Я без ума от французов (СИ) - Страница 133

Изменить размер шрифта:

Элизабет сразу поднимает пистолет и щурится, стреляя несколько раз. Цицеро смеется громко, сжимая ее плечо и резко поднимая свою беретту. Ему требуется два выстрела, чтобы разбить тарелку, когда та уже начинает падать.

– Ты тоже сможешь так когда-нибудь, малышка. Может быть, – он самодовольно улыбается, и Элизабет смотрит на него с легкой завистью, но терпеливо поворачивается к снеговику.

– Мне надо больше тренироваться, – отвечает она с детскими упорством и готовностью хоть днями напролет заниматься интересным делом. И последней пулей под восторженный крик Цицеро сбивает снеговику часть головы.

– Надо будет купить тарелочек для стрельбы, – отмечает Тиерсен, закрывая окно и возвращаясь к готовке. – А не то они перестреляют всю посуду, будем сразу из кастрюль есть.

Альвдис хмыкает и дорезает еще немного лука, вмешивая его в соус. В процессе обучения Элизабет уже пострадало достаточно мебели, и Тиерсен ввел строгий запрет на стрельбу в доме, за исключением подвала, но Цицеро все равно с завидной периодичностью таскает из дома разные вещи, которые могут сойти за мишени. И хотя Альвдис до сих пор рада видеть этих странных людей рядом, она, несомненно, счастлива и тому, что, когда истечет необходимый срок для получения Приской наследства, они с Лодмундом переедут в собственную квартирку в Орийаке. Потому что просыпаться под звуки выстрелов Альвдис все-таки малость поднадоело, да и вообще в доме стало в последнее время слишком шумно и многолюдно, и необходимость в уединении четко чувствуется у всех них, свободолюбивых и своевольных.

– Так, здесь колбасы и белое вино, – Лодмунд заходит на кухню с ящиком и ставит его на край разделочного стола. Тиерсен скидывает каштаны в миску и отряхивает руки о передник, с любопытством подходя ближе. Конечно, Тиерсен сам делал эти колбасы, да и о том, какое вино у них есть в кладовой, он отлично осведомлен, но сверить все лишний раз не помешает. Это самому Лодмунду все равно, какое вино подавать к закускам, а какое – к мясу, а вот Тиерсен привычно читает этикетки, расставляя бутылки в каком-то ему одному ведомом порядке: у французского рождественского стола свои правила, и лучше не мешать французам их соблюдать.

– Может быть, ты отдохнешь? – спрашивает Лодмунд у Альвдис, пока Тиерсен увлеченно выстраивает целую композицию из бутылок, ловко сортируя их и меняя местами. – Ты и так весь месяц не высыпалась.

– Поставим гуся – и сразу отпущу твою Альвдис, фуа-гра займусь уже сам, – Тиерсен абсолютно доволен проделанной работой, достает из ящика колбасы и возвращает его Лодмунду. – Так, мне нужно еще несколько бутылок игристого вина, не забудь про розовое, черносливового, которое я делал, и еще ратафии… – Лодмунд смотрит на Тиерсена с явным осуждением, и тот согласно кивает: – Да, ратафия и остальное в следующий раз.

– Все в порядке, Лод, – Альвдис ловит очередной беспокойный взгляд и улыбается. – Сегодня же Рождество, как я могу оставить Тира одного? Да и готовка – это не работа. И я рада хоть чем-то заняться, лишь бы кисти больше в руках не держать, – она смеется и ставит соус на плиту.

– Кстати, вы уже упаковали свой подарок? – отвлеченно спрашивает Тиерсен, раскладывая гуся на столе. Несмотря на собственную занятость, Тиерсен не забывает напоминать другим о разных мелочах, список которых постоянно держит в голове.

– О Господи, Альвдис, конечно, мы же забыли упаковать подарок! – Лодмунд взмахивает руками и через секунду снова смотрит на Тиерсена скептично. – До вечера еще полно времени, Тир. Не паникуй.

– Я не паникую, – Тиерсен вздыхает и начинает фаршировать гусиную тушку. – Но такую красивую вещь стоит хорошо упаковать. У нас еще оставалась бумага…

– По-моему, тебе тоже не помешает отдохнуть перед вечером, – осторожно говорит Альвдис, переглянувшись с Лодмундом.

– Ты работала над ней месяц, – Тиерсен как будто ее не слушает.

– Да уж, с такой… необычной натурщицей это было трудновато, – Альвдис тихо смеется. – До сих пор не по себе, если честно, – Лодмунд бросает на нее необыкновенно нежный взгляд, но Тиерсен делает вид, что ничего не замечает.

