Я, Минос, царь Крита - Страница 6
Она снова испытующе посмотрела на меня. Глаза её были прозрачными, как хрусталь. А на губах играла полуулыбка.
— Ты родом с Нила, — ответил я. — Бога этой реки вы называете Осирисом. Он был женат на своей сестре Исиде и считается богом плодородия. Ты мне — как сестра, поэтому ты — моя Исида. — Я горделиво посмотрел на неё. — Ты мне очень нравишься, поэтому я, может быть, сделаю из Исиды Изу. Ещё красивее было бы имя Айза, оно звучит загадочнее. — Я встал и провёл рукой по её длинным тёмным волосам. — Да, раз уж ты моя Исида, моя Иза из Египта, я буду звать тебя Айза. Такое имя тебе нравится?
— Иза, Айза, Египет?
Шита сияла от счастья; она приблизилась ко мне и подставила губы.
Когда мы оторвались друг от друга, нас обоих немного шатало, словно мы находились в состоянии какого-то опьянения, которое лишало нас рассудка.
— Я рада, — счастливо вздохнула она и вновь подставила мне тёплые губы. — Я охотно осталась бы с тобой навсегда, — вздохнула она, — однако ты царевич и когда-нибудь станешь царём. Правитель не должен открыто иметь дело с рабыней. Если он любит её, такая любовь возможна лишь под покровом ночи, а потом, потом он стыдится своей слабости. Я не хочу, чтобы ты презирал меня.
— Я никогда не причиню тебе страданий, — сказал я серьёзно.
Шита задумчиво кивнула.
— Ты говоришь правду. Сегодня — нет, и завтра — нет. А что будет через три года, через четыре или пять лет? Тебя станут добиваться многие девушки из благородных семейств, самые красивые Женщины будут готовы разделить с тобой ложе. Вскоре ты наверняка женишься, потому что тебе нужна царица, к тому же у тебя будет ещё несколько женщин. Совсем недалеко то время, когда мне придётся раскаиваться в том, что я любила тебя, или ненавидеть моих родителей за то, что они произвели меня на свет.
— Я всегда буду защищать тебя! — воскликнул я страстно.
— Всё течёт, всё изменяется, Минос, — сказала она боязливо, — ничто не вечно под луной.
— Пожалуйста, останься со мной, даже если я когда-нибудь, повинуясь желанию отца, буду иметь царицу.
Шита мягко улыбнулась.
— Было бы замечательно, если бы мне это позволили, однако нашу судьбу определяют боги. Когда ты станешь царём, найдёшь ли ты в себе силы освободить меня? Я бы не вынесла, если бы оставалась для тебя тем, что я есть, — рабыней. Я не хочу, чтобы мной воспользовались, а потом вышвырнули.
— Разве с тех пор, как ты у меня, я хоть раз давал тебе почувствовать, что ты несвободна?
— Минос, — взволнованно ответила она, — я ещё молода и полна страстных желаний. Ты долго не смотрел в мою сторону, не удостаивал даже взглядом. Это может повториться, если твоё сердце завоюет другая женщина. Мне страшно, потому что царь, даже если становится старым, ещё молод. А рабыня становится старой в тот момент, когда её сердце наполняется печалью.
— Спроси женщин, — сказал я тихо, — они расскажут тебе о Гайе. Я многим обязан ей, даже собственной жизнью. Она пожертвовала своей жизнью ради меня. Ни мне, ни тебе не сделало бы чести, если бы я сразу, только потому, что ты понравилась мне, принялся бы таращиться на тебя.
— Так кто же я тогда? — удручённо спросила она после некоторого молчания.
— Ты — жизнь и любовь. Ты напоминаешь мне египетскую богиню. Ты — Исида, великая мать плодородия.
— Минос! — благодарно прошептала она.
На следующий день явился торговец, который принёс отцу вазы, кружки и миски с Крита. Он сообщил, что там тоже сильное землетрясение и разрушительные бури. Самые большие опустошения они вызвали на северном побережье острова.
Спустя несколько часов мне позволили принять участие в совещании, проходившем в тронном зале дворца в Афинах. Радамант и Сарпедон должны были оставаться в тени и наблюдать за происходящим издали, поскольку они были ещё недостойны выступать в официальной роли.
Прибыли мои дядья из Микен и Тиринфа, а также властители Фив, Пилоса, Спарты и Юлкоса.
