Я любил свой народ, свою страну - Страница 5

Да и сам Кони невысоко ставил многих из тех, кто на протяжении полувека вел российский государственный корабль на скалы, не желая того, готовил преступно бездарным и жестоким правлением грядущую народную революцию. Каких уничтожающе точных характеристик от Кони - подлинно государственного деятеля и мыслителя - дождались коронованные или титулованные ничтожества, с которыми общался внимательный летописец своей эпохи, непримиримый враг ее злых гениев и друг - не за страх, а за совесть - добросовестных служителей.

Особое место в творческом наследии Кони по праву занимают его статьи и воспоминания о литераторах: от Пушкина и Лермонтова до Толстого и Короленко... Автор "Ледяного дома" Иван Лажечников и великий Иван Тургенев. Федор Кони, отец - журнальный деятель и драматург и Дмитрий Григорович, кого Кони считал в известном смысле предшественником Тургенева в развенчании рабства в России. "Если Тургенев умел возбудить в мало-мальски отзывчивом коллективном читателе чувства жалости и стыда, то Григорович возбудил чувства печали и гнева"

своими повестями, "рисующими крепостной быт" [Кони А. Ф. Собр. соч.- Т. 6. - С. 128]. Более того, Кони справедливо отмечает, что "Григорович как бы разделил с Тургеневым задачу Обрисовки наступившего разлада между отцами и детьми, избрав только другую область наблюдений" - например "между пахарем-отцом и городским-фабричным сыном" [Там же. - С. 129] в рассказе "Рыбаки". В заслугу писателю Анатолий Федорович ставит и поддержку молодого Чехова.

С необыкновенной любовью воссоздает Кони художественный и нравственный портрет писателя и актера Ивана Горбунова. В очерке о нем проявился с недюжинной силой демократизм самого автора, который не устает подчеркивать: герои рассказов, очерков, сценок Горбунова труженики-крестьяне, мастеровые, негильдейные купцы, низшее духовенство, мелкое чиновничество. "Русского человека, - справедливо считает Кони, - им описываемого и выводимого, Горбунов глубоко понимал и любил горячо, без фраз и подчеркиваний, любил, потому что жалел". И автору близок демократизм Горбунова: его любовь к народу, к труженической городской и сельской интеллигенции сродни горбуновской - любить народ "не идеализируя его и не замалчивая его недостатков" [Там же. - С. 138. Интересно и важно для характеристики Копи, товарища и друга писателя, отметить: стараниями его было подготовлено и увидело свет лучшее из изданий Горбунова - его трижды выходивший в начале 900-х годов трехтомник, сопровожденный в виде вступительной статьи данным очерком.].

Необыкновенно ярко написан портрет Тургенева. Читатель сможет оценить ту высокую степень любви и преклонения, которую вложил автор в описание внешности Ивана Сергеевича (нельзя не отметить: Кони был мастером словесного портрета) и в рассказ о драме любви писателя к выдающейся актрисе. Верный своему принципу повествовать о характерном, типичном для большого человека (это относится и к очеркам о Достоевском, Некрасове, Толстом, Гончарове), Анатолий Федорович решительно отбрасывает "неглавные черты". С какой воистину русской интеллигентской деликатностью живописует он встречу с Иваном Сергеевичем в его парижской получужой обители. Боль за того, кто, по словам Некрасова, "любящей рукой не охранен, не обеспечен", у рассказчика не переходит в гнев, он находит акварельные тона в раскраске гаммы возвышенных чувств, владеющих Тургеневым, когда на лестнице их настигает голос поющей почти 60-летней Полины Виардо. "...Сказал мне, показывая глазами на дверь: "Какой голос! До сих пор!" Я не могу забыть ни выражения его лица, ни звук его голоса в эту минуту: такой восторг и умиление, такая нежность и глубина чувства выражались в них..." [Кони А. Ф. Собр. соч.- Т. 6.- С. 309] В воспоминаниях о Некрасове читателю близка ненависть самого автора и его героя к судейской породе "скотов старых приказных времен" [А. Ф. Кони приводит строки из письма к нему Некрасова. Собр.

соч. - Т. 6. - С. 266], понятен и дорог Некрасов в проявлениях "доброты и даже великодушной незлобивости" по отношению к чуждым ему людям. Его прекрасные, внимательные и участливые отношения к сотрудникам, его отзывчивая готовность "подвязывать крылья" начинающим даровитым людям очень импонировали Кони. Явно имея в виду известный эпизод, когда отчаянное положение любимого детища, журнала "Современник", толкнуло поэта ради его спасения составить приветственную оду Муравьеву-Вешателю, Кони с присущим ему мудрым пониманием души художника отмечает: "Не "прегрешения" важны в оценке нравственного образа человека, а то, был ли он способен сознавать их и глубоко в них каяться".

Язык Кони в воспоминаниях о писателях, в рассказах о встречах с ними обретает особую вдохновенную выразительность, стиль этого почетного академика по разряду изящной словесности ни с чьим другим не смешаешь. Не просто читать его: масса иностранных афоризмов, ссылок, и в то же время по-своему лиричный язык, обладающий особой притягательностью, почти начисто лишенный канцеляризмов, казалось бы, обязательных для чиновничьей письменной речи, тем более судейской.

Не только публикациями в прессе, книгами, но и речами, лекциями, выступлениями перед массовой аудиторией он неизменно вызывал восхищение и восторг публики. Зато его "служебные" речи - четкие, отточенные, неизменно строго логичные и неопровержимо доказательные - оказывали зачастую на старцев Государственного совета и сената действие обратное.

Вот несколько примеров стилистики Кони, пронизанной мощью и красотою родного языка. В статье о Достоевском юрист и литератор обращается к состоянию души героя "Преступления и наказания" в час его адской решимости: "Мысль об убийстве уже созрела вполне и всецело завладела им. Нужен лишь толчок - пустой, слабый, но имеющий непосредственную связь с этой мыслью - и все окрепнет, и решимость поведет Раскольникова "не своими ногами" на убийство... Так, поставленный под ночное тропическое небо, сосуд с водой, утративший свой лучистый водород, ждет лишь толчка, чтобы находящаяся в нем влага мгновенно отвердела и превратилась в лед" [Кони А. Ф. Собр. соч. - Т 6. - С 412]