Я и шизофрения, или Забудьте про диагноз - Страница 5

Хочется развеять и суеверные предубеждения, возникающие чаще всего у первично заболевших. Это не бесы и не порча, на вас не наложили проклятие и никто не сглазил. Я не отрицаю экзорцизма и веры в Бога, силы молитвы и святой воды, однако очень хочу донести до вас, что сила души, мысли и воли человека гораздо мощнее. Наш внутренний потенциал сильнее. А главное, та сила, которая есть в вас самих, никогда не покинет вас, вы можете пользоваться ею постоянно и совершенно бескорыстно, прибегая к ней в самые критические моменты своей жизни. Но об этом позже.

Еще хочется уточнить про защитные реакции попавших первый раз в центры психического здоровья. Вы должны понимать, что вас туда отправили не насильно и это были не враги. Многие, конечно, понимают это, находясь в своей психической норме. Однако у других еще долгое время в процессе ремиссии происходит отторжение того, что это болезнь и ее лечить нужно.

Если бы я каждый раз отказывалась от госпитализации, а я в приступе психоза рьяно этого избегаю, то поверьте, меня давно не было бы в живых. Это уж точно вам говорю. Поэтому хочу сказать большое спасибо персоналу Центра психического здоровья города Минска. А особенно Ирине Сергеевне Залесской.

Многие и после болезни ищут подтверждения своих бредовых идей и не хотят с ними расставаться. Со временем это проходит. Я научилась четко отличать все признаки своей нормы и патологии. Научилась даже во время ремиссии видеть, где у меня был бред, галлюцинации, а где это были реальные, объективные люди, события и ситуации. Это очень сложно, потому что во время психоза все переплетается между собой. Это сложно, но возможно.

Итак, мы осознали, что шизофрения — это болезнь, которую нужно лечить (принимать таблетки), и по возможности проходить различные программы индивидуальной и групповой психологической помощи, чтобы справиться не только с проблемами постпсихотического периода, но, возможно, и с застарелыми эмоциональными проблемами.

Я родилась простой девочкой в очень простой семье. Мама моя работала медсестрой в районной больнице, папа электриком. Семья наша была очень большой и, как считалось, очень дружной. Дедушки, бабушки, тети и дяди, сестры и братья — все жили в одном доме. У нас в Белоруссии так принято (или же нет выбора), — все молодые семьи и по сей день начинают так свой быт.

Семья, как казалось окружающим, была идеальной: вместе на прополку, вместе по ягоды или грибы, вместе веселее. Если быть откровенной, я была очень сложным ребенком, капризной, вредной и всего добивалась силой. Моя мама не могла справиться с моим темпераментом. Наши отношения с ней в моем детстве были очень тяжелыми (одновременно позитивное и негативное чувство к человеку, предмету, событию — например, в отношении детей к родителям). Били, да, признаюсь, били. Истерики и крики, и снова истерики (перенесенные в детстве издевательства и травмирующие переживания). Помимо того, частая ругань родителей. Но, забегая вперед, я хочу сказать: ну и что! Было и было.

Уже нет той маленькой и непослушной Юли, тех папы и мамы. Давно ушли в мир иной мои любимые бабушки и дедушки. А повзрослев, я все больше и больше люблю своих теть и дядь, сестер и братьев. Все течет и изменяется. И это главное, что надо понять. Простить тех, кто вас обижал, простить себя. Осознать, что главное насилие — не то, которому вы подвергались в детстве или подвергаетесь сейчас, а то, которому вы подвергаете сами себя.

Я росла и вместе с тем изменялись мои отношения с семьей. Взрослела вместе со мной и моя мама. Уже в школьном возрасте мы совсем забыли про ссоры и ругань. Но появились другого рода проблемы. В школе я была одной из лучших учениц в классе. Учеба давалась мне легко и с удовольствием. Но уже позже я начала понимать, что удовольствие я получаю не всегда, а страх оказаться не на высоте, стремление всеми силами завоевать уважение и любовь родителей и родных ломает меня и заставляет идти даже против моих желаний. Я была готова на все, только бы меня ценили и уважали. Детские обиды, страхи и боязнь быть наказанной — вот что руководило мной. Только к тридцати годам я впервые поняла это. К этому знанию я шла долгие годы.

