Я без ума от французов (СИ) - Страница 6

– Не похожи, – резюмирует Цицеро, возвращая пинок. – Не жалко будет, если что случится.

– Простите, что? – Селестин поднимает взгляд и вежливо улыбается. Он тоже говорит на итальянском, но не так бегло, как остальные члены семьи: он почти не покидает Францию.

– Ничего, – успевает вставить Тиерсен перед тем, как Цицеро снова открывает рот. – Мы устали, это была… долгая дорога. Так что давай к делу.

– Действительно, – Селестин определяется с выбором и жестом подзывает официанта. – И для начала ты расскажешь мне о своей новой работе. И, надеюсь, опыт предыдущего раза научил тебя тому, что я проверяю информацию.

– Мог бы и не напоминать, – Тиерсен следом за ним тоже называет что-то французское и совершенно непроизносимое официанту и, поймав растерянный взгляд Цицеро, кивает на него, говорит что-то еще и улыбается. Цицеро снова расслабляется и устраивается на мягком стуле удобнее, оглядываясь по сторонам. Братья все равно говорят на французском, и он ничего не понимает. К тому же все, что мог, он уже сделал, предоставив Тиерсену в полное пользование восстановленную по памяти записную книжку с самыми разнообразными контактами.

Когда приносят вино и легкий ужин, становится чуть веселее. По крайней мере, Цицеро может смотреть в тарелку, а не на лицо Селестина, которое ему уже надоело: это лицо дельца, в сердце которого нет места ни вере, ни страсти, ни чему еще интересному. Зато Селестин сам пару раз удивленно поглядывает на Цицеро, когда тот начинает шумно царапать тарелку вилкой в погоне за очередным маленьким помидором: это не то чтобы необходимо, но хотя бы не так скучно.

Цицеро весь изводится, пока братья неторопливо что-то обсуждают, и заказывает еще вина, щелкнув по бокалу, деловито кивнув на него и надеясь, что официант его понял, пару раз отходит в туалет, корча себе рожи в зеркале, и просто ерзает на стуле. Проходит уже около двух часов, когда разговор переходит на слегка повышенные тона. Цицеро прислушивается с любопытством, больше к интонациям, чем к незнакомым словам, опустошая уже пятый бокал, и вздрагивает, когда Селестин, вдохнув глубоко и прикрыв на секунду глаза, вдруг поворачивается к нему, снова улыбаясь.

– Вам не скучно? – спрашивает на итальянском с акцентом. – Мы с братом увлеклись обсуждением наших дел и забыли о приличиях. Я же правильно понимаю, что вы совсем не говорите по-французски?

Цицеро открывает рот, чтобы отметить, что наконец-то и на него обратили внимание, но Тиерсен снова его перебивает.

– Я же уже говорил тебе, что мой компаньон говорит только на итальянском.

– А вы давно знакомы с месье Тома? Тиерсен сказал, что именно вы порекомендовали его, – Селестин не обращает внимания на брата, и Цицеро замирает на секунду, почти сразу улыбаясь и начиная вдохновенно врать. Он использует все то, о чем они говорили с Тиерсеном, придумывает на ходу десяток правдоподобных историй, отметая девять из них, и без особых проблем отвечает на новые и новые, напоказ невинные вопросы Селестина. Пока не начинает утомляться: это все больше походит на вежливый допрос. И, хотя Тиерсен часто говорит за Цицеро, маленькому итальянцу все равно не нравится этот разговор, ему хочется сжать колено старшего Мотьера под столом и как-нибудь неприятно пошутить, но он понимает, что за это Тиерсен точно рассердится на него очень сильно. Поэтому он только облегченно выдыхает, когда братья опять начинают вяло переругиваться.

Наконец Тиерсен поднимается и явно недовольно жмет руку брата. Селестин пожимает плечами и касается руки Цицеро коротко, едва сжав пальцы. И, разумеется, они холодные, будто его только из могилы вырыли. Цицеро передергивает плечами и торопливо шагает за Тиерсеном, пробормотав что-то вроде не самого вежливого прощания на итальянском. Его сейчас волнует только то, что Тиерсен видимо очень рассержен или расстроен, по нему не разберешь, и, когда они садятся в машину, Цицеро думает, что его надо будет развеселить. Потому что гнев ли, уныние ли – все одно грех, а Тиерсену ни в коем случае нельзя грешить.

