Я, инквизитор. Башни до неба (ЛП) - Страница 4

Эти слова звучали весьма смело, учитывая тот факт, что были обращены к инквизитору, но я не собирался ни спорить, ни драться с пьяной шлюхой. Впрочем, Нейман тут же подскочил ко мне.

– Простите её, простите, – забормотал он. – Это пьяная коза постоянно меня позорит. Позвольте же, пожалуйста, поговорим себе снаружи, может, зайдём куда-нибудь выпить вина. – Он с ужасом посмотрел мне в глаза, но, очевидно, боялся он не меня, а своей сожительницы. Любопытно, ибо, как правило, в присутствии инквизитора люди уже не боятся никого другого. Можно сказать, что мы - квинтэссенция их страха. Даже её символ. А тут, представьте себе, меня на голову обогнала похмельная девка.

– Ну давайте выйдем, – согласился я.

На лестнице до нас ещё доносились вопли женщины, которая поочерёдно то угрожала художнику, то обещала ему неземные ласки, если он принесёт ей бутылку вина.

– Я тебя обоссу! – Взревела она наконец, и я заинтересовался, была ли это угроза, или, возможно, обещание награды. Ведь известно, что люди вытворяют разные вещи под влиянием страсти, а всякого рода богема является первыми, кто находит особое удовольствие в достойных сожаления извращениях, отвратительных порядочным обывателям.

Мы вышли на прогретую солнцем улицу, и Нейман аж вздрогнул, когда солнце ударило ему в глаза.

– Чёртов Люцифер, что за погода!

Потом он быстро зыркнул на меня и уже хотел начать оправдываться, но я не дал ему открыть рот.

– Говорите себе, что хотите, – снисходительно позволил я. – Лишь бы я узнал от вас что-нибудь о Елизавете.

Рядом с грохотом промчался воз, оставив нас в удушающем облаке пыли.

– Вот же драть тебя в зад! – Охнул Нейман и принялся грозить вознице. – Вы видели, видели? – Запищал он, обращаясь ко мне. – Он нас чуть не переехал! Сделайте что-нибудь с этим, в конце концов, вы же инквизитор!

Мне даже не хотелось комментировать это распоряжение, так что я схватил художника за руку и потянул за собой в тихий узкий переулок. Дома в нём склонялись друг к другу настолько, что соседи с противоположных сторон улицы спокойно могли бы поздороваться за руку, высунувшись из окон. По крайней мере, здесь было немного тени, да и я мог быть уверен, что не закончу жизнь под колёсами телеги, управляемой очередным ошалевшим возницей.

– Рассказывайте, – приказал я.

Мы присели на крыльце одного из домов. Рядом сидел малолетний ребёнок и с большим вниманием разглядывал нас, посасывая палец.

– Ну что сказать... – начал он. – Ведь, знаете, так, на трезвую голову, мне трудно собраться с мыслями...

– Меня интересует Елизавета Хольц, а не ваше похмелье. – Он душераздирающе вздохнул, после чего задумался на некоторое время.

– Молоденькая была и неопытная, но, знаете, горячая, как огонь, – причмокнул он с уважением. – А так охоча была учиться, как кошка в гон. Аж пищала от этих забав.

Он замечтался, но лишь на миг, потом махнул рукой и вздохнул.

– Да что уж теперь с того, если я даже не успел её хорошенько палкой угостить...

– Палкой? – Повторил я. Он бросил на меня сконфуженный взгляд.

– Нет, нет, не в том смысле, что вы подумали, – быстро затараторил он. – Той палкой, что, знаете, в штанах ношу. – Он похлопал себя по промежности и улыбнулся, обнажив порченые зубы.

Не нравился мне Нейман. Я и сам точно не знал почему, но не нравился. Может быть, потому, что он был художником, а ведь я хорошо знал, что художник может быть толстым, вонючим и тупым, но всё равно молоденькие красивые девушки будут ногами сучить от желания с ним покувыркаться. Он может пить и бить их, а они и тогда будут готовы в лепёшку расшибиться, чтобы стать его музой. Таким уж, видно, был создан мир и людские характеры... А может, я просто завидовал Неймановой лёгкой жизни, без обязанностей, повинностей, служебной иерархии. Словно бабочка... Я искоса взглянул на него. По правде сказать, сам Нейман скорее напоминал не бабочку, а серого мотылька.

