Я не сплю по ночам - Страница 61

«Я подумаю об этом завтра», – чуть было не ответила Наташа словами своей любимой литературной героини. Она сдержалась, потому что понимала, что человек может не понять ее слова и обидеться. Но в самом деле, перед Наташей расстилалось столь широкое поле деятельности, что она порой мечтала, чтобы в сутках было по крайней мере 48 часов. «Прежде чем брать на себя новые обязательства, я должна выполнить уже принятые», – думала она; успех не вскружил Наташе голову, не лишил рассудительности и практичности. Да, глядя на нее, никто бы и не подумал, что перед ним – совладелица крупного предприятия, тренер, чьи питомцы ежегодно собирают на всех континентах урожай наград, любящая жена и прекрасная мать.

Да, теперь они с Вадимом всегда были вместе. Анечка и Коля уже подросли и теперь с удовольствием занимались боксом: мальчик под руководством Вадима, а девочка – в знаменитой секции Наташи. А дома подрастали еще два очаровательных малыша. Словно соблюдая некий закон симметрии, укрощенная судьба одарила их мальчиком и девочкой: Сереженька – живое напоминание о навсегда оставшейся в Наташином сердце первой любви и Александра, Сашуня, самая маленькая «мышка». Крошке дали имя и в честь прадедушки, и в честь отца Александра, продолжавшего помогать Наташе своими мудрыми советами.

Именно он подсказал ей однажды смелую идею, которая, несмотря на все трудности, стоила затраченных усилий.

Выйдя с мужем и детьми после службы из храма, Наташа остановилась возле крыльца. Они ждали отца Александра. Был неприглядный промозглый день; но вот, поправив резво вертевшейся в коляске Сашуне капюшончик, Наташа подняла голову, и внезапно ей почудилось, что тесный церковный двор озарило весеннее солнце. Сколько ласкового тепла было в глазах молодой женщины, с которой Наташа встретилась взглядом! Наташа невольно залюбовалась ею: незнакомка была из тех женщин, прелесть которых заключается не в правильности черт лица или особой соразмерности фигуры, а в проглядывавшей в каждом жесте красоте души. Сообразив, что слишком уж настойчиво разглядывает незнакомую женщину, Наташа поспешила отвести глаза.

– Вы тоже батюшку ждете? – приветливо спросила та. Почувствовав, что Наташа не в своей тарелке, незнакомка решила рассеять недоразумение, успокоить ее.

– Да, отец Александр обещал поговорить с нами...

– Какие славные ребятишки! Это все ваши?

– Да, а вон там – мой муж... А у вас мальчик или девочка?

Наташа видела, что возле незнакомки стоит прогулочная коляска, но верх был поднят и разглядеть крохотного пассажира было невозможно.

– Мальчик... – с непонятной Наташе запинкой ответила женщина. Почему ее глаза наполнились еле сдерживаемыми слезами? И для чего пластиковые окошки в нежно-голубом верхе коляски наглухо завешаны чем-то черным? В сердце Наташи зародились недобрые подозрения, но они не успели набрать силу, как непредвиденный случай помог все объяснить. Какая-то старушка, одной из последних вышедшая из храма, размашисто перекрестилась на церковные двери и, повертев головой, решительно направилась прямо к голубой коляске. Прежде чем мама мальчика успела помешать ей, старушка заглянула внутрь: точно удостоверившись в чем-то, она удовлетворенно кивнула и, достав из замусоленной сумки несколько купюр, насильно втиснула их в руки женщины.

– Возьми на пропитание убогого! – заявила она.

Женщина поспешно выпустила из рук деньги, и смятый комок упал на старинную брусчатку.

– Как вам не стыдно! – болезненно вскрикнула она. – Как вы могли подумать, что мы попрошайки? Не нужны мне ваши деньги!

Оскорбленная в лучших чувствах, старуха обиделась:

– Денежками бросаешься, а ты заработала их? Ты вот на паперти стоишь, а я всю жизнь ишачила и теперь по заслугам пенсию получаю. Легко ты, барышня, жить хочешь. Видать, за грехи твои тебя Бог уродом покарал.

