Я отвечаю за свою страну - Страница 22
Словно подтверждая слова хозяйки, Кузьма спрыгнул с дивана и потерся о ноги Нины.
— А какие приметы у этого молодого человека? — спросила Вересова. — Цвет глаз, волос. Рост у него какой?
— Да ведь он только мельк — и нету, — сокрушалась старушка. — Мне ж и самой интересно было. Волосом, похоже, темный… Росту — ничего себе вроде.
— Вроде, — вздохнула Нина. — Ну а второй раз?
— В другой раз позвонила я Гальке, хотела спичек попросить. Галька ж курила, ну словно пепельница ходячая. Звоню это я раз, другой, — продолжала Елизавета Ивановна. — Наконец открыла она мне дверь, сподобилась. Волосы растрепаны, халат длинный, только-только, видать, напялить успела — даже не застегнула. Попросила я спичек. А она прямо из кармана халата коробок мне сунула да дверью хлоп! Перед самым моим носом. — И в голосе старушки вновь зазвучали нотки уязвленного самолюбия.
— А мужчину-то видели? — нетерпеливо спросила Нина.
— Нет. Но точно знаю: у ей он тогда был. Уж в этих-то делах я разбираюсь, — с достоинством ответила Елизавета Ивановна. — А разведенок современных насквозь чую.
— Ясно, — Вересова сменила направление разговора. — Вы сказали, Ковригин въехал в эту квартиру по обмену. А кто до него там жил, знаете?
— Пенсионер один. Смолин Петр Семенович звали. Меняться хулиганы его довели. Точно. Враги у него появились. И откуда бы? Душевный человек-то был. Так враги те по ночам и стекла ему били, и ящик почтовый поджигали.
— У вас есть его адрес и телефон? — живо спросила Вересова.
— Как же! Пиши: Новоизмайловский, дом 21, квартира 146.
Нина записала в блокнот и поднялась:
— Спасибо, Елизавета Ивановна.
— Что ж так рано? — явно омрачилась хозяйка. — Чайку бы попили с пирожками домашними.
— Надо еще раз квартиру Цыганковой посмотреть. Благодарю вас. Всего доброго.
В квартире лже-Цыганковой Нина перебирала и внимательно осматривала ее носильные вещи: платья, кофточки, блузки… Изредка подносила вещи к свету и проводила лупой вдоль ворота.
В уголке на стульях примостились уже знакомые понятые — мужчина и бабуся из очереди.
Раздался телефонный звонок. Вересова сняла трубку:
— Спасибо, Андрюша, — ответила она, выслушав. — Молодец. Жду.
И она вновь принялась осматривать вещь за вещью. Раздался звонок. На сей раз в дверь. Нина открыла. На пороге стоял Дивеев.
— Как реактивный, — удивилась она.
— Да загс всего-то в двух минутах езды, — сказал Андрей, проходя на кухню. И, понизив голос, начал докладывать: — Сотрудницы загса фотографию Ковригина узнали сразу. Цыганкову тоже вспомнили. Пара эта показалась им тогда странной. Регистрировались на удивление буднично: без свидетелей. Словно б торопились куда-то. Помнят их и по разводу. Теперь смотри, что я раздобыл: образец почерка лже-Цыганковой.
Дивеев достал из папки и протянул анкету-заявление Нине.
— Но она могла заранее заполнить это чьим угодно почерком, — возразила женщина.
— В том-то и дело, что почерк подлинный. Хотя поначалу было наверняка сделано так, как ты и предполагаешь. Анкета невесты оказалась заполненной неверно. И сотрудницы загса попросили ее переписать. А теперь я помчался на фототелеграф, снимки забрать нужно. Приходи, посмотришь.
— Андрюша, занеси это заявление Носовой. Прямо сейчас. Там отпечатки, возможно, еще сохранились. К тебе загляну ближе к вечеру. Сперва с Ольгой над экспертизами подумаем. А до этого хочу еще здесь посмотреть. Крутится, понимаешь, одна мысль, да никак не могу ее поймать.
Дивеев ушел. Нина сняла телефонную трубку:
— Оля, к тебе идет Дивеев. У него заявление, написанное этой лже-Цыганковой. Две просьбы: первая — отпечатки. Вторая — личная, к тебе: проанализируй написанное. Нужна личностная характеристика по почерку.