– Так вы говорите, что не знаете, что с ней случилось?

– Напугала её эта моя, – буркнул он недовольно. – Ну ничего, может, ещё вернётся.

– Елизавета мертва, – сказал я. – Убита.

– Да вы что... – Он раззявил рот и покачал головой. – На самом деле, или просто так говорят?

– Убийца разделал её, как свинью на бойне, – сказал я, внимательно приглядываясь к художнику. – Даже кожу с лица содрал.

К моему удивлению, Нейман размашисто перекрестился.

– Упокой Господь её душу, – пробормотал он и снова покачал головой. – Гвозди и тернии, надо бы выпить с такого горя. В память о Лизке, – вздохнул он.

– Выпить никогда не помешает, – согласился я с ним.

– А вы что же, ищете убийцу? Но постойте... Ведь вы же инквизитор, так почему вы...

Он уставился на меня, а на его лице отразился поистине болезненный процесс мышления.

– Маркграфиня попросила о помощи меня и мастера Кнотте из Святого Официума, – пояснил я. – Елизавета была её служанкой.

– Ну да, ну да. – Он со скрежетом поскрёб несколькодневную щетину. – Я даже просил её, чтобы она замолвила за меня словечко при дворе. Вы ведь знаете, как бывает. Талант талантом, а связи связями. Призы выигрывают только те, кто имеет поддержку среди судей. Познакомишься с таким, выпьешь с ним как следует, поставишь один, второй круг, скажешь о его заслугах в продвижении культуры. – Он хрипло засмеялся. – И вот уже эта каналья тает в твоих руках словно воск.

А вот с этим утверждением нельзя было не согласиться.

– Вы знаете о ней что-то ещё? С кем она общалась? Может, у неё был ревнивый жених?

– Куда там. Я сам сделал её женщиной. – Он улыбнулся своим воспоминаниям, как видно, весьма приятным. – А вообще, вы знаете, она была хорошей девушкой. Не знаю, кому она могла бы досадить настолько, чтобы её убивать, да ещё и таким способом, как вы говорите.

– Может, она кого-то высмеяла? Отвергла? Она не говорила вам ни о чём подобном? Не упоминала о каком-нибудь мужчине, который хотел снискать её благосклонность и которым сама она пренебрегала?

– Знаете, мы вообще мало разговаривали...

Ну да, подобного ответа я мог ожидать. Так что я по-прежнему не знал, не убил ли молоденькую белошвейку ревнивый жених или отвергнутый любовник. Впрочем, если бы мне пришлось выбирать между этими двумя вариантами, я выбрал бы именно второй. Кто мог расчленить девушку с такой жестокостью и с таким явным желанием уничтожить её красоту, как не осмеянный, пренебрегаемый претендент? А у девушек, даже молодых и неопытных, языки словно бритва, и этой бритвой они ранят не только мужские сердца, но и мужское самолюбие. Так может, с подобным случаем мы столкнулись и сейчас? Так или иначе, ни отец, ни художник не оказались особенно полезны для прояснения дела.

– Может, она рассказывала вам о какой-нибудь подруге? – Рискнул я задать ещё один вопрос. – Не слышали ли вы о ком-то, кому она доверяла?

Нейман задумался, но потом покачал головой.

– Вы должны расспросить при дворе, – ответил он. – Я действительно ничего не знаю. Всё наше знакомство ограничилось тем, что мы потрахались. Ну и немного порисовал, да и то едва успел сделать эскиз... Мне нечем вам помочь.

Мне показалось, что я слышу в голосе Неймана искреннее сожаление, однако не намеревался исключать его из списка подозреваемых. Честно говоря, пока в этом списке он был номером не только первым, но и единственным.

– Спасибо за помощь. Если мне ещё что-то понадобится, я вас навещу.

– Ну, коли так, может, выпьем по бутылочке вина? – Оживился он. – В память о бедной Лизке.

– Выпейте за себя и за меня. – Я помахал ему рукой и направился поделиться с мастером Альбертом плодами сегодняшних бесед. А плоды эти, к сожалению, были, как ни крути, небогаты.

Вечером я изложил мастеру Альберту всё, что я смог узнать от отца и от художника. Кнотте надул губы.

– Невелика от тебя польза, – буркнул он недовольно. – А может, прижать этого пачкуна, а? Хотя бы инструменты ему показать, на скамье растянуть, хм...