Наташа, обернувшийся на голоса Вадим, Анечка, Коля, испуганно прижавшийся к папе Сережа, еще какие-то люди, прогуливавшиеся по церковному двору, – все, кто слышал старуху, окаменели. Даже Сашуня, казалось поняв что-то, испуганно оборвала свой веселый лепет. Неизвестно, чем закончилась бы ситуация, но тут из храма бодрой походкой вышел отец Александр. С подобными недоразумениями он, к сожалению, в последнее время сталкивался достаточно часто и прекрасно понял, что произошло. В одно мгновение он оказался возле продолжавшей кипятиться старухи и, подобрав с земли деньги, осторожно, но настойчиво заставил ее взять их обратно.

– Я, батюшка, как лучше хотела, – плаксиво завела та.

– Знаю, знаю.

– Убогим помогать положено.

– Верно, матушка. Но Глаша и Кирилл не просят милостыню, и убогими их не назовешь. Помогите лучше тем, кто стоит возле ворот.

– Как же, батюшка, не убогие? – заспорила старуха. – Малец-то уродец, да еще, поди, и дурачок: вон как нога-то скручена!

– Господи, просвети неразумную, – отец Александр не позволил втянуть себя в бессмысленный спор; произнеся вполголоса краткую молитву, он вежливо проводил старушку до ворот и вернулся обратно.

Наташа, желая утешить Глашу, подошла к ней, но та, неверно истолковав ее поведение, проворно шарахнулась прочь. Бедняжка так торопилась отодвинуть подальше от чужого, недоброго любопытства коляску, что едва не перевернула ее.

– Осторожнее! – испуганно вырвалось у Наташи.

– Можно подумать, вам не все равно! – выпалила Глаша.

– Конечно же нет!

– Мама, а кто там сидит? – недоуменно спросил Коля. – Мальчик, да? Пусть он вылезет, поиграет с нами! Я дам ему свои ролики.

Эти наивные слова ребенка окончательно добили Глашу. И она тихонько, будто стыдясь своего горя, заплакала.

Плед, видный в проем между верхом и пологом коляски, зашевелился, и оттуда выглянуло бледное от вечного затворничества умное лицо. Наташа не ожидала, что в крохотной коляске может оказаться мальчик – по виду ровесник Коли.

– Мам, не плачь, – жалобно попросил Кирилл.

– Сколько ему лет?

– Был бы здоров – пошел бы в третий класс, – смахнула слезы Глаша.

– Травма?

– ДЦП. Люди жестокие, зовут его уродом, считают почему-то дураком... А Кирюша у меня умненький, все книжки перечитал, на дому учится... Скучно ему без товарищей, а здоровенькие ребята не хотят с ним дружить, дразнят. Да и родители, что греха таить, не останавливают их. Сами же запрещают с Кирюшей водиться: дескать, он заразный. Только и есть у него друзей, что Богдан и Владлена. Он, бедняжка, слепой, а Владочка глухонемая. Но ведь и такие люди жить хотят, поймите! – Голос Глаши оборвался, она заплакала.

Наташа была глубоко потрясена этим страшным в своей безыскусности рассказом. И тем радостнее было ей услышать решительный голосок Анечки:

– Как подло отталкивать человека только потому, что он болен! Папа Сережа ни за что бы так не сделал! Тетя Глаша, если Кирюша захочет, я буду с ним дружить!

– И я, – подхватил Коля, а Сереженька молча кивнул.

– Приводите его к нам, – продолжала Анечка. – У нас весело. Можно на компьютере играть, а еще у нас есть Атоска, он умеет ходить на задних лапах.

– Спаси тебя Господь, девочка... Да родители твои разве позволят нам таскаться к вам, мешать...

– Что же мы были бы за родители, если бы преподали сейчас детям урок бездушия, – вмешался Вадим. – Непременно приходите к нам в гости! Вот адрес и телефон...

– А если вместе с Кирюшей к нам придут его друзья, мы будем только рады, – добавила Наташа. В ее уме уже обрисовывался сценарий детского праздника – такого, на котором могли бы найти себе развлечение по душе и гости со слабым здоровьем.

Глаша как завороженная вертела в руках глянцевитую визитную карточку, которую дал ей Вадим.

– О, вы боксер, – протянула она. – Кирюша, ты ведь давно мечтал пообщаться с настоящим боксером!

Вадим, испросив взглядом разрешения у Глаши, извлек мальчика из его убежища. Наташа была потрясена: и без того болезненный, с мучительно перекошенным из-за натяжения мышц тельцем, несчастный ребенок, оказывается, был буквально сложен пополам для того, чтобы поместиться в детской коляске.