Я без ума от французов (СИ) - Страница 136

– И я не знаю, насколько можно так делать, – Селестин берет третий сверток со стола. – Это наверняка нарушает какие-то правила дарения подарков, но… Я бы хотел, чтобы эта вещь принадлежала тебе, Цицеро, – он протягивает сверток маленькому итальянцу, и тот подозрительно берет его, быстро стягивая бумагу, не отводя от лица Селестина внимательного взгляда. Опускает его, только когда натыкается пальцами на вытянутый ящичек, деревянный, гравированный. И быстро снимает крышку, расщелкивая немудреный замок. – Этот – парный к кинжалу Тиерсена, – Селестин говорит сдержанно, когда Цицеро достает искусный клинок, смотря на него с неясными, смешанными чувствами. – Он был моим столько лет, но я подумал, что в твоих руках он принесет куда больше пользы, чем пылясь в сейфе, – Цицеро поднимает взгляд, но даже не собирается размыкать губы, и Селестин чувствует себя неуютно.

– А я говорила, что благодарность в комплект не входит, – Приска берет ситуацию в свои руки, чувствуя быстро нарастающее напряжение, которое может сорваться в любую секунду. – Знаешь, мы пока действительно найдем твоего приятеля, Тир, и разложим вещи. А потом вернемся, – она деловито берет Селестина под руку. Но Цицеро не кричит. Ни им вслед, ни когда кухня уже пуста. Он даже не двигается резко, только проводит пальцами по кромке лезвия.

– Он не пробовал крови наверняка лет сто, – Цицеро гладит кинжал и не вздрагивает, когда Тиерсен подходит к нему со спины и обнимает за живот, глядя на клинок, который столько времени не видел.

– Наверняка, – соглашается Тиерсен.

– Цицеро хотел такой… давно, – маленький итальянец вздыхает и кладет ящичек на стол, вынимая клинок и прокручивая в пальцах. – Но теперь у Цицеро полно оружия, какое он только захочет.

– Хочешь – вернем его Селу, – Тиерсен пожимает плечами. У него еще много дел, но он всегда найдет минуту поговорить со своим Цицеро.

– Ну не-ет! – Цицеро резко, жадно, захлебывающеся смеется, откидываясь на плечо Тиерсена. – Это же подарок! А милый Цицеро умеет принимать подарки!

– Значит, тебе нравится? – Тиерсен прижимает его к себе сильнее, и ему слегка больно под ребрами от этого смеха.

– Нравится? – выдыхает Цицеро, запрокидывая голову, поворачиваясь чуть. – А как Тиерсен думает?

– Я не знаю, – тихо говорит Тиерсен.

– Это все… – Цицеро сжимает губы на секунду, – сложнее, чем Тиерсен думает. Но Цицеро что-то совсем расклеился, – он снова ухмыляется, отстраняясь от Тиерсена, но тот знает, что это всего лишь еще один виток истерики, у которой за четыре с лишним года так и не обнаруживается конца. – Вчера Тиерсен не разрешил Цицеро попробовать ничего, ничегошеньки из сладкого, – маленький итальянец легко переключается или делает вид, что переключается, – но сегодня-то уже Рождество! И Тиерсен ведь отрежет Цицеро ну хоть веточку от того поленца, из-за которого бедный Цицеро сегодня всю ночь слюну глотал и уснуть не мог?** – его тон смешлив, но Тиерсен хорошо видит в желтых глазах какую-то невыносимую тоску. И подходит ближе, говоря негромко, перебивая все обманки и игры:

– Я с тобой. Каждый из этих ебаных дней, до тех пор, пока они не кончатся, – подходит совсем близко, прижимая Цицеро поясницей к обеденному столу. – В горе и в радости, – усмехается горько, кладя обе ладони на столешницу. И Цицеро смеется:

– Тупой Тиер, – ему в губы, поднимаясь на носках.

Тиерсен подхватывает его под бедра, сажая на стол, глубоко целуя, сжимая волосы, давая обхватить за спину. И пусть густой соус шипит, стекая тонкой струйкой по стенке кастрюли. Упирающаяся в позвоночник рукоять кинжала, горькая – как и каждый из этих дней – слюна и красные, горящие огнем щеки под пальцами Тиерсену сейчас куда важнее.

– Ну что, добро пожаловать в Дюнкерк! – Тиерсен останавливает машину на стоянке, выбрав такую, чтобы до центра можно было дойти пешком, но не пришлось идти слишком долго.