Гостиничный номер довольно маленький, и кровати в нем узкие, поэтому когда Тиерсен падает на одну из них лицом в подушку, Цицеро ничего не остается, кроме как сесть прямо на него и погладить нерешительно лопатки под тонким джемпером.

– У тебя ведь богатый опыт разнообразных поджогов, верно? – Тиерсен спрашивает, не поднимая головы, но не раздраженно, просто немного устало.

– Да, Тиерсен, – Цицеро отвечает осторожно, наклоняясь, проводя ладонями по его спине.

– Нам нужно будет кое-что поджечь, о’кей?

– Может быть, еще и кого-нибудь? – Цицеро почти касается губами уха и шепчет, хихикая.

– Пока что-нибудь. Но считай это нашей… первой официальной работой. Правда, Сел пока не знает, что мы с ним… уже как бы заключили контракт. Но, поверь мне, он будет благодарен. По крайней мере, приличное жилье мы точно будем иметь, – Тиерсен молчит немного, расслабляясь под поглаживающими движениями. – Ладно, но до этого надо еще многое сделать. Принеси мне свои бумаги, пожалуйста, я пока почитаю их.

Цицеро поднимается и идет за чемоданом. Среди его книг, тех, которые он оставил, находится одна в заказанном Тиерсеном переплете, довольно потрепанном – они с полчаса натирали его соленой щеткой, – с мудреным и совершенно скучным заглавием на итальянском. Тиерсен берет ее и ищет по памяти нужное место, пролистывая потертые страницы. Цицеро снова садится на него, смотря через плечо и задирая джемпер, поглаживая горячую кожу.

– В последнее время ты меня иногда пугаешь, – Тиерсен улыбается. – Я о том, что обычно ты не делаешь ничего приятного просто так. Не скажешь мне, почему вдруг решил стать таким заботливым?

Цицеро недовольно передергивает плечами: он ненавидит говорить о таких вещах и поэтому только разминает уставшие мышцы, надавливая пальцами вдоль позвоночника.

– Нет, меня все устраивает, сердце мое. Но, если ты что-нибудь хочешь, лучше скажи вслух: даром телепатии я пока не обзавелся.

– Это не… – маленький итальянец подбирает слова, ему неудобно и неуютно, – не как Цицеро что-то нужно. Тиерсен делает что-то Цицеро, Цицеро делает что-то Тиерсену.

– Взаимовыгодный обмен? Ладно, тогда я могу быть спокоен, – Тиерсен поднимает брови, вчитываясь в инструкцию по изготовлению взрывчатки: он изучал все это не особенно внимательно, просто сшивая листы примерно по схожим категориям. – Хотя стоп, подожди. Не хочу себя сильно хвалить, но вообще-то я делаю для тебя “что-то” уже четыре года.

– Но теперь Тиерсен делает то, чего Цицеро на самом деле хочет, – маленький итальянец снова наклоняется и нежно полизывает его шею.

Тиерсен оборачивается и коротко касается его губ своими.

– И, знаешь, мне чертовски нравится это делать. Даже без массажа. Хотя с массажем еще больше. Но вернемся к работе, раз она теперь у нас есть. Тут проблема вот в чем: Сел не против дать денег, но не сейчас. У него какие-то проблемы с конкурентами, Тевьенами. Это их прелестную дочурку, кстати, я лишил счастливого будущего вместе с жизнью в свое время, если ты помнишь. В общем, отношения у наших семей не складывались еще до этого, а уж после… Так что я не думаю, что должен испытывать какое-то чувство вины по поводу того, что собираюсь сделать… И я не очень разбираюсь во всех тонкостях этого проклятого семейного бизнеса, но если мы устроим поджог на одном из складов и подставим Тевьенов, у Села кончатся проблемы и появятся деньги, а это самое главное.

– А можно Цицеро убить кого-нибудь? – голос смешливый и деланно выпрашивающий.

– Никакой стрельбы. Но если ты немного переусердствуешь, когда будешь вырубать охрану… – Тиерсен смеется.

Цицеро тоже хихикает.

– И как Тиерсен собирается все это делать? – спрашивает он низковато, разминая лопатки, задирая джемпер Тиерсена до подмышек.

– Понятия не имею. Вот бы спровоцировать самих Тевьенов на что-нибудь подобное… И не забывать о том, что в этой семье меня хорошо знают в лицо…

– А Тиерсен настолько глуп, чтобы показывать лицо? – Цицеро снова хихикает, покусывая его ухо.