Я была здесь - Страница 8

Я уже чуть было не закрыла ноутбук. Но увидела на панели инструментов внизу ярлычок почтового клиента и, не задумываясь, открыла. Тут же загрузилась куча новых писем – в основном спам, всякая бредятина от каких-то неизвестных людей, которые не в курсе, что она умерла, и среди всего этого пара сообщений со словами «Мэг, мы по тебе скучаем», а еще в одном говорится, что она сгниет в аду, потому что самоубийство – грех. Это я удаляю.

Мне интересно, что было в последнем письме Мэг. И кому оно было адресовано. Было ли оно о самоубийстве? Переходя в папку отправленных, я оглядываюсь, как будто на меня кто-то смотрит. Но, разумеется, никого нет.

Это оказывается не предсмертное послание. Оно было составлено за два дня до смерти, и, как мы все знаем, настроено на отправку через день после смерти. А после него она написала еще целую кучу сообщений, в том числе и в библиотеку: Мэг пыталась оспорить штраф за просроченную книгу. Она что, знала, что скоро умрет, и все равно переживала из-за библиотечного штрафа?

Как так можно? Как люди принимают подобные решения, пишут подобные письма, а потом живут как ни в чем не бывало? Если ты на такое способен, нельзя ли и дальше жить как ни в чем не бывало?

Я открываю еще одно из отправленных. Вот что она написала Скотти на той же неделе, когда покончила с собой: «Привет, Рантмайер, я тебя обожаю. И это навсегда».

Было ли это прощание? Может, она и мне что-то такое написала, что я пропустила?

Я прокручиваю дальше, и вот что странно: за неделю, предшествующую смерти, Мэг написала очень много, но за ней следует огромный полуторамесячный перерыв, а потом с конца января снова идут письма.

Я уже снова собиралась все закрыть, как увидела письмо, отправленное на адрес [email protected] за несколько дней до смерти. Чуть-чуть поколебавшись, я открываю.

Больше тебе обо мне беспокоиться не придется. ☺

Это уже другое прощание, и, несмотря на веселую рожицу, я ощущаю, что у нее разбито сердце, что она чувствует себя отверженной и пораженной – подобные вещи у меня никогда не ассоциировались с Мэг Гарсиас.

Я возвращаюсь в ее входящие и принимаюсь искать письма от этого bigbadben. Переписка тянется до осени, первые сообщения совсем коротенькие и полны острот, такой однострочный стеб – по крайней мере с его стороны. Ее ответов я не вижу, лишь его реплики, потому что он каждый раз обрезал ее письма. Переписка началась после того, как Мэг впервые попала на его выступление, всякое «спасибо, что пришла на концерт, спасибо за комплименты моей дерьмовой группе» – деланое самоуничижение, которое раскусил бы и шестилетний. Также написано, когда следующие концерты.

Затем тон делается более дружеским, после чего начинается флирт: в одном сообщении он дает ей прозвище Безумная Мэг, в другом рассуждает о ее электрических говнодавах (наверное, имеются в виду ковбойские ботинки из оранжевой змеиной кожи, которые моя подруга нашла в Гудвиле и носила, не снимая). Еще в паре писем он снова называет ее чокнутой, так как любому известно, что Кит Мун[9] – однозначно лучший барабанщик на свете. И еще несколько реплик на ту же тему рока, вокруг которой Мэг могла флиртовать днями.

Но потом тон резко меняется. «Все нормально. Мы остаемся друзьями», – пишет он. Но дискомфорт ощущается даже здесь, за три шага и четыре месяца. Я перехожу в отправленные, чтобы посмотреть, что она ему написала: вижу начало переписки, треп про Кита Муна, но чем вызваны более поздние письма – нет, там снова выдран кусок. Почти весь январь и февраль. Странно это.

Я возвращаюсь к письмам Бэна. Еще в одном говорится: «Не парься из-за этого». В другом он просит так поздно не звонить. Еще в одном не особо убедительно повторяет, что да, они все еще друзья. Еще в одном спрашивает, не она ли взяла у него майку с «Madhoney»[10], и если да, то пусть вернет, потому что она отцовская. Затем я читаю одно из последних его писем. Одно предложение, но такое жестокое, что у меня кровь в жилах от ненависти к этому Бэну МакКаллистеру леденеет: «Мэг, отстань от меня».