– Добро пожаловать в ад, – Цицеро с сомнением смотрит на припорошенный снегом асфальт и поднимает воротник пальто выше перед тем, как открыть дверцу машины. – Ти обещал, что повезет Цицеро кататься на лыжах и в Альпы, а не по асфальту и в Дун-керк! – он сразу поскальзывается на какой-то ледышке, хватаясь за капот, и капризно морщится.

– Не капризничай, – Тиерсен тоже вылезает наружу и закрывает машину. – У нас здесь есть одно дело, а на Новый год обязательно поедем в Альпы. Будут и лыжи, и горячий шоколад с зефиром каждый день.

– Цицеро бы не отказался от шоколада и сейчас, – маленький итальянец быстро начинает дрожать в своем тонком пальто. Утром для него было достаточно солнечно, а во второй половине дня небо затянули тучи, и Цицеро откровенно холодно.

– Закончим с делом и пообедаем где-нибудь. Здесь наверняка найдется какое-нибудь приличное место, – Тиерсен щурится от легкого колючего ветра, подставляя Цицеро локоть.

– Неважно, – тот быстро хватается за его руку. – Главное, чтобы там был шоколад.

Тиерсен ощущает, как Цицеро крупно вздрагивает раз, держа его под локоть, чтобы не упасть, когда они подходят уже близко к центру, и до нужного места остается всего пара улиц.

– Что-то не так, сердце мое? – негромко спрашивает Тиерсен.

– Это… странное место, Ти, – Цицеро явно беспокоится отчего-то. – Почему мы приехали именно сюда, сюда, не куда-то еще?

– У меня здесь одно дело, я же говорил, – вообще-то Мария рассказала Тиерсену о Дюнкерке достаточно давно, но он сначала передвигаться мог только с тростью, а потом был так занят рождественскими хлопотами, что оставил посещение этого странного прибрежного города на самый конец декабря. – А ты что-то… ты уже был здесь?

– Что здесь за дело, Ти? – Цицеро останавливается резко и спрашивает требовательно, отнимая руку и оглядываясь. – Что здесь за дело?! Говори! – он касается ближайшей стены раскрытой ладонью и сильно повышает голос.

– Не кричи, – Тиерсен подходит и грубовато берет Цицеро за плечо, разворачивая к себе. – Я видел это место во сне. А ты?..

– Что ты видел, Тиер-рсен?! – Цицеро хватает его за плечи больно, требовательно.

– Я… – Тиерсен даже теряется от такого напора. – Я не знаю. Я видел город. И какую-то гостиницу. И… – он не решается заговорить о Марии сейчас, они и так привлекают внимание. – И я был там.

– И?! – Цицеро очень напряжен, и Тиерсен не знает, что ответить.

– И все. Я не знаю, что здесь должно быть, но надеялся, что мы это выясним. Это как-то связано с… моим прошлым, – Тиерсен отвечает расплывчиво. – И во сне это было не как сон, скорее как видение. Очень четкое видение. А я как-то привык доверять видениям в последнее время. И решил съездить сюда, посмотреть, проверить… А с тобой что? Почему ты так беспокоишься?

– Цицеро тоже видел это во сне, – выдыхает маленький итальянец, чуть разжимая хватку и отворачиваясь.

– Ты… И что?

– И все, – Цицеро повторяет так же, как сказал Тиерсен. – Просто гостиницу.

– Это становится все интереснее, – задумчиво говорит Тиерсен, чувствуя собственное почти мальчишеское увлечение происходящим, которому так сложно противиться. – И это точно не просто так. Ну что, мы будем говорить об этом или все-таки пойдем посмотрим? – он аккуратно снимает ладони Цицеро со своих плеч, снова подставляя ему локоть.

– Посмотрим, – как-то неуютно говорит Цицеро, вцепляясь сильнее в его руку. И Тиерсен обратил бы на это все больше внимания, но его виски мягко начинают пульсировать, и у него нет терпения останавливаться.

Проникнуть в гостиницу со входа для персонала им не составляет труда, хотя Тиерсен и беспокоится из-за ярко-красного, приметного пальто Цицеро. Но тот только усмехается и замечает, что это все чушь собачья для тех, кто не умеет прятаться. По мнению Цицеро, город на то и город – пестрый, блестящий, живой, что в нем можно спрятаться и в мягком темном трикотаже, и с раскрашенным ярко лицом. И Тиерсен не спорит с ним, он привык доверять Цицеро в таких делах. Хотя они могли бы войти и с парадного входа, и даже снять номер, почему нет, но Тиерсен не хочет, чтобы к ним приставили какого-нибудь кудрявого мальчика в широкой форме, который будет липнуть к ним от первого этажа до последнего.