Когда вечером слуга собрался доставить меня в поместье, где я жил и воспитывался, снова явился торговец с Крита и вручил отцу в качестве подарка чудесную чашу. В знак признательности отец кивнул и провёл по росписи кончиками пальцев, и торговец с гордостью заметил:
— Это Крит.
— Тебе знаком и Кносс? — спросил отец.
Мужчина улыбнулся:
— Я живу там.
— Расскажи мне, — приказал отец, взглянув при этом на меня так, словно давал мне какое-то поручение. Глаза его горели, поэтому я почти с благоговением ловил каждое слово критянина.
— Могу я позволить себе сравнивать, царь? — почтительно спросил тот.
Отец кивнул.
— В наших домах, как и в ваших, главную роль играет внутренний дворик. Масло у нас, как и у вас, служит не только для питания, но и для освещения и для умащивания тела. Торговцы живут чаще всего в портовых городах. Не будь у моего отца собственности в Кноссе, я бы определённо поселился в Амнисе, поскольку там стоит на якоре моё судно. Уже сотни лет мы заходим на своих парусниках почти во все страны, расположенные у Средиземного моря, и доставляем туда посуду, кожу, слоновую кость, вино, масло и мёд. Особенно высоко ценится повсюду наша керамическая посуда — она красива и изящна по форме. Два раза в год я отправляюсь в Египет, везу туда зерно, фиги и другие продукты, ароматические и лечебные травы, пряности и конечно же рабов. — Он вопросительно поднял глаза и любезно добавил: — Твои Афины, царь, — большой город на материке, но самый древний город, который нам известен, всё же, по-видимому, Кносс.
Теперь отец смотрел на торговца почти скептически.
— Предания гласят, — напомнил он, — что самыми крупными и самыми древними городами являются Иерихон и Ниневия. В Уре, говорят, находятся гробницы знаменитых царей. Утверждают, будто в Финикии, в Угарите, существует школа писцов, там было придумано искусство письма. Есть ещё Хаттусас — столица хеттов, а ты хвастаешься здесь Кноссом? — Помолчав, он насмешливо продолжал: — Ты говоришь про город Кносс, а там только дворец Астерия, царя Крита?
Торговец учтиво кивнул, с трудом скрывая улыбку:
— Ты совершенно прав, царь: в Двуречье существуют города, которые пользуются некоторой известностью. — Он задумался, после чего взглянул на меня, словно я мог чем-то помочь ему. — Крит располагается на полпути между Афинами и Египтом. Для нас это не расстояние. Верно, центр Кносса — дворец царя. Его воздвигли на холме, и он окружён виноградниками и оливковыми рощами, но не только вокруг него высятся дома чиновников и работников, которые не живут во дворце. Центром дворца служит просторный внутренний двор, а вокруг него возвышается бесчисленное количество залов, комнат и комнаток, коридоров и лестниц. Все эти постройки занимают огромное пространство, а иные дома достигают трёх-четырёх этажей. Один этот дворец, царь, — добавил он небрежно, почти высокомерно, — больше многих городов, которые ты только что перечислил.
— А насколько велик вал, который защищает его? — спросил отец.
Торговец расплылся в улыбке:
— Нам не требуется никаких стен, никакой защиты. Что толку врагам завоёвывать город с дворцом? Ведь они получают несравненно больше, если не угрожают ему, потому что, если бы не власть царя, не было бы из года в год всех тех товаров, которые мы поставляем во все самые отдалённые уголки, где в них нуждаются.
Отец погрузился в размышления об услышанном, а торговец продолжал свои восхваления:
— Царь такой же господин, такой же властитель, как ты здесь. За счёт своих связей с другими странами он обеспечивает нас сырьём и пищей, в которых мы нуждаемся. На Крите имеются запасы превосходной глины, которая дала толчок расцвету нашего гончарного искусства. Однако руки, которые изготавливают изящные вазы, блюда и кружки, расписывают их, обеспечивая тем самым превосходный сбыт, представляют собой собственность царя. Ему принадлежат мастерские литейщиков, каменотёсов, резчиков по дереву, а также мастерские, где изготавливают изделия из кожи и металлов. Разрушив Кносс, завоеватель погубит и искусство его ремесленников. А какой прок от мёртвого горшечника? Даже мёртвый раб ни на что не годен. Так что нам нет нужды в оборонительных стенах, — добавил он запальчиво. — А если бы и нашёлся враг, стремящийся нанести ущерб нашему Криту, то наш флот встретил бы его ещё в море и уничтожил.