– Но у тебя отлично получилось, несмотря на все… трудности, – Тиерсен усмехается, продолжая начинять гуся. Ему даже не приходится вспоминать – это было совсем недавно, совсем недавно он усаживал Марию в кресло и под ее смешливым, внимательным взглядом пытался со всем своим косноязычием описать ее лицо Альвдис. Мария смеялась над его словами и ядовито спрашивала, неужели ее нос действительно похож на пуговицу, а рот – на какой-то земной орех. А потом ей надоело, и она поднялась резко, откидывая платок с головы, заставив Альвдис закричать от неожиданности и бросить карандаш. И после Лодмунд, который внимательно наблюдал за происходящим, приводил Альвдис в чувство, сбивчиво ругаясь, а Мария передавала Тиерсену скупые извинения для нее. Но через несколько часов, за которые Альвдис успела не только прийти в себя, но и расспросить Тиерсена о Марии подробно, карандаш снова лег в пальцы. И теперь, больше месяца спустя, изысканный портрет маслом стоит на закрытом мольберте в спальне Лодмунда и Альвдис, готовый как раз к Рождеству.

– Я понимаю, что это было необходимо, – Альвдис мягко улыбается. Она тоже помнит кое-что, но кое-что другое. То, как через день после приезда Тиерсена из Италии она проснулась утром от совершенно истеричных криков на втором этаже. И картину, которую они с Лодмундом, раздетые и растрепанные, увидели наверху, Альвдис тоже отлично помнит. И то, как закутанный в халат Цицеро с визгливым: “Ложь! Ложь! Ложь!” резал кинжалом развешанные по стенам иконы, и то, как даже не прикрытый Тиерсен с явным усилием, кривясь от боли и едва стоя на ногах, пытался удерживать его руки. Альвдис помнит, как Тиерсен закричал на них: “Пошли вон отсюда!”, обхватывая Цицеро за шею и под грудью, сам чуть не падая. И Альвдис помнит, как они стояли под дверью – оставшийся в доме Джохар предусмотрительно поймал Элизабет на лестнице и увел завтракать – и слушали, как злые и бранные крики перешли в отчаянные, несдержанные рыдания.

Альвдис осмелилась постучать, и они с Лодмундом зашли еще нескоро, и в ее памяти очень хорошо запечатлелось то, как отчаянно, совершенно слабым жестом Цицеро вцепился Тиерсену в плечи, прижимаясь к его шее и глухо, как-то абсолютно безвыходно рыдая, едва набирая воздуха для новых, по-звериному воющих звуков. Они оба сидели на полу, и Тиерсен крепко прижимал Цицеро к себе, даже не шевелясь, неудобно согнув больную ногу, и целовал его плечо и шею. Он мотнул головой, заметив Лодмунда и Альвдис на пороге и, не отпуская спину Цицеро, одними губами сказал им: “Идите”, снова возвращаясь к успокаивающим поцелуям, к тихим “тш-ш” на одних выдохах.

Альвдис хорошо запомнила это и после, когда Тиерсен хорошо напоил Цицеро чаем с коньяком и уложил его в гостиной, требовательно обратилась к нему за объяснениями. И не отказалась выпить коньяка сама, когда тот ей их предоставил. А потом, тем же вечером, когда Цицеро развел в саду костер и с каким-то диким упорством выбрасывал из окна, а потом дотаскивал до пламени все иконы, распятия, святые книги и свечи, Альвдис очень хотелось помочь и ему, и даже не пытавшемуся его останавливать Тиерсену. Потому что сам Тиерсен плюнул на все и после еще одного витка скандала просто улегся в гостиной с кружкой шоколада, накрылся одеялом и включил музыку, чтобы не слышать того, как шумно Цицеро топал по лестнице и галерее.

Элизабет с Джохаром присоединились к Тиерсену скоро, и они весь вечер играли в безик, и именно Альвдис вынесла усевшемуся у костра Цицеро плед и термос с кофе. Она приготовила ему корретто, о котором вычитала в одной из кулинарных книг, купленных в их с Лодмундом отпуске. И пила его вместе с Цицеро, молча смотря в огонь. Альвдис с трудом могла понять его тогда, даже, наверное, вовсе не могла, поэтому ничуть не удивилась, когда Цицеро просто поднялся, сбросив плед, и ушел домой. Он явно хотел то ли побыть один, то ли просто не быть с Альвдис, но, в любом случае, Джохар, который знал его куда лучше многих, по-хозяйски отправил Элизабет спать и сам живо убрался из гостиной, как только Цицеро пришел туда. Маленький итальянец тогда опустошенно забрался под одеяло к Тиерсену, и они так и остались в гостиной на ночь, и Альвдис запретила Лодмунду вмешиваться, хотя почти до утра и было невозможно уснуть из-за хнычущих стонов и больных, хриплых криков.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com