана необходимостью конспирироваться. Зачем? Это и предстояло разгадать. Для начала занялись личностью Хрюнова. Его анкетные данные сами по себе ничего не говорили: Хрюнов Георгий Васильевич, 1920 года рождения, уроженец города Пскова, с 1951 года прописан в Таллине, последнее место работы — Таллинская нефтебаза; женат, имеет несовершеннолетнего сына; 30 июля сего года народным судом Морского района города Таллина осужден к шести годам лишения свободы за хищение государственного имущества путем злоупотребления служебным положением.

Уно Яанович решил действовать методично. Связались с сотрудниками республиканского ОБХСС и выяснили, что делом этого матерого расхитителя занимался старший инспектор по особо важным делам Спаржин. Через десять минут он уже входил в кабинет Рохтлы.

— Расскажи-ка нам про делишки Хрюнова, — попросил подполковник. — Биографию не надо, знакомы.

Олег Спаржин сообразил, что дело серьезное, и четко доложил:

— Уно Яанович! Буду краток и конкретен. Георгий Хрюнов пять лет назад по неизвестным нам причинам решил бросить профессию мясника в магазине и подался на бензоколонку. Спустя три года перешел работать на Таллинскую нефтебазу, где получил в свое ведение нефтепродукты в виде того же бензина. Привязанность к бензину выражалась у него в завышении норм расходования этого продукта и в создании тем самым «излишков» с последующей их реализацией в корыстных целях, разумеется. Не буду описывать тонкости нашей работы, сообщу только конечный результат: удалось доказать факты хищений, совершенных Хрюновым, на сумму порядка двадцати четырех тысяч рублей. К сожалению, победный звон фанфар не раздался. После ареста Хрюнова и проведения обыска мы убедились, что у этого типа нет ни копейки. Припертый к стенке фактами, он вынужден был признаться в хищениях, но куда девал деньги — выяснить не удалось. Находясь под следствием, Хрюнов заявил, что зарыл деньги в сквере неподалеку от своего дома. Я сам возил его на место… Мы погуляли по скверику, подышали воздухом. Хрюнов нашел какую-то ямку под деревом и закатил истерику — якобы его обокрали. В результате всего Хрюнов получил шесть лет, а я — выговор за то, что не обеспечил возмещения ущерба, причиненного Хрюновым государству. У меня все.