Я качаю свою детку - Страница 5

- Расскажите мне об этой книге, миссис Кёфью. Вы что-нибудь помните из того, что вам о ней говорили?

- Помню ли я? - негодующе вскричала Прабабушка Кёфью. - Конечно, помню! То, что мне рассказывала моя бабушка про то, что ей рассказывала ее бабушка, я помню так, будто это было вчера. За кого вы меня принимаете? За старую калошу, вроде Эмили Дин, у которой мозги, как решето?

- Ну, конечно, нет, миссис Кёфью. Расскажите мне в точности, что вы помните,- попросил профессор.

Глаза у Прабабушки Кёфью загорелись как никогда, стоило им обратиться в прошлое.

- Моя бабушка, - сказала она, заговорив так внятно, как Гризельда не слышала чтобы она говорила раньше, - родилась, когда на троне сидел король Вильям Оранжский, благослови его Бог, а её бабушке было тогда девяносто три года, хотя она прожила не больше ста четырех, бедняжка, но одиннадцать лет она пела бабушке эту песню, которая в книге, которую сочинил для нее ее собственный папа, когда она родилась, и напечатал в книге, и написал от руки.

- Мистер Томас Деккер, - сказал профессор.

- Именно так его звали, сэр.

- Это был ваш пра-пра-пра-прадедушка?

- Смею сказать, сэр.

- Он был знаменитым человеком, миссис Кёфью.

- Не удивляюсь, сэр.

- А как звали бабушку вашей бабушки, миссис Кёфью?

- Гризельдой, сэр.

- А как вас зовут, миссис Кёфью?

- Гризельдой, сэр.

- И эту девчушку тоже зовут Гризельдой?

- А то как же, сэр. Бог ты мой, - прыснула Прабабушка Кёфью - столько вопросов про то же самое имя.

- Миссис Кёфью, я хочу вам сказать, что этой книге большая цена. И я хотел бы купить ее у вас.

Прабабушка Кёфью взглянула на него и улыбнулась своей милой, лукавой, жадной улыбкой.

- Большая цена? Десять шиллингов?

Профессор заколебался:

- Гораздо больше, миссис Кёфью.

Неожиданно Гризельда собралась с мужеством заговорить:

- Как вы думаете, она стоит тридцать пять фунтов, сэр?

Профессор опять заколебался, а потом сказал:

- Я думаю, она вполне стоит пятьдесят фунтов, Гризельда. Во всяком случае, я могу заплатить пятьдесят фунтов твоей бабушке, если она захочет ее мне продать.

- О, - выдохнула Гризельда, - спасибо, сэр!

- За что ты благодаришь джентльмена, Гриззи? - спросила Прабабушка Кёфью с едкостью. - Это моя книга, а не твоя.

- Да, да, бабуля, - беспокойно согласилась Гризельда.

- И я ее ему не продам... - упрямо продолжала старая дама.

- Бабуля, о...

- ...меньше, чем за десять шиллингов, - закончила Прабабушка Кёфью.

Профессор засмеялся, а Гризельда чуть не заплакала от радости.

- Ну, Гриззи, довольно всякой чепухи, - сказала миссис Кёфью. - Почему ты не поднимешь и не оденешь меня? Что сделалось с твоими волосами, детка?

- Меня остригли, когда я была в больнице.

- А ты была в больнице?

- Да, бабуля, разве ты не помнишь?

Прабабушка Кёфью тоскливо уставилась на короткие волосы Гризельды.

- Мне так не нравится, - сказала она наконец. - Не надо было делать без моего разрешения.

Вдруг она совсем сникла:

- Одень меня, Гриззи. Я хочу домой.

- Сегодня вечером, прямо сегодня вечером, бабуля, - пообещала Гризельда. Она сунула "Терпеливую Гриззель", написанную Томасом Деккером, в руки профессору и бросилась бежать со всех ног. В кабинет сквайра ввалилась без стука совершенно запыхавшаяся Гризельда и крикнула:

- Прошу вас, сэр, прошу, фермер Лоусон дает вам тридцать фунтов за наш домик, а мы вам заплатим тридцать пять, мы вам заплатим пятьдесят...

Вот почти и вся история. Вскоре вслед за Гризельдой приехал профессор, и всё разъяснилось. А когда мистер Гринтоп поверил, что Прабабушка Кёфью действительно обладает целым состоянием в пятьдесят фунтов, и когда он услышал, как Гризельда, разом смеясь и плача, умоляет его привезти прабабушку домой, обещая всю жизнь нянчить Малыша Ричарда, когда станет больше не нужной своей бабуле - мистер Гринтоп тут же сдался и сказал:

- Ну ладно, Гризельда, я согласен, вы получите домик за тридцать пять фунтов, а пятнадцать я вложу в какое-нибудь дело и буду вам давать понемногу, когда вам понадобится.

В тот же самый вечер Гризельда съездила в Приют в коляске миссис Гринтоп, за ней следовала еще и подвода. В коляску она усадила Прабабушку Кёфью, вместе с ее Библией, ее шалью, ее чайником, ее лоскутным одеялом, и Беллу, а на подводу пристроила ее кресло-качалку, ее часы и ее маленький деревянный сундучок с одеждой; и тронулись они обратно к самому последнему дому в Переулке, где уже горел в камине огонь и была постлана свежая постель. Курочки кудахтали, пчелы гудели, розы все распустились, и вот первое, что Прабабушка Кёфью сказала:

- Если ты меня посадишь у кустов смородины, Гриззи, я буду отгонять птиц, пока ты заваришь чай.

Поздно вечером, когда счастливая Гризельда укладывала свою бабушку в постель, она отмывала ее иссохшие пальцы от красных пятнышек и говорила:

- А теперь ты выпьешь лекарство.

- Нет, Гриззи, не буду, лекарство горькое.

- Будешь-будешь, бабуля. А потом я тебе дам конфетку.

- А две конфетки дашь? - спрашивала бабушка. - А сказку расскажешь?

- Расскажу. Я расскажу тебе сказку про великаншу, у которой было три головы и которая жила в медном замке.

- Эта мне нравится. Сдается мне, старая Эмили Дин сегодня счастливицей будет.

- Ну, бабуля, выпей лекарство.

- А Белла уже пила?

- Пила и даже не поморщилась. А вот твоя конфетка, а вот еще одна. Дай я подоткну тебе одеяло. А теперь лежи тихо и слушай. Однажды жила-была великанша.

- Ага, - сказала Прабабушка Кёфью.

- И было у нее ТРИ ГОЛОВЫ!

- Ага!

- И жила она В МЕДНОМ ЗАМКЕ!

- Ага, - и Прабабушка Кёфью закрыла глаза.

- Баю, баю, бай, - пела счастливая Гризельда. - Я качаю свою детку! Я качаю свою детку!