В трубке горячо заговорили. Вересова терпеливо выслушала:
— Верю, Оля. И я занята не меньше твоего. Но ведь дело по сберкассе — это ЧП. Так что займись в первую очередь загсовскими заявлениями. Буду после четырех.
Нина положила трубку и снова принялась за обследование квартиры. Достала из серванта большую нарядную коробку конфет с надписью «Ассорти». Держа крышку за углы, осмотрела на свет глянец поверхности. Потом заглянула на основание, где был оттиснут фиолетовый штемпель даты изготовления. Внимательно обследовав содержимое и записав что-то в рабочий блокнот, задумалась…
Как и обещала, Нина была у Ольги Носовой уже в начале пятого.
— Отпечатков на заявлении нет, — говорила та. — Что касается анализа почерка, сама понимаешь, Нина: психология почерка пока официальной наукой не признана. Правда, я считаю, что это — наука. Так что выскажу кое-какие личные соображения. Неофициальные, учти.
— Ну же, — нетерпеливо попросила Нина.
— Интересная жена была у Ковригина, — задумчиво глядя на заполненные строки загсовского заявления, начала Ольга. — Человек авантюрного характера. Психологически, думаю, неустойчивого, склонного к неожиданным решениям. Похоже, не лишенного некоторого артистизма. И последнее: по типу почерк значительно ближе к мужскому, нежели к женскому. Но повторяю: эти мои умозаключения никакой официальной силы не имеют, — завершила Носова.
— Да-да… Вот что, Оленька. Еще одна просьба. — Вересова достала несколько целлофановых пакетов. — Тут платья, свитеры, блузки… Погляди, что из них носили, а что нет. Если можно, побыстрей. Пока я у Дивеева. Ладно?
— Вот спасибо-то, — насмешливо протянула Носова. — А то я сижу и думаю, чем бы мне заняться. Нина! Имей совесть! Я ведь сегодня хотела домой нормально появиться. Хотя бы к ужину.
— Не горюй. У нас мужья, слава богу, понимающие, — и Нина чмокнула Ольгу в щеку.
В кабинете у Дивеева Нина устроилась за пустым, сверкающим светлой полировкой столом. Майор сел напротив и одну за другой стал выкладывать перед ней фотографии мужских и женских лиц. Нина внимательно вглядывалась в каждый из снимков.
— На обороте, — Андрей перевернул одну из фотографий, — краткие сведения о каждом.
— В основном мужчины, — подытожила Нина.
Майор провел рукой над всеми фотографиями.
— Женщины, с которыми Ковригин встречался за это время, только из числа сослуживиц. Цели встреч — исключительно служебные вопросы.
— И ни одна не напоминает Цыганкову, — продолжала Вересова. — Даже отдаленно. О Ковригине, будь добр, расскажи поподробнее, — попросила Нина.
— Алиби у него железное, — начал Дивеев. — Парень действительно был в рейсе. Далее: по работе характеризуется хорошо — никаких нареканий, ни одного конфликтного случая с багажом. После армии закончил три курса училища гражданской авиации, но бросил… Близких друзей нет, однако со всеми он в хороших отношениях. Новую семью очень любит, безмерно рад рождению дочери… Что еще? Начитан, знает английский. Может выпить, хотя головы при этом не теряет.
Вересова, слушая, внимательно рассматривала фотографии.
— Подозревать его трудно, — продолжал майор. — Но все же пора парня вызвать, побеседовать. Представь, если он каким-то образом все же причастен к краже, наверняка удивляется: почему до сих пор не вызвали поговорить о бывшей жене? И в таком случае поймет, что мы держим его в поле зрения. Станет осторожничать. Если же он ни при чем, то посодействует в поисках бывшей супруги. А? Как ни кинь, поговорить с ним все-таки надо.
— Отложим этот вопрос до утра, — предложила Нина. — Подбери мне пока по два экземпляра каждого снимка.
Вересова сняла трубку, набрала четыре цифры местного телефона:
— Оля? Не рано? Готово? — Нина раскрыла рабочий блокнот. — Записываю. Так: платье черное… да. Блузка гипюровая… ясно. Свитер черный… Понятно. Все? Умница ты моя! Даже не представляешь, в какой версии меня укрепила! Если подтвердится, мы молодцы.
Вернулся Дивеев с фотографиями. Нина положила трубку и взяла пачку фотографий, которую ей протянул майор.
— Отлично, Андрюша. Заезжай за мной завтра пораньше, часов в семь.