Страх оказаться не на высоте не позволял мне быть до конца откровенной и с моими родителями, и с самыми лучшими друзьями. Чувство одиночества и непонимания не покидало меня, особенно остро проявляясь в самые трудные моменты моей жизни (нарушенные взаимоотношения, для которых характерно отсутствие поддержки, одиночество). Это теперь я понимаю, что почти все люди с шизотипическим типом характера чувствуют эту душевную пустоту. Они, чаще всего травмированные в детстве, приученные скрывать свои эмоции, на бессознательном уровне боятся чувствовать и переживать в полной мере, полной грудью. Так как если они вспомнят и прочувствуют все заглушенные и вытесненные на бессознательный уровень переживания, то их психика может не выдержать (что впоследствии и происходит с больными шизофренией). Попросту — наш мозг защищает нас от нас же самих.

На всем этом фоне, в критический момент моего взросления, когда я не могла ни с кем поговорить и прижаться к сильному плечу, я испытала первые, в тот момент еще осознанные и усилием воли созданные галлюцинации (очень эмоциональное реагирование, в особенности на стрессовые и негативные стимулы). Все мы во что-то верим: в Бога, Высшие силы, Высшее Я, Вселенную, или же не верим ни во что (что, по сути, тоже своего рода вера). Я верила в Бога, того Бога, который сидит и наблюдает за нами. Такой старец с бородой и очень добрыми глазами. Всепрощающий и всепонимающий. Помимо того, мне казалось, что у него очень ласковые и сильные руки. В моих мыслях он обнимал меня крепко-крепко и нежно, со всей любовью, которую я могла представить, гладил меня по голове. В скором времени, как только мне становилось плохо, я не искала поддержки и понимания в реальной жизни (просто я не умела этого делать), а всего лишь представляла своего старца. Нетрудно догадаться, что произошло в дальнейшем. Мои ощущения становились все ярче, а усилия воли были уже не нужны (больные шизофренией приучаются получать удовольствие, концентрируясь на мыслях, вызывающих выделение дофамина, и перенапрягают этим свою «систему поощрения»).

Так впервые у меня возникли телесные галлюцинации.

Дальше больше: в пятнадцать лет я, сама того не понимая, раскачала свою психику настолько, что решила уйти из жизни. Да, были попытки суицида — и не одна. Даже трудно сейчас сосчитать, сколько. Тяжело писать это в книге, так как ни об одной из них не знают ни мои родители, ни близкие родственники. Как видите, все они закончились неудачно. Знают о них лишь самые близкие мне по духу друзья. Точнее, всего один друг.

Но самое главное — не факт суицидальных попыток и их количество, а причина их возникновения, вернее сказать, отсутствие реальной причины покончить с жизнью. Все, что происходило тогда в моей юной головушке, поражает меня до сих пор. Причина была реальной только в моем сознании. Но от этого не становилась для меня менее важной. Это теперь я понимаю, что, возможно, именно тогда у меня уже начал зарождаться бред греховности — один из вариаций бреда при шизофрении. Я считала секс и все, что связано с ним, самым высшим грехом (есть основания предполагать, что содержание бреда и психотических переживаний может отражать эмоциональные причины заболевания).

Это теперь я понимаю, что рьяное отрицание секса, все мысли о его греховности завертелись вокруг моей непоколебимой веры в Бога, точнее, той веры, которой было тогда наполнено мое травмированное в детстве «я». Все переживания по поводу моего подросткового сексуального созревания — это и физиологические изменения, и нарастающая сексуальность, и бесконечная борьба с сексуальными фантазиями — все они были не здоровы или же просто переносились намного болезненнее, чем у других детей.