Вот она и отстала. Да уж.

Вчера я видела большую, аккуратно сложенную, черно-бело-красную футболку. Поскольку я ее не узнала, бросила в кучу вещей на отдачу. Я хватаю ее – там написано «Madhoney». Его драгоценность. Даже этого не захотел ей оставить.

Я возвращаюсь к ноутбуку и яростно строчу Бэну новое письмо из ящика Мэг с темой «Возвращение из мертвых».

«Твоя драгоценная футболочка воскресла. А в остальном на чудеса и воскрешения есть предел».

Письмо я не подписала и отправила, не успев подумать. Сожалеть об этом я начинаю через целых тридцать секунд и тут вспоминаю, почему вообще ненавижу электронную почту. Когда пишешь письмо, например, отцу, можно исписать кучу страниц, как тебе кажется, важными вещами, поскольку ты даже не знаешь, где он живет, а если бы и знала, то на поиски конверта с маркой ушла бы уйма времени, к которому ты это письмо уже успеешь разорвать. А потом в один прекрасный день ты находишь его электронный адрес, подходишь к компу с Интернетом, где уже такого мягкого тыла нет, пишешь все, что чувствуешь, и жмешь на «отправить», не дав себе шанса отговорить себя от этого поступка. А потом ждешь, и ждешь, и ждешь, а ответа все нет, и то, что было для тебя важным, оказывается ерундой. И ты понимаешь, что не стоило этого говорить.

Мы с Элис обклеиваем все улицы Такомы рядом с колледжем объявлениями про котят. Затем ей приходит в голову умная мысль расклеить их в понтовом магазине здорового питания, где затариваются богачи. Мы садимся на автобус, и по пути она мне рассказывает, что магазин не относится к сети «Хоул Фудз», но, возможно, и его тут скоро откроют. На мое «восхитительно» Элис, не уловив сарказма, отвечает «да», и я поворачиваюсь к окну в надежде, что она заткнется.

Поездка оказывается неудачной, потому что менеджер запрещает нам расклеивать там объявления, так что мы просто вручаем их богатеньким покупателям с пакетами из макулатуры, и они все смотрят на нас так, словно мы раздаем бесплатный крэк на пробу.

Возвращаемся мы после пяти, и даже бодрая Элис уже поникла. А я в ярости и отчаянии. Я не ожидала, что пристроить котят так сложно, и у меня такое ощущение, что надо мной зло подшутили, и Мэг смогла посмеяться надо мной последней.

В доме пахнет готовкой – точнее, непривычным и неприятным сочетанием специй, которые вместе обычно не используются: карри, розмарин и чрезмерное количество чеснока. На диване я снова вижу Дерево с пивом.

– Я думала, ты уже уехала, – холодно говорит она.

Элис крепит объявление на доске у двери рядом с большой рекламой завтрашней встречи «Линии жизни». И объясняет Дереву, что я пытаюсь найти дом для Раза и Еще Раза.

Дерево кривится.

– Что, ты что-то против котят имеешь? – спрашиваю я.

Она морщит нос.

– Раз и Еще Раз. Клички какие-то пидорские.

– Я бисексуалка, так что мне не особенно нравится, как уничижительно ты используешь этот термин, – Элис пытается ее раскритиковать, но каким-то образом у нее это выходит все равно слишком жизнерадостно.

– Ну извини. Я понимаю, что это коты погибшей, но имена все равно пидорские.

С такими заявлениями Дерево похожа не столько на хиппи, сколько на обычное быдло из нашего городка. За это я ненавижу ее одновременно и еще больше, и меньше.

– А тебе какие клички больше нравятся? – спрашиваю я.

– Мне – Тик и Так. Я про себя их так и называю.

– А что, по-твоему, Раз и Еще Раз – плохо? – в грязном фартуке и с деревянной ложкой в руке появляется Упоротый Ричард. – Я думаю, что надо назвать их Ленни и Стивом.

– Это не кошачьи имена, – говорит Элис.

– Почему это? – недоумевает Упоротый Ричард, поднимая ложку, содержимое которой как раз и излучает тот странный запах. – Кто хочет попробовать?